Троих надо убрать

Жерфо вздрогнул при мысли, что за еду придется сражаться с дикими зверями.

Очнувшись, он прислонился к стволу лиственницы и ощупал себя с излишними предосторожностями. Левая нога сильно болела. Опираясь на дерево, Жерфо встал. Нога подломилась, и он снова упал на землю, ободрав ладони о кору. При второй попытке дела пошли лучше. Он оторвался от ствола, за который держался, и в четыре прыжка достиг другого дерева, в трех метрах дальше. Он чувствовал острую боль в подъеме ноги, но, как ни странно, при ходьбе она немного затихала. Нога болезненно подгибалась, когда он шел, но все-таки ему удавалось довольно ловко двигаться от ствола к стволу.

Помогал склон. Сначала Жерфо хотел вернуться к железной дороге и дождаться следующего состава или дойти по рельсам до ближайшей станции. Но ему пришлось отказаться от мысли идти вверх по крутому склону, и поэтому он спускался. Чем ниже спустишься, тем легче будет найти людей: это элементарно.

От дерева к дереву он двигался по склону, на котором росли темная трава и мох. Иголки лиственниц были скользкими, участки голой красноватой земли, усыпанные камнями, также затрудняли передвижение. Жерфо много раз падал. Чтобы идти в выбранном направлении, ему приходилось ставить раненую ногу вниз. Это было очень неудобно.

В лесу шелестел веселый ветерок. Между деревьями летали немногочисленные птицы. Жерфо поднял голову и между фисташково-зелеными верхушками увидел в сером небе парящую птицу, которая была крупнее остальных. До этого он еще раз разбил себе лицо и съехал по склону на заду, подпрыгивая и ругаясь. Внизу он ударился лодыжкой о корень и чуть не заплакал. Он снова поднялся и, увидев, куда съехал, решил, что пропал.

Он находился в грязной расщелине, заваленной растительными остатками в разной степени разложения. Если на этой высоте водились кабаны, в чем Жерфо сомневался, это место должно было служить им логовом. Во всяком случае, если он хотел двигаться вперед, надо было отсюда выбираться, неважно в какую сторону.

Он предпринял несколько неудачных попыток, закончившихся смешными и болезненными падениями. Ему в голову пришла мысль подняться, цепляясь за землю пальцами. Жерфо преодолел небольшую горку и выбрался на пересеченную местность, приведшую его в отчаяние. Там были только крутые гранитные скалы, поваленные бурями или обвалами стволы деревьев, головокружительные обрывы. Это выглядело очень романтично, но, с точки зрения Жерфо, – полное дерьмо.

Он продолжил путь ползком, с ослабевающей энергией. Небо наверху чернело, и наконец пошел дождь.

Дождь был сильным и лил долго. Желтая вода стекала по красным склонам. Жерфо дополз до хаотически наваленных вырванных деревьев, забился под них и поднял воротник рубашки. Вода стекала между стволами и мочила его одежду. Было холодно. Жерфо тихонько заплакал. Наступила ночь.

На рассвете он немного поспал. Тревога и мрачное удовольствие от переживаний долго не давали ему уснуть. Дожди следовали с короткими интервалами. Между ними вода продолжала стекать по склону, по веткам, заливаясь под поваленные деревья и на Жерфо. Когда он открыл глаза, ему показалось, что он их только что закрыл. Зубы его стучали, грязный лоб был горячим. Он пощупал раненую ногу: она распухла и болела сильнее, чем накануне. Жерфо с трудом снял ботинок, покрытый коркой грязи, а когда снимал носок, тот разорвался на пятке и на подъеме. Жерфо с нехорошим удовлетворением посмотрел на распухшую синюю ногу и костный выступ спереди и сбоку. Он не мог надеть ботинок даже после того, как вынул шнурок, который отбросил изо всех сил, и тот приземлился в грязь в паре метров. Жерфо хотел посмотреть на часы, но их не было, и он вспомнил, что уже заметил это накануне, вскоре после падения с поезда.

Тучи уже не образовывали ровный, непробиваемый свод. Они опустились и разорвались о горы. Жерфо смог увидеть, что происходит внизу, и решил, что находится на высоте двух – трех тысяч метров. Он на четвереньках выбрался из-под поваленных деревьев и с яростью пополз, не обращая внимания на боль, не без удовольствия рыча как зверь.

Это короткое усилие совершенно истощило его силы. Он делал долгие паузы между короткими передвижениями на пять-шесть метров. Распогодилось. Лиственницы стали реже. Солнце сверкало как сумасшедшее. Между деревьями еще витал туман. Летали тучи насекомых. Скоро стало жарко. У Жерфо поднялась температура, и эта история перестала казаться ему романтичной.

Когда день прошел, не принеся ничего нового, он стал совершенно серьезным и начал строить планы, как выжить одному. Он провел инвентаризацию своего имущества, сводившегося к грязному платку, ключам от парижской квартиры и шести намокшим "Житан" с фильтром в раздавленной пачке. Ни зажигалки, чтобы развести огонь, ни оружия, ни еды. Однако к Жерфо пришло второе дыхание. Он добрался до сломанной нижней ветки дерева, оторвал ее и использовал в качестве костыля. Ему удалось продолжить путь на ногах и достичь скорости четыре километра в час. Он хотел бы найти собирающих пыльцу пчел, дойти до улья, тем или иным способом прогнать рой и съесть мед, но отбросил эту мысль, решив, что получит страшные укусы и окончательно выйдет из строя, если вообще не умрет. Кроме того, пчел все равно не было.

Для очистки совести он перепробовал много встреченных растений, которые могли оказаться съедобными, но у всех был вязкий и горький вкус.

Сев на землю, Жерфо бросил маленький камушек в надежде пробить голову черной в белых пятнах птице, сидевшей на стволе и что-то клевавшей. Он промазал – камень пролетел так далеко от птицы, что она даже не испугалась. Второй попытки Жерфо не предпринял.

Солнце зашло. Было, очевидно, что-то около пяти или шести вечера, когда Жерфо, по-прежнему на ногах, но со скоростью, упавшей до двух километров в час, вышел на поляну. Он уже раза три проходил через поляны, но они были маленькими. Проклятые лиственницы расступались метров на тридцать, максимум на пятьдесят, и продолжали закрывать горизонт. Теперь было по-другому: еще не дойдя до поляны, Жерфо увидел между стволами деревьев тонкую траву, расстилавшуюся больше чем на сто метров, до вершины холма. Дальше была видна равнину в форме ковша, окруженная поросшими лесом холмами, запиравшими ее узкое горло в восьми или десяти километрах отсюда. В начале долины была зона лесоповала. Выше, там, где прекращались деревья, виднелось светлое пятно, казавшееся туристским домиком или коровником.

Чувство затерянности в диком мире, простирающемся на тысячи километров, исчезло. Жерфо поспешил к холму, закрывавшему вид на центр долины. По мере продвижения он с радостью замечал тропинки, секторы рубки леса, коровники на склонах.

Жерфо достиг края луга, и из его горла вырвалось довольное рычание. Он заметил внизу маленькое ярко-синее озеро и довольно значительное поселение: более двух дюжин строений, покрытых шифером, сараи, заборы, улицы и какие-то блестевшие на солнце дорожки, очевидно систему водоснабжения, распределявшую воду, пришедшую с вершин. Жерфо сильно хотелось пить. Он медленно и тяжело опустился на живот, чтобы полизать траву и полюбоваться местом, где его ждало спасение.

Ему понадобилась добрая минута, чтобы осознать, что он не свихнулся, и прикинуть расстояние, отделявшее его от долины. Птице здесь пришлось бы пролететь километр или два. Но пройти предстояло раз в пять или десять больше.

Разозлившись, Жерфо немного полежал, потом испугался, что заснет и умрет здесь, поднялся, опираясь на свой импровизированный костыль, и тронулся в путь.

Чтобы продолжить спуск, ему пришлось снова войти в лесистую зону. Деревня исчезла из виду. После четверти часа неуверенной ходьбы горло и пустой желудок Жерфо сжались от тревожной мысли, что он никогда не дойдет до деревни, что добраться до нее удастся не меньше чем за неделю.

Наступила ночь – вторая с того момента, как его выбросили из поезда. Он пытался продолжать путь в темноте, но стал натыкаться на деревья и заплакал, а после двух падений остановился. Он очень устал и заснул моментально. Утром его нашел лесоруб-португалец.