Чеченская марионетка, или Продажные твари

вы думаете, шрам останется? – спросила Маша.

– Шрам! Ничего не останется, до свадьбы заживет. Шрам! – фельдшер усмехнулся. – Едва жива осталась, а из-за такой ерунды беспокоится!

– Я не беспокоюсь… Просто… Из зеленой штабной палатки послышался треск переговорного устройства.

– Ока! Ока! Я Пятый! – весело заговорило устройство. – Как слышите? Прием? Где вы там? Василич, прием!

Фельдшер взял микрофон.

– Я Ока, слышу тебя хорошо. Ты, что ли, Игорек?

– Я, Василия, я. Нашелся второй заложник! Жив-здоров, участвует в поисках. Скажи там барышне, чтоб не рыдала больше.

– А самого-то нашли?

– Нет пока. Все, Василия. Конец связи.

– Слышала? – спросил фельдшер Машу, вошедшую в палатку вместе с ним. – Теперь уж все. Ушел он, бандитская морда. Ищи-свищи его, хоть все горы носом изрой.

– Неужели не найдут?

– Считай – все. С концами, – кивнул Василич, – там, говорят, еще трое бегают. Вот их, может, и поймают. А Ахмеджанов, он словно заговоренный.

Вдали застрекотали вертолеты. Они вышли из палатки.

– Это подкрепление? – спросила Маша.

– Какое подкрепление! Сейчас покружат над горами – и назад, на базу. Там уже небось местное правительство рвет и мечет, протесты в Москву шлет. Официальные.

– Почему протесты? – удивилась Маша. – Здесь же и так наши войска стоят… Ведь не для того, чтобы в море купаться?

– Одно дело – войска, другое – боевые операции, – стал объяснять Василич, но шум двух вертолетов заглушил его слова.

Два военных вертолета летели совсем низко, прямо над головой. Винты рассекали воздух, поднимая ветер, отчего трава стелилась к земле, трепетали и хлопали брезентовые стенки палатки. Сильная струя ударила в лицо, Маша зажмурилась. А когда открыла глаза, перед ней стоял Вадим…

Фельдшер, взглянув на них, хмыкнул иОтошел в сторонку, к закопченному походному керогазу. Он успел приготовить чай, выкурить папиросу и, наконец не выдержав, позвал:

– Эй, заложники, кончай целоваться-обниматься, давайте в палатку, чай пить будем.

– Отличная штука ваш керогаз, – заметил Вадим, осторожно взяв в руки обжигающую жестяную кружку с чаем, – только воняет и коптит.

– Я без него, родимого, как без рук, – сообщил фельдшер, – но воняет он сильно, что правда, то правда. И копоти много. Зато чаек хорош.

– Да, чай какой-то особенный, – кивнула Маша, – очень вкусный.

Послышались голоса и шаги. В палатку заглянул Константинов.

– Ну что, товарищ полковник, не поймали? – спросил фельдшер.

– Нет, Василич, – вздохнул Константинов, – не поймали.

– А тех, троих? Вы заходите, чайку попейте с нами.

– Спасибо, Василич. От чайку не откажусь. Из тех троих одного уложили, другого взяли живым, а третий ушел.

– На базу-то скоро полетим? – спросил Василич, подавая полковнику кружку с чаем.

– Через час-полтора. Как вертолеты вернутся. Слушай, Василич, вот ты тут сидишь, чаи распиваешь. А там старлей руку ободрал до мяса. И керогаз твой коптит, – заметил полковник, – ты бы вышел, помазал старлея йодом и примус