Волк Среди Овец

– Трус, – прошептала стоящая рядом со мной Бекки. – Отправь его обратно в тюрьму, повтори процедуру через месяц, тогда он согласится с обвинением.

– Ну, черт, – произнес кто-то по другую сторону от меня. Мы с Бекки в удивлении обернулись и увидели Элиота Куинна, казалось, он присоединился к нашему разговору, но его взгляд был направлен в другую сторону зала, на непокорного обвиняемого.

Когда Элиот понял, что мы слышали, он повернулся к нам.

– Прости, Марк, – сказал он. – Это я втянул тебя. Я позабочусь об этом. Возможно, эта молодая леди права. – Он посмотрел на Бекки более чем холодным взглядом. – Дай ему время, он согласится с обвинением.

– Нет проблем, Элиот, это даст мне шанс провести обвинение в суде. Для выборов это будет даже лучше. – Ни Бекки, ни Элиот не поняли, что я шучу, потому что они не знали, что мой помощник советовал мне сделать именно это. Они восприняли это серьезно. Элиот, казалось, забеспокоился, начал было говорить, но затем решил попрощаться.

– Я разберусь, – сказал он на прощание.

– Интересно, буду ли я такой? – спросила Бекки, смотря ему вслед. Буду ли все еще хотеть выполнять обязанности прокурора после отставки?

– Не знаю. А сейчас насчет желания? Не хотела бы быть обвинителем этого парня?

Она повернулась, чтобы посмотреть на Криса Девиса. На мой взгляд, он не выглядел человеком, которого хотелось обвинять. Похоже, он был готов сам сдаться через день-два. Но во взгляде Бекки не было симпатии. Она будто видела преступление своими глазами.

Умение воссоздать страшную картину преступления, располагая фактами малозначительными, – качество, редкое не только для обвинителя. Дела мелькают перед глазами так быстро, что лишь успеваешь выхватить из текста обвинения основные события: оскорбление, оружие, боль, страх – итого тридцать лет заключения, но не расцениваешь их как нечто реальное. Но Бекки, похоже, принимала все близко к сердцу. Она смягчилась лишь, посмотрев на мальчика, прижавшегося к матери.

– Конечно, – сказала Бекки, – я возьмусь за это.

– Ты когда-нибудь раньше вела дело о сексуальном насилии над детьми?

– Я была помощником прокурора на двух или трех, – сказала Бекки.

– Тогда ты знаешь, что должна полностью завоевать доверие мальчика. Думаешь, у тебя получится?

Она ответила, но неубедительно:

– Дети меня любят.

Я слегка дотронулся до ее руки и пошел по проходу.

– Все в порядке? – спросил я, и Кэрен ответила:

– Да. – Но ее многозначительный взгляд говорил об обратном.

– Что происходит? – заволновалась миссис Поллард. Я больше смотрел на Кевина, чем на нее, поэтому вздрогнул, когда она подалась ко мне и схватила меня за руку.

– Подсудимый не хочет признать себя виновным, – сказал я так, будто это не было для меня неожиданностью.

– Они его не отпустят? – Она дернула меня за рукав, затем, заметив, что ведет себя бестактно, отпустила.

– Нет, нет, – убежденно сказал я, отвечая на ее вопрос, но обращался я к Кевину и смотрел на него. Он казался совсем маленьким, его била дрожь. "Господи, – подумал я, – что с ним сделал Крис Девис?"

– Он вредит сам себе, – продолжал я. – Сейчас он отправится обратно в камеру и, после того как пораскинет мозгами, возможно, попросит повторить процесс и признает себя виновным. А если нет, я буду представлять обвинение против него в суде и мы рассмотрим каждое дело в отдельности, так что приговоры будут накладываться один на другой и он сядет в тюрьму на гораздо больший срок.

– Кевин. – Возможно, это была ошибка. Я не детский психолог. Но мне хотелось приобщить его, не вести разговор помимо мальчика, словно он неживой. Я присел на корточки, чтобы мое лицо было на уровне его. – Как ты думаешь, ты сможешь сесть вон там и рассказать, что с тобой произошло? Не сегодня, – заверил я его, – но когда-нибудь, если нам понадобится, чтобы ты это сделал? Мы потренируемся с тобой, ты будешь знать, что говорить. Ты сможешь это сделать, Кевин?

Обращение к мальчику, как я и думал, заставило его сесть прямее, а не сжиматься от страха.

– Да, – прошептал он.

– Хорошо.

Его матери я сказал:

– До этого может не дойти, но мне надо знать. Кевин будет нашим лучшим свидетелем.

Когда я поднялся, то понял, что сегодняшняя процедура не состоялась. Остин Пейли развел руками и отошел от своего клиента. Судья уже ушел. Остин что-то сказал Бекки, затем посмотрел на меня и запнулся. Он словно не хотел приближаться ко мне. Но потом взял себя в руки, как будто надо было загладить вину перед тем, с кем он поступил нечестно, и пошел по проходу. Он бросил взгляд на маленькую группу рядом со мной. Подойдя ко мне, он взял меня за руку и повлек дальше к двери.

– Извини, Марк. Я понятия не имел, что втягиваю тебя в такое неудачное мероприятие.

"Вы с Элиотом слишком долго не работали в суде, – подумал я. – Отказ от признания – не слишком важное дело, это случается постоянно".

– Я организую судебное разбирательство, – сказал я.

Остин выглядел расстроенным, но не возражал.

– Может быть, это выход. Но мы постараемся что-нибудь сделать. Я тебе позвоню.

Он оглянулся, как будто все это причинило ему боль, и поспешно вышел. Помещение опустело. Охранник повел обвиняемого через боковую дверь по скрытому коридору к тюремной машине. Миссис Поллард и Кевин подошли ко мне. Я постарался снова успокоить ее, сказав, что буду держать в курсе дела, когда две маленькие ручонки ухватились за мои и притянули меня вниз. Кевин был одет в черные брюки, белую рубашку с коротким рукавом и зеленый галстук, что делало его еще более несчастным. Его одели для особого случая, но не сделали того, чего он хотел.

Мое лицо было лишь в нескольких дюймах от него. Впервые я был так близко, чтобы заметить какое-то движение в его лице. Он крепко держал меня за руку.

– Не пускайте его в мой дом, – попросил он.

– Он не приблизится к тебе, Кевин. Я обещаю.

Он еще с минуту удерживал мои руки и неотрывно смотрел на меня, пока моя искренность не убедила его.

Он ухватился за руку матери, и они медленно вышли из зала.

Передо мной выросла журналистка по имени Дженни Лорд. Она затараторила без предисловий:

– Если дело передадут в суд присяжных, вы сами будете обвинителем?

Я указал жестом на Бекки.

– Если позволит время, – официально ответил я.

– Ну же, Марк, ты можешь дать мне ответ поинтересней.

Я посмотрел на Дженни, вспомнив время, когда мы смеялись над судебной процедурой в коридорах Дворца правосудия.

– Нехорошо с твоей стороны скрывать от меня правду. Разве ты забыл о нашей дружбе? – сказала она, вооружаясь блокнотом и ручкой.

– Хорошо, – ответил я, принимая вызов, как мальчишка. – Так. С тех пор как я стал окружным прокурором, я лично вел дела с двумя приговорами к смертной казни, двумя пожизненными заключениями и другими обвинениями, потянувшими на сто лет в тюрьме. Я не боюсь представлять обвинение в суде. Но… – я посмотрел на Бекки, – у меня есть великолепные коллеги, специалисты в своем деле. Если этот обвиняемый настолько глуп, что будет настаивать на суде присяжных, ему будет противостоять грозная команда обвинителей, которая отправит его в тюрьму.

Она закончила писать и взглянула на меня вопросительно.

– И все?

– Хорошо, а как насчет этого? – Я понизил голос. – Мы уничтожим этого парня. Мы заставим его пожалеть, что он родился на свет.

– О, вот это отлично, – откликнулась Дженни, торопливо конспектируя.

Бекки смотрела на меня, стараясь сохранять беспристрастие. Ей это не очень хорошо удавалось. Я вспомнил, как упрекнул ее, что она без предупреждения посадила подзащитную рядом с собой во время суда. "Знаю", сказала тогда Бекки. Она понимала, что должна была согласовать свои действия, но не сделала этого. Бекки была самой послушной из всех моих подчиненных, но не в суде.

Я вышел вместе с ней.

– Я хочу разобраться в этом деле, – сказал я. – Не хочешь присоединиться ко мне?