Иначе не выжить

– За это время из двора никто не выезжал? – Федор помотал головой. – Она оглядывалась на тебя, когда шла во двор? – Парень повторил отрицательное движение. – Интере-есно, – пропел Балуев.

– Более того, я держал магазин под прицелом в зеркальце, пока не свернул на проспект Мира, там, кстати, работал светофор и произошла еще задержка. В общей сложности минут десять из двора никто не выходил и не выезжал.

– Это как-то не стыкуется с моей версией, – вздохнул Геннадий. – Если ее ждала машина, то почему они так долго не выезжали? Может, есть другая дорога?

– Двор другим концом должен выходить на Кутузовскую, – соображал Федор, – но там пришлось бы делать огромный крюк.

– Что же тогда? Либо она действительно пошла домой переодеваться, либо… За тобой следили, Федя! Но откуда?

– Из того дома, где магазин, – подсказал тот.

– Тогда получается, что их уже трое. Двое сидят в машине, третий подает знак. Нет, это мне не нравится. Слишком сложно, слишком много народа!

Свет в гараже показался Балуеву недостаточным, и он воспользовался карманным фонариком, который прихватил из дома. В первую очередь был исследован железный шкаф, откуда похитили изумруды. На одной из полок, в самом углу, он обнаружил окурок.

– Ты куришь в гараже?

– Боже упаси! – перекрестился Федор. Геннадий осторожно взял окурок за обгоревший кончик и рассмотрел его при свете фонарика.

– «Кэмэл», – прочитал он и, как опытный сыщик, подвел черту:

– Из твоего рассказа следует, что девица пользовалась помадой, а здесь следов помады я не вижу. Это еще раз доказывает, что она действительно не одна. Неплохо было бы снять отпечатки пальцев, но мы в этом вопросе не компетентны. Тем более если тут работал профессионал, то вряд ли будет чем поживиться самому дотошному эксперту.

– Окурок все-таки он оставил, – возразил тот.

– На радостях, празднуя победу, для пущего пон-та, – нашел объяснение этому факту Геннадий. – Много мы из этого выжмем? Если бы вместо дурацкого «Кэмэл» на нем были указаны адрес и телефон – тогда другое дело. – И он отшвырнул единственную вещественную улику в сторону.

Обшарив фонариком все темные закоулки гаража, Балуев заключил:

– Эта парочка не сильно позаботилась о нас. Больше нам тут делать нечего.

– Куда теперь? – спросил Федор, взявшись за руль своего «опеля» с решимостью полководца.

– На Западную, Федя. На Западную.

– А на Рабкоровскую не поедем?

– Думаю, что после ментов там уже нечего делать. – Недовольный уловом, он все же не падал духом и, подмигнув парню, добавил:

– Попробуй поехать той же дорогой, какой вез ее. И припомни еще раз, о чем говорили.

– Разговора почему-то больше не получилось. Она вроде надулась. Я решил, замерзла, устала, хочет поскорей домой…

– Зачем ей было растрачивать силы на лишние разговоры? Цели своей она достигла, выследила твой тайник. Ты поверил в ее легенду о девочке по вызову. О чем еще говорить? В таких случаях всегда есть риск проболтаться.

– Наверно, так, – согласился с ним Федор. – И все же мне показалось, что Алиса обиделась на меня, после того как я спросил, одна она живет или нет.

Это ее почему-то задело. Она ответила, что одна. Я, честно говоря, ей не поверил.

– Почему?

– Девчонка еще совсем.

– И что с того? Ты разве не один живешь?

– Действительно, – горько усмехнулся Федор. Вспоминая свое вчерашнее приключение, он поймал себя на мысли, что без злобы думает об Алисе, похитительнице изумрудов и убийце. И это открытие настолько ошеломило парня, что он на некоторое время лишился дара речи. И, только когда они подъезжали к проспекту Мира, встрепенулся. – В этом месте я включил радио, чтобы не скучать.

– Он нажал кнопку приемника – из динамика полились спокойная, светлая мелодия и низкий, хрипловатый женский голос. – Вот наваждение! – воскликнул Федор.

– Что такое?

– Не поверите, Геннадий Сергеевич! Та же самая песня!

– «Лили Марлен»? Что ж, бывает, у радиостанций не слишком разнообразный репертуар.

– На проспекте Мира она внимательно разглядывала дома, – припомнил Федор. – Причем верхние этажи. Наверное, знакомые или родственники живут…

– В каком именно месте? – заинтересовался Балуев.

– Сейчас подъеду. – Он остановился метров через двести. – Вот здесь.

Эти три дома.

Геннадий приоткрыл дверцу, выглянул наружу. Затем шагнул на мокрый тротуар. Он и не заметил, когда начал моросить дождь. Нежный, сентиментальный шлейф песни потянулся за ним в приоткрытую дверцу. Три шестиэтажных дома, как близнецы-братья, смотрели на него погасшими глазницами окон – третий час ночи, все спят. И только на первых этажах вовсю резвятся неоновые рекламы: в одном доме – булочная, в другом – кинотеатр «Знамя», в третьем – ювелирный магазин.

«Так-так. Забавно. А магазинчик-то наш!» – отметил про себя Балуев.

Он вернулся к машине, когда женский голос едва выдохнул слова: «It's you, Lili Marlene». – «Это ты. Лили Марлен».

– Одно можно сказать с уверенностью: квартиры в этих домах не для простых смертных! – Они снова тронулись в путь. – Не мешало бы, конечно, тебе попастись днем в этом районе. Может быть, встретишь вчерашнюю знакомую. Чем черт не шутит?

– Завтра воскресенье, – напомнил Федор. – Ювелирный не работает.

– Какой ты наивный, Федя! Неужели думаешь, она пойдет сдавать изумруды в магазин, тем более к нам? Не на ту напал! А вот за хлебом с утра пойти может.

И в киношку отчего бы не сходить? Хотя все же маловероятно, что она живет в этих домах. Здесь обитают солидные люди.

Свернув на Западную, они как-то разом утихли, каждый по своей причине: один в предчувствии крупного улова, другой – продолжая ощущать на себе дыхание роковой ночи.

Подкатив к магазину «Игрушки», они долго не решались выйти, обследуя местность. На противоположной стороне улицы находился ночной бар с трогательным названием «Ромашка», рядом с баром – какое-то административное здание, похожее на бывший райком партии. На той же стороне, где располагался магазин, сплошь были жилые дома.

– А «Игрушки» – то на ремонте! – обратил внимание Балуев на вымазанные известкой витрины. – Заг-лянем-ка для начала в бар, – предложил он.

– Я не проголодался, – пожал плечами Федор, вызвав улыбку на губах начальника.

Бар не ломился от посетителей. Бармен, парень лет двадцати, в пестрых подтяжках поверх белоснежной сорочки с короткими рукавами, дремал за стойкой.

Видно, сны посещали его чаще, чем местные жители.

– Эй, приятель! – Геннадий Сергеевич постучал костяшками пальцев по кассовому аппарату, отчего бармен мигом встрепенулся.

– Слушаю вас!

Со сна парень походил на едва оперившегося птенца, плохо держащего головку.

– Скажи-ка, земляк, – обратился к нему по-свойски Балуев, – не заходила ли сюда на днях девица – высокая ростом, брюнетка, с короткой стрижкой и с косой челкой, почти закрывающей правый глаз.

Бармен выслушал все это с таким постным выражением лица, будто ему предлагали повеситься на собственных подтяжках, и пробубнил казенным голосом:

– Тут разговоры не разговаривают. Тут выпивают и кушают.

– Конечно-конечно, – успокоил его Балуев и сделал заказ:

– Джин-тоник для меня и апельсиновый сок для моего друга – он за рулем. – И, протянув десятидолларовую банкноту, добавил:

– Только без сдачи, а то обижусь!

Бармен сразу просветлел, налился силой, как яблочко в сентябре, и подал им два внушительных фужера с напитками. Потом, осмотрев Балуева с ног до головы и сделав какие-то свои барменские выводы, поманил его пальцем и шепотом, будто кто-то, кроме Федора, мог их подслушать, сообщил:

– Описанная вами девица была здесь.

– Когда?

– Позавчера ночью. Примерно в это-же время.

– Одна?

Вместо ответа бармен отрицательно покачал головой и замер, как заводная кукла, у которой кончился завод. Чтобы снова привести его в движение, потребовалась еще одна банкнота, не меньшего достоинства, чем первая.