Цепная реакция

Компьютер выдал только одно имя — не потому, что этого человека можно было подозревать в организации похищения людей, а по причине его контактов с КЮРЕ в одном, уже законченном, деле. Однако имя Р. Гонзалес было скоро отодвинуто на задний план другой, более важной информацией: несколько очевидцев видели, как люди были захвачены насильно и связаны, как им вводили шприцем какой-то транквилизатор. Те, кто это сделал, были одеты в военно-морскую форму береговой охраны.

Смит попытался узнать местонахождение Римо и Чиуна. Компьютер выяснял это элементарным просмотром соответствующих файлов. Компьютер умел делать то, что умеют немногие из людей: он «листал» файлы очень быстро, выхватывая нужные факты и не отвлекаясь на постороннюю информацию. Если бы встретились полицейские или репортерские отчеты о том, как человек, действуя в одиночку и не имея оружия, запросто искалечил большую группу вооруженных людей, это было бы важно. Если бы попались свидетельства очевидцев о том, как некто разгуливает по отвесной наружной стене здания, это тоже было бы важно. Если бы компьютер выдал сообщение о том, как двое неизвестных, белый и желтый, ввязались в историю только из-за того, что какой-то прохожий случайно задел старика корейца и в результате лишился руки, это позволило бы сделать окончательные выводы.

На этот раз, однако, доктор Смит получил от компьютера только один факт: человек прыгнул из самолета без парашюта и остался жив. Зрачки серых, будто стальных, глаз Смита расширились: вот оно! Но вслед за тем его лицо приняло обычное непроницаемое выражение: человек, спрыгнувший без парашюта, был помещен в критическом состоянии в госпиталь «Уинстед мемориал», близ Рэмеджа, штат Южная Дакота.

О местонахождении Римо и Чиуна компьютер не сообщил ничего. Можно было не сомневаться, что их нет в Южной Дакоте: чтобы упрятать Римо в госпиталь, одного прыжка без парашюта недостаточно…

Глава четвертая

Мастер Синанджу не верил своим ушам. Он боялся переспросить, опасаясь, что услышать это во второй раз будет выше его сил. И все-таки он решился:

— Что я тебе сделал? Почему ты так скверно поступил со мной?

— Может, не так уж и скверно, папочка?

— Я не могу в это поверить!

— Тебе придется-таки поверить. Я больше не буду убивать.

— О-о-о… — застонал Чиун, как от непереносимой зубной боли. — Я могу вытерпеть все, любую боль, — молвил он наконец. — Но знать, что я изменил делу предков, отдав то бесценное, что уже никогда не вернется в Дом Синанджу… нет, с этим жить нельзя.

— Я не чувствую себя виноватым, — сказал Римо. — Я появился на свет не для убийств, а для жизни. Я не родился ассасином.

— Теперь не имеет смысла говорить об этом, — возразил Чиун. Внезапно его мрачное лицо просветлело. — Ты ведь сейчас убиваешь, Римо! Своим поступком ты убиваешь Дом Синанджу, вот что ты делаешь! Ты убиваешь наши традиции! Кто теперь подхватит бесценный сгусток солнечной энергии древнего боевого искусства и передаст свой опыт другим, чтобы можно было его сохранить? Кто, ели не ты?

— Это сделаешь ты. Ты нашел меня, найдешь кого-нибудь еще.

— Таких больше не существует!

— А как насчет блистательных корейцев, которых ты так любишь превозносить? Ты говорил, что среди них есть много достойных Синанджу и только в минуту слабости ты предпочел белого человека.

— Я уже слишком стар.

— Тебе не больше восьмидесяти пяти.

— Я отдал так много… У меня ничего не осталось.

Римо заглянул в стоявшую на плите кастрюлю. После ленча он уедет, чтобы начать новую работу на новом месте. Рис уже разварился, скоро будет готова и утка.

Он заказал билеты на рейс компании «Дельта» из Уэст Палм-Бич до Нью-Йорка. Однако до поры до времени умолчал о том, что билетов заказано два.

— Женьшень в рис добавить? — спросил Римо.

— Оставь женьшень до лучших времен! — воскликнул старец. — Женьшень — для того, чье сердце не разбито и кто не был предан своим учеником.

— Так не класть? — уточнил Римо.

— Если только самую малость, — сказал Чиун. — Лишь для того, чтобы напомнить мне о счастливых днях, которые уже не возвратятся.

Он скосил глаза на кастрюлю, чтобы видеть, достаточно ли Римо положит ароматных корешков женьшеня в кипящий рис.

Заметив его заинтересованный взгляд, Римо добавил еще. Чиун отвел глаза.

— Но теперь это меня уже не радует, — сокрушенно добавил он.

Во время ленча Чиун сокрушенно твердил, как его абсолютно ничто не радует. Хотя, он признавал, бывает в жизни и не такое. Бывает гораздо хуже…

— Что именно? — спросил Римо, разжевывая рис до жидкого состояния.

Процесс приема пищи теперь уже не был для него актом удовольствия. Он ел так, будто выполнял дыхательные упражнения. Правильно есть — означает потреблять необходимые организму питательные вещества. Наслаждаться пищей было бы неверно, так это может привести к перееданию, что чревато неприятностями, особенно для американцев, сплошь и рядом злоупотребляющих избыточной пищей.

— Ты занят мыслями о пище больше, чем я — мыслями об осквернении Синанджу, — сказал Чиун.

— Так оно и есть, — согласился Римо.

— Это предательство, — сказал Чиун. — Низкое предательство. Я теперь желаю одного: не допустить, чтобы искусство Синанджу растрачивалось не на те цели, для которых оно предназначено.

— Прекрасно, — сказал Римо.

— Я даже не спрашиваю тебя, чем ты собираешься заниматься.

— И правильно делаешь. Так будет лучше для тебя.

— Не все, как тебе известно, могут оценить по достоинству ассасинов, даже самых великих.

— Я это знаю. — В тоне Римо не было и тени насмешки.

— Они называют нас палачами.

— В известной степени это так.

— Они не понимают того, что мы делаем.

— Да уж где им понять.

Римо решал, есть ему утку или нет. Молодому человеку его возраста достаточно того количества жиров, которое содержится в растительной пище. На белой коже сваренной утки блеснула желтая крупинка жира, и Римо решил, что ограничится рисом.

— В твоей стране дето обстоит гораздо хуже: здесь повсюду работают непрофессиональные убийцы. Каждый, у кого есть оружие, считает себя вправе убивать.

— Я это знаю, — сказал Римо.

— А истинного наемного убийцу ассасина уважают даже его жертвы, потому что умирать от его руки легко. Разве сравнить с такой смертью страдания престарелого человека, мучимого столькими болезнями, пока он доберется до могилы? Его тело иссыхает, члены слабеют, зрение притупляется, дышать становится трудно. Когда же человек уходит из жизни с помощью настоящего наемного убийцы, он не испытывает боли — все происходит мгновенно. Я предпочел бы умереть именно так, это лучше, чем погибнуть в дорожной катастрофе, — рассуждал Чиун.

Римо встал.

— Мне пора, папочка. Ты едешь со мной?

— Нет, — сказал Чиун. — Это не для меня. Я слишком стар и беден. Давай прощаться. Возможно, ты и прав, настало время покинуть меня.

— Не так уж ты и беден, — возразил Римо. — У тебя полно золота. Да и когда это было, чтобы наемный убийца не мог найти работу?

Все свое имущество Римо уложил в голубую холщовую сумку: пару запасных твидовых брюк, три пары носков, четыре черных футболки, зубную щетку.

Он думал, что Чиун его остановит, но этого не произошло. Римо застегнув молнию на сумке. Чиун трудился над своей порцией утки, отщипывая от нее маленькие кусочки своими длинными ногтями и разжевывая мясо в жидкую кашицу.

— Ну, я пошел, — сказал Римо.

— Вижу, — отозвался Чиун.

Римо знал, что Чиун никогда не путешествует без своих необъятных дорожных сундуков, которые нужно сдавать в багаж заранее, чтобы их могли перевозить морем. На этот раз он не поручил Римо это сделать.

— Я ухожу, — повторил Римо.

— Понятно, — сказал Чиун.

Римо пожал плечами и испустил глубокий вздох. Он проработал больше десяти лет и не сумел нажить ничего ценного. Впрочем, он к этому и не стремился. Теперь он уходит в новую жизнь, уходит туда, где у него будут дом, жена, ребенок. Возможно, даже не один.