Хороший немец

— Вы отправите его в Крансберг?

— А куда, вы думаете, я его отправлю — к русским? — Он сказал это так добродушно и бесхитростно, с такой улыбкой, что в голове у Джейка окончательно прояснилось. Нет, это явно не Шеффер. Кто-то другой.

— Скажите мне правду, — заговорила Лина. — Это сделал Эмиль?

Шеффер замялся:

— Он, скорее всего, немного переволновался, вот и все. Давайте не будет вспоминать об этом. Мы здесь подлечим Гейсмара, и все образуется.

— Ну да, прекрасно, — расстроенно сказала Лина.

— Нам нужно закончить кое-какие дела, — сказал Рон.

Лина посмотрела на мальчика, который следил за разговором, как за теннисным матчем.

— Эрих, знаешь, что там внизу? Граммофон. Американские пластинки. Пойди, послушай. Я скоро буду.

— Отведите его вниз и покажите ему там все, — сказал Шеффер Рону, принимая командование на себя. — Ваш мальчуган? — спросил он у Лины.

Та, уставившись в пол, покачала головой.

— Ладно, — сказал Шеффер и повернулся к Джейку, возвращаясь к делам. — Скажите, какого черта вы от меня удирали?

— Я принял вас за другого человека, — сказал Джейк, все еще пытаясь сообразить, как выйти из ситуации. — Он знал, что я буду там. — Он поднял глаза. — Но и вы тоже знали, что я буду там. Откуда?

— Ребята из контрразведки получили информацию.

— От кого?

— Не знаю. Правда, — вдруг серьезно сказал Шеффер. — Вы же знаете, как это бывает. Получаешь информацию, а узнавать, от кого, нет времени — если это правда, потом установишь. Один раз вы от нас уже сбежали. И какого хрена я тогда не поверил этому? — Он оглянулся на Лину. — Я думал, вы для своей дамы стараетесь.

— Нет, я старался для вас.

— Да? И посмотрите, что получилось. За кого же вы меня принимали?

— За человека, который убил Талли.

— Талли? Я же уже вам говорил. Мне насрать на Талли. — Он осмотрелся. — И кто же это?

— Не знаю. И теперь уже не собираюсь выяснять.

— Да и кому это надо?

— Вам. Человек, который убил Талли, вывез Брандта из Крансберга.

— Ну так я привезу его обратно. Сейчас значение имеет только это. Остальное — забыто. — Еще одна американская улыбка. Ведет ту же игру, что и на прошлой неделе.

— Вам еще нужно отчитаться за несколько трупов. Вы их тоже собираетесь забыть?

— Я их не убивал.

— Стреляли только по колесам.

— Ну да, по колесу. Как я понимаю, с меня за него причитается. Хотя, черт возьми, я вам ничего не должен. Но меня это устраивает. Рон говорит, мы можем сыграть и так.

— О чем вы говорите? Вы же стреляли в людей у всех на глазах. Есть свидетели. Куда вы их денете?

— Ну, это еще вопрос, кто что видел, не так ли? Немец стреляет в русского офицера, удирает, его преследуют и убивают. Такое в Берлине сплошь и рядом.

— На глазах у всего пресс-корпуса.

Шеффер улыбнулся:

— Но из всей этой заварушки они опознают только одного человека — вас. Верно, Рон?

— Боюсь, что да, — сказал Рон, возвращаясь в комнату. — В такой кутерьме трудно уследить, что к чему.

— И?

— И они знают, что вы там были. Вас видели, и мы вынуждены были дать по вашему поводу объяснения.

— Какие еще объяснения?

— Что вы вечно попадаете в дурацкие ситуации, — сказал Шеффер. — Но эту дурацкую ситуацию вы создали сами. Вы уже этим прославились. Ну а журналисты — разве их будешь винить — им всегда нравится, когда героем оказывается кто-нибудь из них.

— Пошел ты. Я напишу об этом совсем иначе.

Рон посмотрел на него:

— Но именно так все уже и описано. Причем всеми. Пока ты был в критическом состоянии. Как говорят, «висел на ниточке». Они, кстати, тоже.

— Я же сказал, что за колесо с меня причитается. Так что вы теперь у нас, черт побери, герой. Хотя вы этого не заслуживаете. Но вполне соответствует.

— Русские могут не согласиться. Они там тоже были.

— Только тот, которого убили.

— Вы пристрелили тех парней в «хорхе»?

— В каком «хорхе»? — Шеффер посмотрел на него. — Следующий вопрос.

— Тогда кто стрелял в Гюнтера? Он умер не в автокатастрофе. В нем пуля. Кто в него стрелял?

— Вы, — спокойно сказал Шеффер.

Рон вмешался, прежде чем Джейк смог что-либо ответить.

— Понимаешь, Калач — это тот русский, которого он застрелил, — увидел, как он целится в сторону трибун. Калачу повезло, он добрался до немца прежде, чем тот смог убрать Жукова, — мы думаем, тот его хотел застрелить. Но для самого Калача это кончилось печально. Но ведь, черт, это мог быть и Паттон. В День Победы. В такие дни они вылазят на свет божий, чтобы заявить о себе. Тут явно были и личные проблемы — пил, не смог оправиться от войны. Полицейский, который пошел в разнос, — знаешь, нет ничего хуже, когда они так опускаются. Занялись бы чем-нибудь. Я не виню его за то, что он имел зуб на русских.

— Вы не можете так поступить с ним, — сказал тихо Джейк. — Он был хорошим человеком.

— Он мертв, — ответил Шеффер. — И нас это устраивает.

— Но не меня. И не устроит русских.

— Устроит. Русский спас Жукова. Он получит признательность от благодарного народа. А вы — от нас. Сотрудничество союзников.

— А что вы скажете насчет Эмиля?

— Ничего. Эмиля там не было. Все это время он был в Крансберге. Мы не можем заявить, что потеряли его. Русские не могут сказать, что он был у них. Инцидента не было. Вот как все это выглядит. — Шеффер замолчал, встретившись глазами с Джейком. — Инцидент никому не нужен.

— Я не позволю вам этого сделать. Только не с Гюнтером.

— А чем вы недовольны? У вас же все хорошо. Получите выгодный контракт, мы получим обратно Брандта, а русские остаются с носом. Я это называю счастливой развязкой. Понятно? Я всегда говорил, что из нас получится хорошая команда.

— Это неправда, — упрямо повторил Джейк.

— Тем не менее правда, — сказал Рон. — Я хочу сказать, весь пресс-корпус уже описал это событие именно так, поэтому она имеет право на существование.

— Нет, после того, как я изложу свою версию.

— Не хочется говорить такое, но все будут ужасно раздосадованы, если ты поступишь иначе. Они делают из тебя героя, а ты отплевываешься от них? Нет, ты не станешь этого делать. Точнее, не сможешь.

— Потому что ты ее зарубишь? Так мы сейчас пишем репортажи? Как во времена доктора Геббельса.

— Не распаляйся. Мы всего лишь проводим согласование, — сказал Рон, кивая на Шеффера. — Ради военной администрации. И тебе тоже это следует сделать.

— Ну просто влюбленные голубки, да? — тихо, с трудом подбирая слова, произнес Джейк.

— Хотите оплакивать мертвого фрица — ради бога, но в свое личное время, — сказал Шеффер, теряя терпение. — У нас и так возникла куча проблем, пока мы вызволяли своего человека. Мы поняли друг друга?

Джейк снова посмотрел в окно. В конечном счете, какая разница? Гюнтера нет, ниточка к другому человеку потеряна, дело безнадежно, как и чахлый садик под окном.

— Убирайтесь, — сказал он.

— Что означает, да, полагаю. Ну что ж, прекрасно. — Шеффер взял фуражку. — Как я понимаю, дама остается с вами?

— Да, — сказала Лина.

— Тогда полагаю, вы тоже получили то, что хотели. Это и была причина небольшой потасовки в воде?

Значит, он до сих пор не знает. Но разве это теперь важно? Эмиль снова бы начал искать и нашел бы отсутствующие документы, решил бы и эту проблему. Его счастливая развязка. Невиновный — именно этого хотел бы и Шеффер.

— Почему вы сами у него не спросите? — сказал Джейк.

— Не берите в голову, — ответил Шеффер, взглянув на Лину. — Винить его в этом я не могу. — Дешевый комплимент. Он повернулся, собираясь уходить. — Ах да, еще одно. Брандт говорит, у вас есть какие-то его бумаги.

Лина посмотрела на него.

— Он сказал, что это за бумаги?

— Его заметки. Что-то, необходимое фон Брауну. Похоже, он считает их довольно важными. Из-за чего он тут все разворотил, не так ли? — спросил он у Лины. — Приношу свои извинения.