Охота на «крота»

— Мистер Фаридун готов принять вас, — сообщил секретарь.

За большим металлическим столом сидел человек лет сорока, в белой рубашке с короткими рукавами и галстуке, лицо — чисто выбрито. Его кожа имела серый оттенок. Он поприветствовал меня дружелюбной, но сдержанной улыбкой. Было видно, что он пытается вспомнить меня.

— Когда я был в Боснии, то носил бороду, — сказал я. — Но это было девять лет назад.

Он заглянул мне в глаза, потом посмотрел на руки, затем — снова в глаза.

— Подрывник! — вспомнил он.

— Меня так называли?

— Да, а еще Американец.

— Конечно.

— Вы были одним из тех, кто взорвал тюремный лагерь четников?

— Да.

— Потрясающе. Это, наверное, самый смелый поступок из тех, что были совершены в те дни. Вы многим спасли жизнь.

— Ладно, — отмахнулся я, — это давняя история.

Мистер Фаридун посмотрел на меня с улыбкой.

— История все учитывает, — заметил он.

— Каждый из нас получает свое, — сказал я.

— Да, — согласился он, — верно! — Он раздвинул бумаги на своем столе, словно убирал все, что разделяло нас. Затем жестом пригласил меня сесть. — Что привело вас сюда?

— Мне всегда хотелось побывать в Африке. Мой брак… понимаете, у меня возникли кое-какие личные проблемы и много свободного времени. Поэтому я и приехал.

— Зачем?

— Я прибыл сюда, как говорится, на честном слове и на одном крыле. А потом я вспомнил о вас.

— Правда?

— Да, — подтвердил я. Он знал, что я лгу. Ему просто хотелось узнать почему. — Да, — повторил я, — и пока я здесь, я могу быть вам полезен.

— Понятно, — протянул мистер Фаридун. — Хотите сказать, что вам нужна работа?

— Я хочу сказать, что если у вас найдется для меня какое-нибудь дело, которое может занять несколько недель или месяцев, то буду счастлив помочь вам. Даже на добровольных началах.

Мистер Фаридун рассмеялся:

— Вы хоть знаете, чем мы занимаемся?

Я не знал. Я даже не знал, на чьей они были стороне. Когда я увидел этого Фаридуна и его благотворительный фонд в адресной книге Абу Сейфа, то не был до конца уверен, что это тот самый человек, которого я встречал в Боснии. На Балканах было очень много благотворительных организаций, и с ними было связано слишком много народу из самых разных мест земного шара. Были люди из Саудовской Аравии, из Ирана, но попадались и более загадочные типы. Например, сотрудники Исмаилитской благотворительной конторы. А на тот момент я не имел ни малейшего представления о том, кто такие исмаилиты. Я не знал ничего о древнем культе ассасинов или современной благотворительной деятельности Ага-Хана. Мне было лишь известно, что у них был свой благотворительный проект в Боснии. Они помогали распространять среди населения пожаробезопасные печи, которые могли служить отличным прикрытием для перевозки тяжелых металлических предметов: ружей, гранатометов или даже минометов. Тогда я думал, что именно этим они и занимались. Помню, мне понравился Фаридун. Интуиция и то, что я читал об исмаилитах, подсказывали мне, что он мог дружить с британскими и индийскими спецслужбами. Или вести собственную игру. А может, он и на самом деле занимался добрыми делами. Не исключаю, что был и четвертый вариант. Я рассмеялся:

— Честно говоря, нет. Я не знаю, чем вы занимаетесь.

— Уверен, что не знаете. Мы главным образом занимаемся изготовлением ульев. Помогаем людям, у которых ничего нет, превратить их примитивную экономику в нечто большее. У нас вряд ли найдется работа для подрывника.

— Последние восемь лет я работал плотником.

— Полезные навыки, — признал Фаридун.

— И конечно, есть еще одна область, где я мог бы вам пригодиться. Обеспечение безопасности.

— Безопасность. — Фаридун откинулся на спинку стула и покачал головой, по-прежнему улыбаясь. Он о чем-то раздумывал. — Чем конкретно вы занимались после того, как покинули Боснию? Вы сразу порвали с джихадом?

— После Боснии… после того, как я провел ту ужасную ночь в лагере пленных… да, я ушел. Я понял, что подобная война ничего не решит. Я вернулся домой. Осел там.

— Вы со Среднего Запада, не так ли? Это заметно по акценту, хотя точнее определить не могу.

— Из Канзаса, — уточнил я, немного озадаченный.

— Ну конечно. — Он снова откинулся назад. — Совершенно верно. — Его улыбку было нелегко понять. — Мы многому научились в Боснии, не так ли, Курт?

— Но этого было недостаточно, чтобы остановить то, что случилось одиннадцатого сентября.

— А если бы вы могли это предотвратить, вы бы сделали это? — Он наклонился вперед. — Не торопитесь отвечать.

— Да.

— Я имею в виду тогда, — сказал он. — Стали бы вы делать это, если бы вернулись в то время? Когда вы были в Боснии? — Он прислушался к моему молчанию. — Вы были в доме Ансара в декабре 1992 года?

— Да.

— Высокий вежливый араб, который приходил туда. Очень высокий. Очень вежливый. И, говорят, очень богатый.

— Я видел его. Но издалека. Это было ночью.

— И вы знаете его имя?

— Усама.

— И если бы вы знали, что он сделает, убили бы его тогда?

— В то время я был совершенно другим человеком.

— Да. Наверное. — Фаридун откинулся на спинку стула, кивнул и улыбнулся: — Что вы делаете завтра утром? Я сомневаюсь, что смогу взять вас на работу, но, возможно… — похоже, он подыскивал нужное слово, — нам понадобится консультант.

— Ресторан «Джамп-старт», лучшие гамбургеры в Канзасе, чем могу помочь? — Рут снова работала в паре с моей женой.

Я повесил трубку и опять лег на огромную кровать в гостинице «Найроби-холидей». Боже, как я устал. Боже, как у меня все болело. Мини-бар манил меня, но подняться сил не было. Я закрыл глаза и попытался вспомнить вкус холодного пива. Прошло не так уж много времени с тех пор, как я в последний раз его пил, но это было в Канзасе. Еще до того сентябрьского четверга, когда все изменилось. Когда это было? Недели три назад? Чуть меньше трех недель. И я пил пиво… в воскресенье. Мы поехали с Мириам на пикник у озера. Туда вели безлюдные, даже по воскресеньям, тропинки. Несколькими годами ранее мы с Бетси нашли чудесное место, где деревья росли около самой воды, и нам казалось, что оно принадлежит только нам. Наверное, именно так это и было. Мы стали брать с собой Мириам, когда ей не исполнилось еще и года, а теперь она сама показывала нам дорогу. В то воскресенье мы ели приготовленные Бетси фаршированные яйца, жареного цыпленка и картофельный салат. Я запивал все это пивом «Корс-лайт» из кулера. Оно было таким холодным, что напоминало родниковую воду. О Боже, когда это было…

— Ресторан «Джамп-старт», лучшие гамбургеры в Канзасе, чем могу помочь? — снова подошла Рут, и я опять повесил трубку.

Взяв экземпляр «Кения лайф мансли» с прикроватного столика, я стал пролистывать страницы с фотографиями знаменитостей, приезжавших в страну на сафари или с благотворительными визитами. Среди них был бывший президент США Джордж Буш-старший, сфотографированный с Ага-Ханом на открытии культурного центра в Момбасе. На снимке старый Буш выглядел почти таким, каким я запомнил его на фотографиях времен войны в Кувейте. Он держался с достоинством, но был немного смущен. Ага-Хан стоял перед ним, преисполненный уверенности в себе, с улыбкой, уютной, как старые деньги. Преданные исмаилиты привыкли высоко ценить своего лидера. Так всегда писали о них; об этом складывалось много историй и мифов. Но теперь исмаилиты изменились. Они стали другими. Скрытными. Современными. Заботились о себе, защищали свои представления о вере. У них не было мечей, их заменили портфели.

Горный старец больше не руководил ими. Его крепость в Аламуте была разрушена монголами, а последователи превратились в малочисленную религиозную секту в Персии, которую объявили вне закона. В Британии решили, что они могут быть полезны, и перевезли их в Индию во времена Раджа. Британцам всегда нравилось работать с меньшинствами, которые видели в них защиту. В Индии исмаилиты не обрели ни одного друга, кроме английской короны, и поэтому служили ей верой и правдой более сотни лет. Они расселились по империи: от джунглей Уганды до самых далеких гор на северо-западе Пакистана. Когда империя рухнула, они пошли своим путем, стали отстаивать свои интересы, в чем бы они ни заключались. Агаханы превратились в плейбоев, филантропов и проводили время с экс-президентами. Но почему адрес Фаридуна был в компьютере Абу Сейфа?