Исповедник

Касагранде порой лишь сдержанно улыбался, слушая дебаты по поводу того, кому в действительности принадлежит высшая и подлинная власть в церкви – синоду епископов, коллегии кардиналов или верховному понтифику. Он-то точно знал, что власть находится в руках тех, кто собирается на недоступной вилле за пределами Рима, тех, кто принадлежит к этому тайному братству.

К алтарю подошел кардинал, облаченный в простую одежду приходского священника. Гости поднялись, и служба началась.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

– Аминь.

Проповедь была типичной для подобного рода собраний: призыв к оружию, напоминание не терять твердости перед лицом врага, требование подавить вредоносные силы либерализма и модернизма, проникшие не только в общество, но и в саму церковь. Кардинал не упомянул названия братства, которое в отличие от других, близких ему по духу обществ – «Опус Деи», «Легионы Христа», «Общество святого Пия X» – официально не существовало, а потому и не имело имени. Сами же члены в разговорах между собой называли его не иначе как Учреждение.

Касагранде слышал проповедь не впервые, а потому позволил себе отвлечься. Мысли его обратились к ситуации в Мюнхене и поступившему оттуда докладу оперативника о некоем израильтянине по имени Эхуд Ландау. Бывший полицейский чувствовал, что появление этого человека сулит дальнейшие неприятности, угрожает интересам церкви и самого братства. Для того, чтобы противодействовать опасности, ему требовалось благословение кардинала и деньги Роберто Пуччи.

– Hic est enim calix sanguinis mei, [10] – провозгласил кардинал.

Касагранде прислушался к заключительным словам мессы. Через пять минут, когда литургия завершилась, он поднялся и вслед за Роберто Пуччи направился к алтарю. Причастившись, финансист отошел в сторону, и Касагранде занял его место.

Кардинал Марко Бриндизи поднял гостию и, глядя прямо в глаза Касагранде, произнес на латыни:

– И да хранит вечно тело Господа нашего Иисуса Христа душу твою.

И отставной генерал прошептал:

– Аминь.

О делах в часовне не говорили никогда. Для этого на расположенной над террасой галерее устраивали буфет. У Касагранде, пребывавшего не в лучшем расположении духа, аппетита не было. Во время долгой войны с «Красными бригадами» ему часто приходилось скрываться, жить в подземных бункерах и воинских бараках, в компании офицеров собственного штаба. Он так и не привык к роскоши и привилегиям жизни за стенами Ватикана, а потому и не восхищался предложенным Пуччи угощением, как другие гости.

Пока кардинал Бриндизи умело направлял разговор в нужное русло, Касагранде возился с копченым лососем. Бриндизи был опытным ватиканским бюрократом, но при этом презирал столь характерные для большинства проводимых в курии дискуссий осторожность, двуличие, двойственность, неискренность и пустоту. Как человек действия, кардинал вел заседание решительно, проявляя при необходимости настойчивость и упорство. Не будь Бриндизи священником, думал Касагранде, он мог бы стать опасным соперником самого Роберто Пуччи.

Люди, сидевшие в этой комнате, считали демократию неэффективным и неудобным средством управления, а потому братство, как и сама Римско-католическая церковь, не придерживалось демократических принципов. Бриндизи был наделен властью, чтобы пользоваться ею до самой смерти. На языке членов Учреждения каждый из собравшихся именовался «директором». По возвращении домой им предстояло провести такого же рода встречи с подчиненными и таким образом передать приказы Бриндизи сверху вниз. В среднем звене управления не терпели ни проявлений творческого подхода, ни самостоятельных действий. Те, кто вступал в организацию, давали клятву полного подчинения.

Работа Касагранде никогда не обсуждалась на заседаниях директората. При необходимости он рассказывал о ней во время прогулок по величественным садам виллы Галатина, и его единственными слушателями, как и в данном случае, становились только кардинал Бриндизи и Роберто Пуччи. Они шли втроем – в середине кардинал с высоко поднятой головой и со сложенными на животе руками, слева Касагранде, справа Пуччи. Три самых влиятельных в братстве человека: Бриндизи – духовный лидер, Пуччи – финансист, Касагранде – ответственный за безопасность и оперативную работу. Между собой члены Учреждения называли их Святой Троицей.

В организации не было отдельной службы разведки, и Касагранде приходилось пользоваться услугами преданных братству и лично ему ватиканских полицейских и швейцарских гвардейцев. Кроме того, благодаря своему легендарному прошлому, Касагранде имел доступ к ресурсам итальянской полиции и спецслужб. И наконец, он создал широкую сеть, в которую входили нужные люди из разных стран мира, включая главу американского ФБР.

Они всегда откликались на зов Касагранде. Одним из звеньев этой цепи был мюнхенский детектив Аксель Вайс. Другим – министр внутренних дел весьма подверженной католическому влиянию Баварии. Именно по предложению министра Вайсу поручили вести дело профессора Штерна. Он изъял из квартиры убитого некоторые щекотливые материалы и взял на себя контроль за ходом расследования. Ответственность за убийство возложили на неонацистов, что вполне соответствовало планам Касагранде. Теперь, с появлением в Мюнхене израильтянина по фамилии Ландау, возникло опасение, что ситуация может получить новое развитие. Именно это и стало причиной приезда Касагранде на виллу Галатина.

– А почему бы вам просто не убить его? – предложил Пуччи.

Да, убить его, подумал Касагранде. Вот и все решение. В духе Пуччи. Он давно потерял счет убийствам, так или иначе ведущим к теневому финансисту. Открыто вступать в схватку с этим человеком у него не было ни малейшего желания, а потому слова приходилось подбирать очень осторожно. Однажды Пуччи приказал убить человека только за то, что тот пялился на его дочь, а подручные богача знали свое дело куда лучше, чем юные фанатики из «Красных бригад».

– Мы пошли на рассчитанный риск, когда приняли решение устранить профессора Бенджамина Штерна, но к тому нас вынуждали обстоятельства. Как известно, профессор получил определенные материалы, опубликование которых могло нанести нам огромный вред. – Касагранде говорил спокойно, взвешенно. – Судя по действиям этого Ландау, израильская секретная служба не верит, что убийство их бывшего оперативника – дело рук неонацистов.

– И это возвращает нас к моему предложению, – перебил Пуччи. – Почему бы просто не убить его?

– Речь идет не об итальянской секретной службе, дон Пуччи, а об израильской. Моя работа состоит в том, чтобы заботиться о безопасности Учреждения. По моему глубокому убеждению, было бы серьезной ошибкой вступать в конфликт с теми, о ком я упомянул. У них есть свои киллеры, те, что совершали убийства на улицах Рима и уходили, не оставив следа. – Касагранде посмотрел на Пуччи. – Эти киллеры могут проникнуть и через стены старого аббатства, дон Пуччи.

Кардинал почувствовал, что пришла пора выступить в роли посредника.

– Что же вы тогда предлагаете, Карло?

– Мы должны действовать очень осторожно, ваше преосвященство. Если Ландау действительно израильский агент, то мы с помощью наших друзей из европейских спецслужб можем серьезно осложнить ему жизнь. И одновременно следует позаботиться о том, чтобы он ничего не нашел. – Касагранде помолчал, потом добавил: – Боюсь, мы в свое время не довели до конца одно дело. Изучив материалы, обнаруженные в квартире профессора Штерна, я пришел к выводу, что у него был сообщник, человек, доставлявший нам проблемы и в прошлом.

Кардинал раздраженно поморщился, но его черты тут же обрели прежнее выражение спокойной сосредоточенности, как обретает неподвижность гладь утреннего пруда, возмущенная случайно брошенным камнем.

– А как же другие аспекты вашего расследования, Карло? Вам удалось установить имена тех, кто допустил утечку информации, из-за чего документы, собственно, и попали в руки профессора Штерна?