Полицейская сага

– Так и должно быть, – проговорил Билли.

– Похоже, это все. Если появится что-нибудь новенькое, я обязательно сообщу, но сейчас я собираюсь ехать домой и выспаться. Джон отдохнет у меня в гостиной.

Билли обратился к Хауэллу:

– А когда этот материал попадет в газеты, Джон?

– Завтра утром. Само собой, он идет в «Таймс», причем текст и фотографии перепечатает «Конститьюшн». В Нью-Йорк уже отправился курьер с текстом и пленками. Телевизионщики выбросят десант завтра, как только узнают эту историю. На вашем месте я бы заранее заготовил для них заявление.

– Все, что, как мне кажется, я смогу сказать, – это выразить соболезнование и сочувствие семьям жертв, заявить каким это явилось для меня потрясением, и по всем остальным вопросам рекомендовать обращаться к Такеру.

Билли пожал обоим руки и проводил их до двери. Затем вернулся к себе в кабинет и замер в кресле, глядя на огонь в камине.

Когда они отъехали от дома Билли и двинулись по направлению к дому Такера, Джон Хауэлл глубоко вздохнул и заговорил:

– Такер, когда я писал статью для «Санди Мэгэзин», в процессе ее подготовки я съездил в Коламбус и отыскал свидетельство о рождении.

– Да? – заметил Такер и крепче вцепился в руль.

– Естественно, я не стал искать свидетельство о смерти. А если бы я туда вернулся, что бы я обнаружил?

Такер чересчур устал, чтобы продолжать спектакль.

– Вы бы обнаружили, что я умер в восьмилетнем возрасте от скарлатины, – заявил он.

– Настоящий Такер был вашим двоюродным братом?

Такер кивнул.

– Сын дяди Така. Сохранилось свидетельство о рождении. Этого оказалось довольно, чтобы позднее поступить на службу в армию. А в то время я работал в Алабаме на одного издольщика. Двоюродный брат был на два года старше, но я был высокого роста, так что при вербовке проблем не возникло. Дядя Так написал письмо маме, где сообщил, что меня насмерть задавил грузовик в Алабаме. Она его показывала всем, и ей поверили. Так я стал Такером Уоттсом.

– Кому еще это известно?

– Элизабет. Причем я рассказал ей об этом лишь несколько месяцев назад.

– Скажите правду, Такер, Билли об этом знает?

Такер покачал головой.

– Нет, но если вы собираетесь рассказать об этом в газете, я поеду и сейчас же ему обо всем расскажу.

Хауэлл замолчал на некоторое время и стал разглядывать через окошко убегающий пейзаж.

– Нет, я не думаю, что опубликую все это. Ему и так нелегко пришлось: два этапа выборов, голосование в палате в этот вторник. Завтра вы будете пахнуть, как роза, а заодно и Билли, поскольку поддерживал вас. А моя публикация замутила бы воды, заставила бы Билли усомниться в том, что он уже знает. А ведь ему предоставляется шанс пройти весь путь.

– Что, Вашингтон?

Хауэлл кивнул.

– Ага. Я знаю из надежных источников, что он возглавляет список, если Джей-Эф-Кей спустит Джонсона в мусоропровод, а, похоже, это так и будет.

Такер улыбнулся.

– Это уже нечто!

Хауэлл рассмеялся.

– Да, а вам предстоит стать главой ФБР.

– Джон, – проговорил Такер, – я вам благодарен за то, что вы сохранили все это в тайне. Билли заслуживает лучшего.

– Точно. – Хауэлл опять поглядел в окошко на мокрые поля. – Парень, похоже, я репортер, что надо, ага?

Глава 24

Билли не ездил в Атланту на голосование в палате. Джон Хауэлл согласился постоянно быть на проводе, чтобы иметь в любую минуту возможность сообщать в дом под Делано сведения о ходе голосования.

Вскоре после начала заседания палаты Холмсу, находившемуся в доме Билли среди ожидающих результаты голосования, позвонили. Он снял трубку на кухне, а потом вернулся в кабинет Билли.

– Это был Фред Митчелл, – сообщил Холмс небольшому собранию родных и друзей, среди которых были Такер и Элизабет Уоттсы, – член палаты из Токкоа, в северной Джорджии. Билли и я на днях летали к нему. Мальчик, найденный в гараже у Фокси, оказался его племянником, сыном сестры. Она живет во Флориде. – Все собравшиеся так и ахнули. – Он просил меня передать Такеру, до чего он ему благодарен; без него они бы так и не узнали, что случилось с парнишкой. Он также просил передать вам, Билли, что будет голосовать за вас и что ему удалось сагитировать в вашу пользу еще двоих, а, может быть, и троих.

Два часа в палате произносились речи, а в двенадцать дня состоялось голосование. Джон Хауэлл позвонил из капитолия штата и на одном дыхании сообщил результаты.

– Два голоса, губернатор. Вы победили с перевесом в два голоса.

Билли положил трубку и сообщил новости собравшимся. Раздались крики «ура!» и аплодисменты. Сразу же зазвонил телефон. Трубку сняла Патриция.

– Это Белый Дом, – произнесла она.

– Попроси их подождать минутку, – проговорил он и обратился к собравшимся. – Прежде, чем я скажу им, до чего я рад, я хочу сказать вам, до чего я рад и до чего от всей души благодарен каждому из вас. Вы так помогли мне, что я обещаю: вы можете у меня просить что угодно и когда угодно.

Он попытался сказать что-нибудь еще, но не смог. Вместо этого подошел к телефону, поговорил несколько минут и вернулся к собравшимся, которые с нетерпением ждали его.

– Он поздравляет нас всех, а особо Такера. Он в этом месяце собирается съездить в Техас, а по возвращении будет ждать меня для разговора.

Той же ночью, в поздний час Хью Холмс сидел у себя в кабинете и грустно потягивал из рюмки бренди. У него внезапно появилось чувство, будто чему-то пришел конец, а, может быть, всему. Прошло пятьдесят четыре года с той поры, как он впервые ступил на землю, ставшую городом Делано, и с той поры в его жизни не было даже минуты, которая не была бы наполнена смыслом и целью. Теперь не было ни смысла, ни цели, и не для чего было играть ведущую роль.

Для Билла он сделал все, что мог. Все, что мог, он сделал для города. А теперь Делано, куда он вложил всю свою индивидуальность и изобретательность, станет синонимом извращений и смерти. Кто бы впредь ни заговорил о городе, будет ассоциировать его с тем, что в нем случилось. Он почувствовал боль в груди, которая быстро распространилась на левую руку. Эта боль была ему знакома; не так давно он ее испытал. На уровне локтя находился телефон; помощь была доступна – если ее захотеть. Боль усилилась; рюмка с бренди выпала из сжатых пальцев.

Оставалось ждать. Боль либо заберет его с собой, либо покинет тело. И он действительно не знал, что же предпочтительней.