Пятерка

— Может, у меня нет выбора.

— Почему? Потому что ты вот такой артист? Служитель искусства? Потому что ты должен научить мир петь? А, понял. — Он придвинулся лицом к Кочевнику, и тот ощутил исходящий от Гого жар. — Выбор есть у каждого. И если у тебя есть хоть капля мозгов, ты будешь помнить свою роль. Comprende? [7]

Несколько секунд Кочевник молчал, ощущая жар уже изнутри.

— Пойду я лучше, — сказал он.

— Еще один бесплатный совет, — сказал ему Гого. — Лесбу выгони.

Кочевник повернулся спиной и пошел к «Жестянке», где его ждала его семья.

Глава четвертая

«Макдоналдс», о котором говорил Майк, находился в двух милях обратного пути по Ист-Лейк-Шор в сторону Уэйко. Он стоял рядом с заправочной станцией, но было у него и окно для обслуживания автомобилистов. Джордж сделал заказ: два чизбургера, кола и двойные чипсы для Майка, бургер и кола для Кочевника и для себя то же самое. Остальные ничего не захотели. После интервью разговоров почти не было. Фальшиво гудел кондиционер, солнце немилосердно палило капот и ветровое стекло, небо сделалось белесым от жары, и все было в этом мире не так, как надо.

Пока ждали заказа у окошка, Берк глотнула из бутылки тепловатой воды.

— Вот наверняка он нас перепохабит. Ручаюсь, когда посмотрим этот сегмент, себя не узнаем.

— А я не хочу его смотреть, — сказала Ариэль, сдирая с ногтей серебристый лак.

— Нормально будет, — заверил Джордж. — Не перепохабит он нас. Это же одолжение Роджеру, помните?

Как будто он настолько близок с Роджером Честером, чтобы по имени его называть.

— Достали меня грубые механические человеки, — сказал Терри, морщась на далекое поле, где скот тщетно искал тени. — Миром правят они.

— Да, но другого мира у нас нет. — Майк ждал появления пакета с бургерами. — Приходится жить, в каком есть, брат.

Кочевник снова надел темные очки. Он ничего не сказал. У него было такое ощущение, что он выгорел, энергию высосала жара, а еще и полдень толком не наступил. Перед тем как ехать на «Коммон-Граундз», надо было заселиться в «Мотель-6» в Южном Уэйко. Два номера, по три койки, каждый по сорок долларов. Если сегодня не продать достаточно футболок и дисков, то они уже будут отставать от графика.

Принесли еду. Джордж ее раздал и двинулся дальше, сворачивая направо на Ист-Лейк-Шор. Кочевник рассеянно поставил колу на сиденье между ногами и начал разворачивать бургер.

— Так о чем он с тобой говорил? — спросил Джордж.

— Ни о чем.

— Ну все-таки — о чем-то?

— Я так понял, что он предупреждал меня. В смысле — нас.

— Да? О чем? — спросил Терри.

Кочевник откусил кусок сандвича.

— Насчет помнить свою…

Он собирался сказать «роль», но как раз проглотил кусок и ощутил под мясом вкус плавленого сыра, и учуял его запах, и посмотрел на сандвич, и там действительно был сыр, желтый и тягучий. Кочевник понял, что кассир на раздаче перепутал заказ, потому что бургер был завернут не в желтую бумагу, а в белую. И сыр уже ушел вниз, его уже не выплюнуть, и хотя Кочевник знал, что один кусок сыра не завалит его наглухо, все равно горло будет чесаться и одной проблемой больше, и он заорал:

— Блин!

Удивленный Джордж ударил по тормозам. Кочевник схватил банку с колой, случайно сбил пластиковую крышку — и облил все сиденье.

— Какого черта? — спросил Джордж, сворачивая к обочине. — В чем дело?

— Твою мать! — заорал Кочевник, давя в кулаке этот гадский гамбургер. — Выпусти меня! Останови машину, выпусти!

— Остынь, брат! — сказал Майк с набитым ртом. — Чего ты?

— Выпусти! — повторил Кочевник почти на визге. Ощутил у себя на плече руку Ариэль, стряхнул ее и понял, будто глядя на себя во сне, что растрескивается, готов разлететься на куски, ослепнув от этого идиотского чизбургера, это еще не все, дело еще хуже, он сейчас взорвется и ударит кого-нибудь, и надо отсюда выбираться… ПРЯМО… БЛИН… СЕЙЧАС!

— О’кей, о’кей, о’кей!

Джордж свернул на грунтовую дорогу, ведущую в чащу сосен и кустарника. Не успел он остановиться, как Кочевник вылетел из двери, капая колой со штанов спереди и сзади, и закинул смятый бургер куда подальше с таким усилием, которое еще плечо припомнит ему завтра утром.

Комедия, подумал он. Комедия ошибок, больших и малых. Стоит мужик на грунтовой дороге в мокрых джинсах, прижав кулаки к бокам, топая ногами в пыль, с яростью в сердце, а драться ему совершенно не с кем. Это, должно быть, смешно и стоит настоящего смеха — во всех отношениях.

Только он не смеялся, и в следующую секунду на глазах горячо выступили слепящие слезы, и грудь затряслась от всхлипываний.

Прочь отсюда. Но непонятно — куда.

Куда угодно. Прочь.

— Джон! — окликнул его Джордж из фургона. — Приберем мы все, ерунда! Фигня все это.

Но Кочевник, который всю жизнь считал, что имя Джон Чарльз как-то его принижает, зашагал вдоль по дороге, будто и впрямь куда-то шел. На миг он снял очки, протер глаза. Какой способ испортить собственный имидж, подумал он. Здоровенный, грубый, крутой парень превращается в хнычущую писюху. Он знал, слышал, что «Жестянка» едет за ним, как приблудная дворняга, вымаливающая внимание. За трейлером тянулся в воздухе пыльный шлейф, небо над темными соснами было молочно-белым.

— Джон, брось! — сказал Джордж. — Ну его!

Кочевник не поднимал головы и продолжал идти. Место ему нужно, пространство. Место, куда забиться и подумать. Сердце болело. Он пытался ногой отбросить свою тень с дороги, чтобы не мешала. Без Джорджа и Терри группы больше не будет. Когда развалится центр — это только вопрос времени. «Помни свою роль», — подумал он.

Мои часы тикают, Джон. Да и твои тоже, если честно.

Джордж за спиной загудел клаксоном, но Кочевник не оглянулся.

Он шел своей дорогой, на которую нет карты. Прав был его отец — таков путь музыканта. Прав был его отец, еще в ту ночь десятого августа девяносто первого года, когда его застрелили рядом с клубом «Шенаниганз» в Луисвилле, штат Кентукки. Так что почийте в мире, Дин Чарльз и группа «Roadmen».

Помни свою роль.

«Кто бы мне сказал, в чем она, — подумал он. — Кто-нибудь, Бога ради. Пусть мне скажут, где мне место и куда я иду… Потому что я заблудился».

— Джон!

Голос вспугнул мысли. Он не слышал, как она вылезла из фургона, но Ариэль шла рядом с ним. Он отвернулся от нее и так и шел дальше.

— Нормально все, — сказала она ему и попыталась взять за руку.

— Ты не нужна мне, — ответил он и отвел руку.

Она заморгала, обиженная, задетая. По опыту она знала, что иногда надо перестрадать в одиночку, но все равно шла рядом с ним.

Зазвонил колокол.

Чистый звук, звон светлого металла. Не низкий печальный голос погребального колокола, но призыв.

Дорога вывела Кочевника и Ариэль из сосновой рощи, и перед ними открылось широкое поле, засаженное какими-то растениями ниже человеческого роста. Не конопляное поле, как подумал он сначала, — скорее ряды кустарников. А между кустарниками возникали люди, будто отвечая на призыв колокола. Все они были в шляпах, некоторые с сетками от насекомых, все в перчатках, у всех корзины. Ягодное поле, решил Кочевник. В корзинах — темные ягоды. Ежевика, похоже. Кое-где виднелись коричневые проплешины, но почти все поле процветало даже в этой безбожной печи.

За деревьями примерно в сотне ярдов от главной дороги затаился фермерский городишко. Не столько город, сколько Джоудвиль какой-нибудь, подумал Кочевник, прямиком из «Гроздьев гнева». Ярдах в пятнадцати от того места, где стояли Кочевник и Ариэль, грунтовая дорога сворачивала к строению из толя и зеленого пластика. Над дверями висел раскрашенный деревянный крест. Перед этим зданием стояла широкобедрая женщина латиноамериканской внешности, седые волосы убраны под бандану, и размеренно мотала в воздухе колоколом. Неподалеку другие женщины хлопотали около стола, убранного в тень большого дуба, расставляя тарелки с лепешками, бобами и энчиладами. Перед церковью на редкой траве возвышался колодец, сложенный из коричневых камней.