Ночь и город
Ночь и город читать книгу онлайн
Гарри Фабиан любит выдавать себя за гангстера, но в действительности он — мелкий мошенник, мечтающий открыть бойцовский клуб в Лондоне и разбогатеть на боях без правил. Жалких заработков его подружки-проститутки для того, чтобы начать дело, явно не хватит. У Фабиана есть неделя, чтобы собрать необходимую сумму, и для этого он готов пойти на все, хитростью и шантажом вовлекая в орбиту обмана многих людей. Но Фабиан не подозревает, что судьба в обличье полицейских, очищающих улицы от преступных элементов накануне коронации Георга VI, уже затянула его в свой водоворот.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— К Липскому, на Бишопгейт, — сказал Фиглер водителю.
Пока стулья загружали в фургон, Фиглер доехал на такси до банка и положил на свой счет чек, выписанный в «Эплтон». Затем позвонил Пинкусу.
— Слушай, Пинкус, стулья уже у меня в фургоне. Куда их доставить — прямо к твоему складу или куда-то еще? Ну, не тяни, я очень спешу… Ладно, жди меня у склада с чеком наготове, я приеду через полчаса.
Они встретились у склада. Пинкус оглядел стулья с явным удовлетворением, которое он выразил следующим образом:
— Так… Значит, ты меня все-таки не надул.
— Надул?! Да ты должен на коленях меня благодарить! — возмутился Фиглер.
— Вот, держи чек, — сказал Пинкус, — сто шесть фунтов.
— Сто шесть фунтов и четыре шиллинга!
— А, дались тебе эти четыре шиллинга! Вот, держи сигару, и хватит об этом! — И с этими словами Пинкус выудил из жилетного кармана помятую и потрескавшуюся «Ромео и Джульетта», которую Фиглер моментально узнал: эту же самую сигару он подарил Пинкусу четыре месяца назад.
Фиглер дотащился до чайной, тяжело опустился на стул и принялся записывать что-то в свою драгоценную книжку.
Он купил три гросса стульев за сто двадцать фунтов и продал их за сто шесть. Он купил яиц на сорок фунтов и продал их за тридцать пять. Его потери составили девятнадцать фунтов. Девятнадцать! Плюс аренда фургона, плакат, телефонные звонки, такси и тому подобное — получается около двадцати одного фунта.
И что же предпринял Фиглер в такой непростой ситуации?
Он поступил очень умно, решив начать все сначала. У него на руках было ровно сто фунтов. С этим капиталом он намеревался открыть борцовский клуб. Он был должен Липскому шестьдесят фунтов и сорок — компании «Ликвид-Голд». Когда придет время платить по счетам, он купит в кредит, ну, скажем, полдюжины роялей, продав которые он сможет погасить долги. Затем, по мере укрепления доверия к его персоне и восстановления репутации, он всегда сможет рассчитывать на партию товара у Липского или в «Ликвид-Голд», а этот товар поможет ему расплатиться с продавцом роялей. К тому времени мистер Голд наконец избавится от своих десяти тысяч сигар, а это будет только на руку Фиглеру — и таким вот образом он сможет безбедно существовать долгие годы, будучи все время в долгу, запуская руку в карман одному, чтобы расплатиться с другим, роя одну яму, чтобы закопать другую, сохраняя доброе имя и какую-то сумму денег на счету в банке, и все посредством бумажек и потока слов.
Бесчисленные торговцы лезут из кожи вон во имя поддержания собственной репутации, используя методы, ничем не отличающиеся от методов Фиглера.
— Чай, — сказал Фиглер официантке, — два яйца-пашот на тосте и сдобную булочку; и если ты, милочка, хочешь увидеть человека, который надрывался как проклятый, зарабатывая на кусок хлеба, то этот человек перед тобой!
В тот же вечер ровно в половине одиннадцатого Фиглер встретился в Фабианом и показал ему чек.
— Ты сказал, наличные, — проговорил Фабиан.
— Послушай-ка, юноша! — сказал Фиглер. — Ты мне уже порядком надоел. Только и твердишь: «наличные, наличные, наличные». Деловой человек не ходит по улицам с карманами, набитыми деньгами! Чем плох мой чек? Да и зачем мне наличные? По-твоему, бизнес — это скачки? Здесь все основано на доверии. Весь мир основан на доверии!
— Ладно, ладно, ладно!.. Слушай, Фиглер, я осматривал помещения и нашел одно классное место на Риджент-стрит…
— Риджент-стрит! Тьфу! Слушай меня. На Бристоль-сквер сдается шикарный подвал, тридцать шиллингов в неделю. Они согласны на двадцать пять. Вместе с ванной. Что еще тебе надо?
— А ванная с душем?
— Я могу приладить резиновый шланг всего за семь…
— Ладно. Еще я наведался сегодня к Смиту и взял у него каталог. Нам понадобятся маты, снаряды и прочее…
Фиглер разорвал каталог, даже не взглянув на него:
— Смит! Тьфу! Я могу достать точно такой же товар вдвое дешевле. И потом, чем плохи подержанные маты с новыми чехлами? Зачем тебе обязательно новые?
— А мебель…
— Предоставь это мне. Лучше побеспокойся о борцах.
— Я могу найти хороших парней по дешевке.
— Зал?
— Для начала снимем «Олимпию» в Марилебон.
— Персонал?
— Я говорил с ребятами. Никаких проблем. Слушай, а как мы себя назовем?
Фиглер пожал плечами — это его не заботило.
— Фабиан и Фиглер.
— Тьфу!
— Фиглер и Фабиан?
— Тьфу!
— Чемпионы Фабиана!
— Годится.
— Звучит неплохо, а? Чемпионы Фабиана. Клянусь Богом, — восторженно вскричал Фабиан, — звучит просто здорово!
— Ладно, пусть будет «Чемпионы Фабиана».
Мимо их столика прошла девушка.
— Эй, привет, Ви! — крикнул Фабиан.
— Привет, Гарри, — отозвалась она. Это была высокая, худая рыжая девушка в черном кружевном вечернем платье. Под густым слоем румян таилась мертвенная бледность лица ночной птички — бледность, порожденная затхлой атмосферой танцзала, насыщенная сизым табачным дымом и испарениями разгоряченных тел, где хриплые звуки джаза крадут румянец с женских щек. — Слушай! Слышал новую шуточку? — У нее был необычный, высокий голосок, щебечущий, как у птицы. — Тук-тук!
— Это кто? — спросил Фабиан.
— Конь в пальто.
— Кто?
— Конь в пальто, детка, приехал старый молоковоз!
— О-о-о! — простонал Фабиан. — Ладно, ты где сейчас работаешь?
— В «Серебристой лисе».
— Новый клуб?
— Миленькое местечко, Гарри. Приходи как-нибудь навестить меня. Хи-хи-хи!
— А кто владелец? — осведомился Фабиан.
— Фил Носсеросс.
— Оркестр ничего?
— Чудесный.
— А почем у них выпивка?
— Тридцать пять шиллингов за бутылку скотча.
— Грабеж! — возмутился Фабиан. — Ну, я, может, как-нибудь зайду. Дай-ка мне карточку.
Ви протянула ему карточку: «КЛУБ „СЕРЕБРИСТАЯ ЛИСА“, Лестер-Мьюз, Лестер-сквер».
— Просто скажи, что ищешь меня, Гарри.
— Хочешь, заглянем туда? — спросил Фабиан, вертя в руке карточку.
— Нет, спасибо.
— Ну, как тебе «Чемпионы Фабиана», а, Фиглер?
— Я уже тебе сказал. Сойдет.
— Ну а как насчет твоего имени?
Фиглер рассмеялся.
— Моего? Моего имени? Да ладно, забудь о моем имени.
— Надо заказать карточки. Боже мой! «Чемпионы Фабиана»! Черт, надо выпить.
— Грейпфрутовый сок, — сказал Фиглер.
— А ты, Ви?
— Джин с лаймом.
Анна Сибирь приняла заказ.
— Нет, а ты все-таки уверен, что не хочешь, чтобы твое имя было в названии? — спросил Фабиан.
— Пускай все лавры достанутся тебе, мне бы только увидеть деньги, — ответил Фиглер, потягивая грейпфрутовый сок со сдавленным бульканьем захлебывающегося человека. — Уф!.. Буль-буль!.. Ладно, мне пора. У меня был тяжелый день. Я устал. Жди меня здесь завтра в двенадцать, и мы вместе пойдем смотреть место.
— Половина двенадцатого! — воскликнула Ви, посмотрев на часы. — Мне пора на работу. Ты идешь, Гарри? Это и правда чудесное местечко.
— Нет, не сегодня! Я иду спать. Я тоже порядком вымотался. Завтра вечером, детка, сегодня никак.
Фиглер направился к станции метро «Лестер-сквер».
— До свиданья.
— До встречи, Фиглер.
С Крэнборн-стрит была видна площадь Лестер-сквер, чьи неоновые огни полыхали во тьме, словно диковинный багряный цветок на посеребренном стебле.
— Тук-тук, — сказала Ви.
— Кто там? — проговорил Фабиан с мученической гримасой.
— Агата.
— Какая Агата?
— Агата, которая знает, что тебя кое-кто надувает! Хи-хи-хи.
— Ладно, отвяжись! — проворчал Фабиан.
Они расстались.
Пробило час ночи. Потом два. Фабиан спал сном праведника, свернувшись калачиком в своей огненно-красной пижаме.
Три.
«Чемпионы…», — пробормотал он во сне.
— Ох… — вздохнула Зои, предаваясь печали, затерянной в тайных закоулках ее сознания.
Четыре.