Дом шепотов

– Он нищий, как все стареющие каскадеры, – объяснила Антония по дороге. – Так всегда и бывает – после не поддающихся пересчету аварий и латаний на скорую руку тело выставило ему счет. У него болит все – раны, разрывы, всевозможные повреждения. Он колется кортизоном, иначе бы просто не мог встать с постели. В свое время он был очень востребован, играл в паре со всеми звездами приключенческих фильмов, отлично фехтовал. Все голливудские звезды брали у него уроки. Еще его использовали как технического консультанта на съемках исторических фильмов, потому что он знал все, что можно знать, о шпагах, доспехах и тому подобных мужских игрушках.

Антония не преувеличивала – Джастин действительно ужасно себя чувствовал. Он лежал под полинявшим зонтиком, и ему стоило невероятных усилий подняться, чтобы поприветствовать подошедших девушек. С присущим старикам кокетством он пытался прикрыть гримасы боли голливудской улыбкой. Изъяснялся Джастин с оттенком французского акцента, скорее всего липового. Он с трудом переводил дух, издавая странные свистящие звуки, как астматик в момент обострения. В честь посетительниц он натянул домашнюю куртку, расшитую галуном, придававшую ему вид циркового актера, – остатки прежней роскоши.

Он предложил девушкам кофе по-французски в чашках из хэвилэндского фарфора. Его совершенно невозможно было пить, настолько он был крепок.

– Рекс Фейнис, – будто выплюнул он с нескрываемым отвращением. – Да, я его знал. Грязный шакал. Порочный тип. Очень опасный человек.

– Что вы имеете в виду? – спросила Сара, удивленная внезапной бледностью хозяина.

«Он боится, – подумала она. – Его пугает уже одно воспоминание о Рексе».

– Я имею основания полагать, мисс, что знаю свое дело, – пропыхтел Джастин Делакур. – Я учился во Франции у лучших фехтовальщиков. В Сен-Сире я получил чин офицера, и, поверьте мне, когда я был молод, никто мне в подметки не годился. Большую часть времени я наставлял актеров. Ни один из них ни разу в жизни не прикасался к рапире. С ними приходилось повторять все по тысяче раз, разбирая каждое движение, пока они наконец не заучивали все наизусть. Это было невероятно нудно. Потом мы сражались в замедленном темпе, а камера в ускоренном режиме снимала эту уродливую пантомиму. Из-за этого мошеннического приема те кинодуэли выглядят такими нелепыми и неровными. Но с Фейнисом все было не так… Это напоминало… Он был прирожденным дуэлянтом. В первый раз, когда мы скрестили с ним шпаги, у меня появилось ощущение, что мне попался профессионал.

– Вы хотите сказать, такой же фехтовальщик, как и вы? – уточнила Сара.

Джастин заерзал, ему было явно не по себе. Его дыхание, прерываемое бронхиальными свистами, производившими угнетающее впечатление, стало шумным.

– Нет… – проблеял он. – Это… Это трудно объяснить. Он сражался… как могли бы биться мушкетеры в шестнадцатом веке. Не очень элегантно, но эффективно, с совершенно невероятным мастерством. Он знал трюки, неожиданные выпады, о которых я понятия не имел. Он… Он дрался, чтобы убивать. Я тотчас же понял это по его глазам. Словно он сам сказал мне: «Игры кончились, парень. Теперь тебе придется защищать свою жизнь с помощью шпаги, или я проткну тебя насквозь. Мы сюда не развлекаться пришли». У меня по спине пробежал холодок. Он не притворялся, не сдерживал свои удары, а настойчиво подкарауливал, пока ты по ошибке не раскроешься. Три раза мне еле-еле удавалось отвести его клинок. А этот идиот-режиссер только радовался, потому что «это было как взаправду»! Он поздравил нас, просил так держать, не понимая, что присутствует на настоящей дуэли.

– Вы хотите сказать, что Рекс пытался вас убить? – настаивала Сара.

– Да, – отрезал старый каскадер. – Только профессионал может понять такие вещи, но в тот день я осознал, что мне придется защищать свою шкуру. Этот человек был убийцей. И невероятно ловким убийцей. Это читалось в его глазах. Он жаждал крови. К счастью, режиссер заорал: «Снято!» И Фейнис тут же снова заулыбался. Он похвалил меня за постановку руки, как будто ничего не произошло. Я был испуган и обессилен. Но вокруг никто не понял, что произошло, хотя мы были на волосок от трагедии. Думаю, именно этого придурок и добивался. Он надеялся, что я потеряю хладнокровие… Он хотел заставить меня драться с ним по-настоящему.

– Вы бы так и сделали?

– Возможно… Или так, или он проткнул бы меня насквозь. Знаете, в то время несчастные случаи на съемочных площадках были не редкостью. Равно как и смерти. Это был профессиональный риск, но он неплохо оплачивался, можно было договориться. Потом мне еще не раз приходилось сталкиваться в Фейнисом на дуэлях – и каждый раз он начинал свою игру. Должен признаться, что в конце концов мне стало страшно. С каждой новой схваткой было все хуже и хуже. Я уже понимал, что приближается момент, когда он проткнет меня насквозь. И я попросил меня заменить. Признаюсь в этом с чувством глубокого стыда.

– Как он вел себя с вами за пределами съемочной площадки?

– Он был невероятно любезен, но с намеком на иронию. Например, однажды он спросил, не соглашусь ли я давать ему уроки фехтования у него дома… как будто они были ему нужны! Я отклонил его предложение. Он посмотрел на меня так презрительно, как будто я обесчестил себя, отказавшись от дуэли. Вы наверняка решите, что все это лишь игра моего воображения, но оно тут ни при чем. Я разговаривал с другими каскадерами, которые с ним сталкивались, у них всех создалось то же впечатление. Они тоже были уверены, что Фейнис пытался их убить. Многие менее ловкие, чем я, даже были серьезно ранены.

– То есть вы полагаете, что Фейнис питал тайную надежду убить одного из своих противников и потом списать это преступление на несчастный случай во время съемок?

– Именно так. Знаете, мисс, эта странная фантазия широко распространена среди фехтовальщиков высокого уровня. Раньше или позже они все начинают обдумывать одну и ту же идею, задаваться одними и теми же вопросами: «А что такое настоящая дуэль? Что такое – почувствовать, как клинок входит в плоть противника?» В общем, появляется соблазн перейти к настоящему действию! Миф о мушкетерах, знаменитых бретерах… В конце концов это обязательно начинает на вас давить. Это нездоровое ощущение, но когда вы приобретаете некий уровень владения оружием, у вас неизбежно возникает желание дойти до конца. Извините меня, но ненастоящая дуэль – это как прерванное соитие, у вас начинается фрустрация. Думаю, что Фейнис был из тех, кто решил перейти к делу. Видал я таких. В тренировочных залах всегда можно найти экзальтированных молодых людей, которые вынашивают подобные планы. Фейнис же не ограничился одними мечтами.

Сара переваривала информацию. Насколько можно этому верить? Может, это были просто фантазии Делакура, которые тот напридумывал, чтобы загладить давние промашки? Наверняка он с трудом выносил техническое превосходство Рекса…

– Дело этим не кончилось, – продолжал старик. – Среди каскадеров пронесся слух, что Фейнис опасен. Конечно, его никто не трогал. Имей мы несчастье пожаловаться, нас бы обвинили в трусости. Так что мы объединились. Мы решили втайне объявить ему войну: собирались вместе, рассказывали друг другу про свои «штучки», неожиданные выпады, изучали стиль нашего общего врага, работали над собой. Это было похоже на заговор, но ничего смешного в этом не было. Для нас речь шла прежде всего о том, чтобы выжить в следующей схватке, продержаться до момента, когда режиссер крикнет: «Снято!»

– Может, вы немного преувеличиваете? – рискнула спросить Сара, раздраженная мелодраматическим тоном старика.

Делакур скрипнул зубами, словно она дала ему пощечину.

– Вы слышите, как я дышу, мисс? – в ярости выдохнул он. – Это заслуга Рекса Фейниса. 18 апреля 1934 года во время съемок «Проклятой королевы», сто семнадцатого эпизода, его шпага, «Саламанка Кастельжас», выкованная в Толедо в XVI веке, проткнула мне правое легкое.

Дрожащей рукой он расстегнул домашнюю куртку и сдвинул рубашку. Над сморщенным соском в обрамлении седых волос тянулся ужасный вздувшийся шрам.