Ты мерзок в эту ночь? (ЛП)

Тогда он невзлюбил это ощущение. Теперь возненавидел окончательно, потому что оно его уносило.

Он боялся, что оно может стать последним, что он почувствует.

Боялся, что может и не стать.

Джастин наполовину отволок, наполовину отнес Суко в спальню и бросил на матрас. Нежные, гладкие кости мальчика перемещались под его руками, изысканные внутренности мальчика прощупывались под кожей живота. Ему хотелось сейчас же расстегнуть этот сладкий мешок кожи, погрузить зубы в бьющееся, полное крови сердце... но нет. На этого у него другие планы.

Перед тем, как уйти, он закрыл соседнюю дверь в ванную на тот случай, если гость, которого он приведет, будет еще в сознании. Большая часть одного из предыдущих парней все еще плавала в ванне, полной ледяной воды и хлорки. Суко этого видеть не следовало. Теперь Джастин чуть было не открыл дверь снова, чтобы впустить больше света, но передумал. Не хотел отходить от кровати ни на секунду.

Все необходимое было уже приготовлено на тумбочке. Джастин вставил вилку дрели в розетку за кроватью, пальцем аккуратно приподнял одно из накрашенных век Суко и осмотрел серебристую склеру. Снотворное сработало, как и всегда. Джастин растолок таблетки и насыпал в стакан еще перед уходом. Чтобы, вернувшись с гостем, можно было просто налить ему выпить в особый стакан.

Ножницами он срезал с Суко рубашку, порванную столь искусно, что Джастину едва понадобилось что-либо резать, чтобы ее снять. Отсек ремешки с амулетами, все, кроме крошечного деревянного пениса, который привлек его внимание еще в «Олене». Его собственный пенис болел и пылал. Прижавшись ухом к узкой груди, он услышал, как легкие делают глубокий медленный вдох, легкий выдох. Услышал, как кровь неспешно движется по артериям и венам, услышал потайное бурчание в кишках ниже. Джастин мог слушать звуки в груди и животе у мальчика до утра, но неохотно оторвался.

Вскарабкавшись на кровать, он уложил голову Суко к себе на колени и поднял дрель, которая казалась тяжелее, чем он запомнил. Он надеялся, что сможет проконтролировать, насколько глубоко войдет сверло. Пара миллиметров глубже в мозг, чем надо, наломала бы все планы. Он хотел разрушить лишь лобные доли, колыбель свободы воли.

Джастин раздвинул густые черные волосы парня и прижал алмазный наконечник сверла к бледной, матово поблескивающей коже в центре лба. Глубоко вдохнул, закусил губу и надавил на спуск. Когда он поднял дрель, во лбу у мальчика была маленькая, безупречная черная дырочка.

Он взял шприц, вставил иглу в дырочку и сунул глубже внутрь. Почувствовал легкое сопротивление, будто игла проходила сквозь тонкую эластичную мембрану. Он нажал на поршень и ввел хлорный отбеливатель мальчику в мозг.

Произошли одновременно три вещи.

Глаза Суко распахнулись.

Джастин оглушительно кончил в штаны.

Что-то тяжелое глухо ударилось в дверь ванной.

Суко увидел перевернутое лицо мужчины, тонкие полумесяцы его лиловых глаз, растянутый улыбкой или гримасой рот. Череп наполняло ноющее жужжание, оно, казалось, сотрясало сами кости черепа, словно в мозгу у него завелось гнездо шершней. Тупая боль расползалась по голове изо лба.

Он чувствовал запах роз, хотя в комнате их не видел. Чувствовал запах деревянной стружки, резкую вонь дерьма, аромат спелых апельсинов. Каждый из оттенков улетучивался так же стремительно, как появлялся. Постоянным был лишь запах горячего металла, немного похожий на тот вкус, который он чувствовал, когда в Бангкоке пломбировал зуб.

Стружки. Розы. Скошенная трава. Кислое молоко. И за всем этим запах гниющей плоти.

Поле зрения Суко заполнилось сплошным ядовито-шартрезовым, потом отчаянно красным. Потом снова всплыл Джастин в негативе — зеленые волосы, чернильное лицо, белые овалы глаз с булавочными отверстиями в центрах, будто крошечными солнечными взрывами. Внезапно перед глазами появилось что-то еще. Что-то черное, с дырами там, где дыр быть не должно. С лицом раздутым и рваным, с лицом, которое не могло быть живым, но двигало челюстью.

Почти начисто лишенная пальцев рука сомкнулась в волосах Джастина и дернула. Слюнявый багровый рот сомкнулся на горле Джастина и вырвал кусок плоти.

Суко удалось сесть. Перед глазами все кружилось и кренилось. К головокружительной вони разложения добавился новый едкий запах, химический запах, ему незнакомый. Что-то соленое залило глаза. Коснувшись своего лица, он вымазал пальцы в прозрачную жидкость.

Тварь сомкнула костяные руки вокруг Джастина и стащила его с кровати. Они вместе скатились на пол, кровь Джастина фонтаном хлестала из глотки, тварь с кряхтением лакала ее. Обрывки плоти свисали из ее пасти.

Суко понял, что Джастин не кричит.

Он улыбался.

Это был мальчик из ванной. Джастин не видел его лица, но чувствовал запах хлорки, свежий и резкий. С этого он срезал почти всю плоть и выпотрошил его. Но голову еще не отрезал. Теперь она прильнула к его подбородку, язык червем вворачивался в рану у него на горле. Он почувствовал, как вгрызаются зубы, как кусочки его кожи и мышц исчезают у парня в глотке. Почувствовал, как одна из костей в шее треснула и сломалась.

Боль была ослепительной, как оргазм, но чище. Наслаждение не походило ни на что, изведанное ранее, ни когда на его глазах умирала мать, ни когда он впервые попробовал плоть другого человека. Сработало. Не только азиатский мальчишка был еще жив, но и другие вернулись. Они вообще не покидали Джастина. Они просто ждали.

Он обнял опустошенное тело, придвинул к себе. Стиснул в ладонях его холодные упругие ягодицы, обвил колкие кости его бедер ногами. Когда челюсти выпустили его горло, он прижался лицом к его лицу, прожорливому и разбухшему, протиснул язык меж черных губ и почувствовал, как зубы его отрывают. Его рот наполнился кровью и гнилью. Он проглотил, поперхнулся, проглотил снова.

Из-под кровати выкатилась голова, толкавшая себя отчаянными движениями челюсти и языка. Обрубленные края шейных мышц дергались в попытках ей помочь. Ее нос и левая бровь были пробиты серебряными колечками, в пустых глазницах засохла кровь и жирный слой черной косметики. Добравшись до Джастина, она вгрызлась в одно из его бедер. От неожиданности он дернул ногой, но потом согнул ее, чтобы зубам легче было добраться до мягких мышц у него в паху. Он чувствовал, как обдирают его плоть.

Верхняя часть тела выползла из шкафа. Его ногти, накрашенные черным лаком, зарылись в ковер. Кишки волочились за ним, на ходу расползаясь, оставляя на полу след кала и трупной жижи. Этот был, возможно, мексиканцем. Теперь его кожа цветом напоминала разлагающуюся яичную кожуру, а в разинутом рту осталось очень мало зубов. Джастин смутно вспомнил, как рвал их клещами, когда труп окоченел.

Он руками разорвал живот Джастина и зарыл лицо в его внутренности. Джастин выгнул спину, чувствуя, как глубоко погружаются его пальцы, как рот жадно лакает его самую сущность.

Маленькие радости его жизни — чтение, прослушивание музыки иных времен, выжимание жизни из парней и игры с их покинутыми оболочками — были ничем по сравнению с этим. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно.

Но со временем он умер.

Труп из ванной жевал шею и грудь Джастина. Полупрожеванные куски Джастина проваливались по его пищеводу в пустоту, выскобленную в животе, и падали на пол.

Труп из шкафа глотал спиртное и частично переваренное мясо, которое нашел у Джастина в желудке.

Голова вгрызлась Джастину в пах и высасывала аппетитное содержимое его яичек, как пару нежных устриц.

Казалось, они точно знают, когда перестать насыщаться, чтобы сберечь его от конечного поглощения, оставить достаточно мяса на костях. Когда Джастин вернулся, он точно знал, что делать.

В конце концов, он делал это задолго до остальных.

Шатаясь, Суко вышел из спальни и захлопнул за собой дверь. Нечто с грохотом каталось в холодильнике, стучась в дверцу изнутри. Он едва не пошел открывать, лишь в последний момент удержался. Он не очень ясно соображал. В голове было что-то не так, мозг будто ехал вниз по наклонной. Он не понял, на что смотрел пару минут назад. Знал только, что из квартиры нужно уйти.