Мясо

БЕЛАЯ-047 дернулась, отстраняясь от его прикосновений, но отступать ей было некуда. Снайп даже не заметил ее реакции. Прошли минуты, и он почувствовал, как медленно пролилась в трусах струйка теплой жидкости. Он поменял позу, чтобы быть еще ближе к корове, и неосторожно смахнул локтем баночку с бальзамом. Она падала медленно и коснулась пола бесшумно, чудом не раскрывшись. Он опустился на колени, чтобы поднять баночку, и его лицо чуть ли не вплотную приблизилось к гладкой вульве коровы. От нее исходил запах, одна-единственная нотка среди множества других, составлявших аромат коровьего стада. Но она была уникальна. Как и все, что было в БЕЛОЙ-047.

Запах возбудил его так же, как возбуждает мужей аромат духов, которыми их пытаются привлечь жены. Во всяком случае, ему так казалось. Он замер, сидя на корточках, принюхиваясь к коже коровы, а баночка с бальзамом так и лежала, забытая, на холодном сыром полу. Аромат коровы заполонил сознание. Какая-то его часть сорвалась со своих стратосферических высот и рухнула на землю.

Он приникнул лицом к лону коровы, принялся лизать его, обнюхивать, щекотать. Корова шипела, но он этого не слышал. Он плакал, и его лицо было влажным от счастливых слез. Он поднялся на дрожащих ногах и посмотрел на БЕЛУЮ-047 так, будто видел ее впервые в жизни, но в ее глазах прочитал совсем не то, что ожидал. В ее взгляде было понимание и отвращение, беспомощность и ненависть. Глаза были слишком холодными. Он развернул корову. Расстегнул брюки и с силой спустил их вниз дрожащими руками. Потом прижался к ней, но железные цепи натянулись: она не принимала его. Уже обезумев от вожделения, он снова потянулся за бальзамом, погрузил в баночку сразу три пальца и щедро смазал промежность коровы.

То ли смеясь, то ли плача, он еще раз вошел в нее и понял, что пропал. Ему хватило единственного толчка, и сразу наступила конвульсия. Он склонил голову на ее спину и долго плакал, не будучи способным понять природу своих слез.

Он не услышал шагов. На какое-то время он словно слился с коровой, потом она вдруг резко дернулась, отпихнув его. Он потянулся за брюками, заткнул рубашку за пояс и обернулся. Там были все: Гаррисон, Мейдвелл, Роуч и Парфитт. Уже без халатов, в обычной городской одежде. Ноги расставлены в стороны. Руки сложены на груди. Впервые их лица были серьезны.

Опасаясь, что его станут бить, Снайп смущенно забормотал:

— Послушайте, ребята… это не то, о чем вы подумали. Я хочу сказать…

— Заткнись, Снайп, — оборвал его Роуч. — Похоже, у тебя неприятности.

— Я все объясню, уверяю вас. Я…

— Объяснишь это Магнусу.

Пунцовая краска смущения на лице Снайпа сменилась серой маской. Дояры и пальцем его не тронули. Они просто развернулись и направились к выходу, и топот их сапог по влажному бетонному полу повторялся эхом, отражаясь от стен зала.

— Ребята! Ребята? Пожалуйста, не делайте этого. Прошу вас. — Он упал на колени и простер руки в пустоту доильного зала. — Пожа-а-а-луйста, — взмолился он.

Но ребят уже не было.

Глава 5

— Нам нужно помолиться, — объявила проповедница Мэри Симонсон из социальной службы. — Возьмемся за руки, все вместе.

Девочки, почти оправившиеся после лихорадки, взялись за руки, но проповедница сидела между Гемой и ее отцом. Проповедница протянула руку и схватила Гему за пальцы, прежде чем та успела отстраниться. Нежелательное прикосновение сопровождалось улыбкой женщины. Майя взяла маленькую горячую ладошку Гарши в левую руку, а правую неохотно протянула Ричарду. Вот уже несколько дней они не прикасались друг к другу. Сейчас в ее руке оказалась его кисть с отсутствующим большим пальцем. Краем глаза она видела, как он сидит, опустив голову. Но вид его говорил вовсе не о смирении и покаянии, а о тщательно скрываемой ярости, которую он испытывал от вторжения проповедницы в его частную жизнь. От Мэри Симонсон не ускользнуло то, как крепко он сжал левой рукой руку женщины.

— Какая мощь, мистер Шанти. Похвально. — Проповедница Мэри Симонсон сосредоточилась, глубоко вздохнула и расправила плечи. — Ах да. Пара строк из Псалтыри живота сейчас как раз уместна. «Да не отвергнем мы твоих даров, Господи, и примем твою любовь как благо. Помоги нам слепо верить тебе и не спрашивать, откуда все это. — Она помолчала и, вздохнув, продолжила: — Благослови эту пищу, Господи, чтобы мы стали сильными и могли служить тебе с радостью. Благословенно то, что ты даруешь нам сегодня».

Она подняла голову и обвела взглядом тех, кто сидел за столом. Все тотчас расцепили руки.

Майя уже подала еду. Перед каждым членом семьи Шанти стояла тарелка, как и перед проповедницей, которая пришла с инспекцией. У Майи рот наполнился слюной, дети оживились в радостном предвкушении, когда почувствовали аппетитные запахи мяса. Майя старалась не смотреть на Ричарда, поскольку знала, что он будет до последнего сдерживать свой аппетит. Проповедница не должна была заподозрить, что перед ней разыгрывают спектакль с обильным мясным ужином, иначе она стала бы наведываться регулярно, чтобы убедиться в том, что в доме полный порядок. Все должно было выглядеть естественно, ведь они рисковали детьми. Если бы Ричард выдал себя, то на него подали бы рапорт и выгнали бы с работы. Ни для кого не было секретом, какие неприятности ожидали тех, кто потерял работу у Магнуса. Тут нужно было выбирать одно из двух: или ты с Рори Магнусом, или ты против него. Ну а к тому, кто против, доверия не было. И если Рори Магнус тебе не доверял, твоя жизнь в городе не имела смысла, да и вообще с жизнью следовало распрощаться как можно скорее.

— Начнем, пожалуй, — сказала проповедница, но никто не шевельнулся. Она снова оглядела супругов Шанти и их дочерей, посмотрев в лицо каждого из тех, кто сидел за столом, и улыбнулась. — Что ж, это очень вежливо, я польщена. У вас образцовая семья, мистер Шанти. — Она взяла нож и вилку и опустила взгляд на кусок жареного мяса с кровью, который занимал почти всю тарелку. Черные полоски от решетки гриля пересекали поверхность мяса, и как только зазубренный кончик ножа прорвал поджаренную корочку, под ней обнажилась сочная розовая мякоть. Водянисто-красные соки растеклись по тарелке, когда Мэри Симонсон отрезала кусочек и отправила его в рот. Майя заметила, как заиграли желваки на щеках мужа. — Ммм, — произнесла проповедница, удовлетворенно кивая. — Великолепный бифштекс, миссис Шанти. И с полным правом могу сказать, что приготовлен он идеально.

— Спасибо, — сказала Майя. — Но это не моя заслуга. Просто Ричард занимает высокую должность на мясном заводе. И к ней прилагаются некоторые… блага.

— Я понимаю. Вам исключительно повезло. — Проповедница произнесла эти слова с полным ртом, что считалось хорошим тоном в Эбирне. — Но известно ли вам, что среди горожан есть и те, кто может позволить себе мясо лишь раз в неделю?

Майя покачала головой и только тут заметила, что близняшки даже не притронулись к еде.

— Ешьте, девчонки, — прошептала она.

Сестры взяли вилки и ножи и принялись кромсать мясо. Для детей Майя постаралась прожарить его как следует. Настолько, что оно стало почти сухим. Девочкам никак не удавалось его нарезать. Ножи и вилки стучали по тарелкам, что не могло не вызвать недоумения гостьи. Майя тотчас пришла на помощь дочерям и, виновато косясь на проповедницу, нарезала им бифштексы маленькими кусочками. После чего проговорила:

— Они еще так слабы после болезни, бедняжки.

Она проследила за выражением лица проповедницы и решила, что та была удовлетворена объяснением. Слава Богу, подумала Майя, что Ричард принес домой мясо самого высокого качества, какое только смог достать. Казалось, проповедница была довольна. Во всяком случае, пока.

А мясо было и в самом деле вкуснейшее. Майя уже и не помнила, когда в последний раз ела мясо, забыла вкус его коричневатой корочки, ощущение мякоти на зубах, питательных соков, наполняющих рот. Она делала над собой усилие, стараясь жевать медленно.