Пятая профессия

— Прикажите вашим людям остановиться. Иначе я вас убью. И их тоже.

— Но вы не понимаете! — Камичи казался странно спокойным, тревожно участливым. — Они готовы умереть, отдать свои жизни за даймио, за дух своего народа, за землю богов. Они хотят выполнить свое назначение, и соединиться с ками своих товарищей-самураев.

Сэвэдж задрожал. Он с ужасом понял размах безумия этого человека. И вспомнил резню в Джонстауне и последователей безумного вождя, которые были готовы сделать для него все, что угодно, даже заставили своих детей проглотить отравленный лимонад, а затем выпили его сами.

И тут же сдвинул перспективу, поменял свою логику на логику Камичи, напомнив, что абсолютно сумасшедшие и безнадежные психи уверяют самих себя в том, что они — единственные совершенно нормальные люди.

Но напомнил себе еще обо одном. Что здесь не Запад, а Восток. И вспомнил Мисиму, вспоровшего себе живот после того, как он призвал солдат вернуть страну к старым временам и выполнить долг перед богами.

Сэвэдж думал о сорока семи ронинах, которые ждали целых два года, выбирая время для мести за своего мертвого хозяина, и которые, после того как отрубили голову врагу своего даймио и положили ее на могилу, совершили сеппуку. В Америке джонстаунский фанатик считался чудовищем. В Японии Мисиму вспоминали с любовью, как человека, умершего за свои принципы. А сорок семь ронинов почитали за абсолютную преданность своему даймио.

И каким-то образом гайдзин Сэвэдж это понял, потому что его отец тоже пустил пулю себе в голову.

Но подобные мысли ничуть не убавили ужаса, творившегося вокруг.

— Теперь понятно, почему охрана не стреляла. Она добровольно… — Сэвэдж покачал головой. Несмотря на шок, он чувствовал уважение к этим людям, представляя их отвагу, их ошеломляющую уверенность, веру в Аматерасу, их убежденность, пересилившую страх смерти.

Сэвэдж заставил себя продолжить разговор, потому что чувствовал, как першит в горле и как звуки с трудом — словно его кто-то душит — вырываются изнутри.

— Они самостоятельно встали по стойке “смирно”. И позволили себя расстрелять. Совершенно спокойно отдали свои жизни… с честью приняли уникальный эквивалент сеппуку. Чтобы ваш народ думал, что это — ваши — враги их убили.

— Для гайдзина вы неплохо разбираетесь в наших традиционных ценностях, — признал Камичи.

— Кто же их застрелил? — спросил Акира. — Вы?

— Их товарищи-самураи, которых, в свою очередь, застрелили следующие, пока не осталась одна последняя группа.

Охранники сделали еще шаг вперед, прицеливаясь. Сэвэдж отчаянно потянул Камичи вдоль стены к лестнице, держа пистолет у его головы, пока Акира целился в телохранителей.

— Но наш разговор оказался весьма полезным, — сказал Камичи, чудовищно размеренным голосом, — потому что я понял, что ошибся.

— Вот уж что правильно, то правильно, — заявил Сэвэдж. — Эти люди не должны умереть, по крайней мере не за ваши бредовые…

— Я имел в виду их оружие, — произнес Камичи. Сэвэдж еще сильнее вжал дуло пистолета в череп Камичи, чувствуя, как на его хрупкую психику совершается очередной бандитский налет.

— Оружие?

— Я-то думал, что предусмотрел все детали, — продолжил Камичи. — Но теперь понял, что им следовало стрелять перед собственной смертью для пущего драматического эффекта. Подчеркнуть таким образом их преданность и стремление во что бы то ни стало меня защитить.

Сэвэдж чуть было не выпустил пулю в голову Камичи.

Это было настолько заманчиво.

“Нет, — прозвучал призрачный голос Грэма. — Не поддавайся эмоциям. Иначе ошибешься. Профессионал обязан быть объективным, разумным и держать себя в руках.”

“Разумным? — подумал Сэвэдж. — Как Камичи? Да, он, гаденыш, такой разумный, сволочь, психопат проклятый!”

“Но ведь ты нормальный. Терпи. Помни о своих обязательствах. Перед собой. Перед пятой профессией.”

“А вот это верно!” — согласился Сэвэдж.

Он слишком хорошо знал, что до сих пор жив только потому, что охрана Камичи не рискует напасть на них, когда их даймио угрожает прямая опасность.

Несмотря на соблазн, он знал, что невозможно… а ведь как хочется, черт, как хочется! Это было бы справедливо, правильно и, главное, порадовало бы душу, если бы он сейчас нажал курок.

Кошмарно разумный, нестерпимо рациональный голос Камичи вывел Сэвэджа из задумчивости.

— Об этой незадаче я побеспокоюсь позже. Лично удостоверюсь в том, чтобы из оружия были произведены выстрелы. Пальцы трупов моих верных сторонников будут положены на курки во время стрельбы, чтобы на случай судебно-медицинской экспертизы на руках остались следы пороховой гари. Каждый аспект разработанного плана должен быть идеальным.

— Чего вы хотите этим достичь? — спросил Акира. Камичи повернулся, сопротивляясь нажиму пистолетного дула.

— Я разочарован. Вы оказались способны предусмотреть так много, но не смогли понять главной цели моих действий.

— Видимо, мы чересчур тупы, — сказал Акира.

— Так просветите нас, — поддакнул Сэвэдж. — Покажите двум дурням, насколько вы умны.

Камичи выпрямился.

— Все записано в анналах и… история все записывает…

— Просто сообщите, в чем дело, — оборвал его Сэвэдж.

— Сегодня вечером, — произнес Камичи горделиво, — мы покажем, что наемные убийцы, собранные врагами Аматерасу, решили, что я являюсь настолько сильной угрозой для них, что устроили резню, дабы до меня добраться. Но у них ничего не вышло… Отряд преданных мне самураев отразил атаку и обратил их в бегство, уничтожив перед этим основных главарей. Вас, — указал он на Сэвэджа, — агента ЦРУ. И вас — еще один жест, теперь уже в сторону Акиры, — работника японской разведки.

— Мне был необходим прецедент столь драматичный, столь символичный, столь национально выверенный, чтобы он смог вдохновить и взволновать моих сторонников, заставить их самостоятельно принять решения о начале нового похода против сил Японии и чтобы, как магнит, притянул в Силы Аматерасу новых приверженцев. Сцена побоища в этом японском храме лишь подчеркивает всю важность этого решения. Важность…

— Чего? — спросил Сэвэдж.

— Американское правительство подослало наемных убийц, и ему помогало японское коррумпированное общество. Этот инцидент вызовет такую бурю негодования, такую ярость, такую…

— Вам никто не поверит, — оборвал его Сэвэдж.

— В Америке — конечно. Но в Японии? Можете в этом не сомневаться. Несколько следующих дней повернут ход истории этого народа вспять. Я смою ошибку Реставрации Мэйдзи и верну страну к культурной чистоте и очищающему карантину Токугавского Сегуната. Все иностранцы будут изгнаны, и их заразное влияние сойдет на нет.

— А вы, насколько я понимаю, будете тем самым великим человеком, который возглавит Сегунат, — усмехнулся Сэвэдж.

— Я буду управлять от имени императора, которому больше не придется отказываться от своего божественного происхождения.

— Вы настолько безумны, — Сэвэдж подтащил Камичи поближе к лестнице, — что остаток своих дней проведете в “мягких покоях” сумасшедшего дома.

— Но что самое странное, — сказал Акира, продолжая целиться в охрану, — так это то, что я с ним согласен.

— Что? — задохнулся Сэвэдж.

— Тогда присоединяйтесь ко мне, — сказал Камичи. — Я могу изменить план, и умрет один лишь гайдзин. Будет произведено новое свидетельство связи этого человека и его нанимателя из ЦРУ с японской разведкой. Ваши таланты мне еще пригодятся.

— Согласен с вами. Да, — Акира продолжал целиться. — Жаль, что я не живу в другом времени. Как бы мне хотелось повернуть историю вспять — убрать из нее не только американскую оккупацию и навязанную нам конституцию, но и саму войну на Тихом океане, милитаризм, что ее породил, Реставрацию Мэйдзи и прежде всего — “черные корабли” коммодора Перри. Сегунат Токугавы. Наш прекраснейший цветок. Когда мы были оставлены на произвол судьбы, отринули весь остальной мир, всматривались вглубь и оттачивали свой дух. Как бы мне хотелось, чтобы нас ничто не связывало с Америкой. Сброшенные атомные бомбы были современными вариантами “черных кораблей”. Из-за них мы сейчас стараемся взять экономическую власть над миром, а не военную, как в тридцатые-сороковые. Жадность, жажда власти, жестокость рабочей этики, не оставляющие нам времени для созерцания, — эти пороки пришли к нам из Америки. Они уничтожают красоту нашего духа. Япония не является землей богов. Мы позабыли о богах.