Серебряная пуля

Молчание.

Сабрина Комо, итальянка, наконец ответила:

— Я думаю, семьдесят пять процентов.

Кразас кивнул.

— В настоящее время, с кисплатином, уже ближе к восьмидесяти.

Он поднял один из блокнотов и со стуком уронил его на стол. Некоторые вздрогнули.

— Тяжелый, да? В нем и конспект ведущихся сейчас протоколов. Их тридцать шесть. Вы должны познакомиться с ними к среде. В этот день вы примете под свою ответственность всех ваших пациентов.

Даже в годы интернатуры никто из молодых врачей не слышал о такой нагрузке.

Через два дня каждый из них получит более полусотни больных раком. Пациентов, лечащихся лекарствами, которые до сего дня совершенно не были известны.

— Для вашего удобства, — сказал Кразас, — старшие сотрудники надиктовали историю каждого случая. Сегодня днем, попозже, вам объяснят, как оформлять аналитическое предписание. Эти предписания нужны, когда пациент или выписывается, или по другим причинам выбывает из программы.

Логан едва сдержал улыбку. «Выбывает из программы» — этот эвфемизм был для него новым. Даже после Клермонта.

— Точность этих предписаний должна быть стопроцентной, — монотонно продолжал бубнить Кразас. — Овладейте формой! К среде вы должны получить полную команду компьютерной системы.

Логан оторвался от записей и быстро улыбнулся Рестону. Все это было настолько ошеломляюще, что, кажется, ничего больше не оставалось, как улыбнуться.

— Что касается ваших обязанностей в больнице, один из вас всегда должен быть на этаже пациентов, круглосуточно. Вы можете распределить время и, если захочется поспать, найдите пустую палату.

Он повернулся к Ларсену.

— Ну, теперь, думаю, все.

Ларсен сухо кивнул.

— Вот что еще я хотел бы подчеркнуть. Каждый врач несет ответственность перед своими пациентами. Но его главная ответственность, первейшая — перед институтом. Это ясно?

Жуткий взгляд Ларсена прошелся по сидящим за столом. Потом робко поднялась рука. Барбара Лукас.

Разумеется, ей нелегко было обращаться к Ларсену, и ее голос слегка дрожал.

— Одна деталь. Произнося слово «врач», вы все время говорите — его ответственность, его приоритет. Мне просто интересно, здесь все же есть несколько женщин, не могли бы вы хотя бы иногда учитывать этот факт?

Наступила напряженная тишина. Лицо Ларсена побагровело. И Логан увидел, как начала пульсировать жилка на его виске. От страха большинство присутствующих женщин тупо уставились в стол, словно не желая иметь ничего общего со столь отчаянным камикадзе.

Невероятно, но казалось, Ларсен сохраняет спокойствие.

— Что, — процедил он сквозь сжатые губы, — что вы предлагаете?

Лукас, похоже, обрела уверенность.

— Ну, может, употреблять слова «он» и «она» или что-то в этом роде. Это было бы немного поточнее.

Он забарабанил пальцами по столу, казалось, обдумывая услышанное.

— Нет, доктор Лукас. Нет! — И вдруг его кулак с грохотом опустился на полированное дерево. — Может, молодым людям в Гарварде и удаются такие штучки, но здесь это не пройдет!

Он помолчал, потом вернулся к прежней теме и прежнему тону.

— После того как закончится ваш первый год работы с пациентами, на второй год вы перейдете уже в число сотрудников, если вы нам понравитесь. — Он бросил острый, как кинжал, взгляд в сторону Лукас. — Тогда вас прикрепят к какой-то лаборатории, где вы займетесь интересующей вас специфической темой.

За дверью конференц-зала резко зазвенел звонок. И тотчас, словно приказ командира, из громкоговорителя раздался женский голос.

— Шифр голубой. Двенадцатый этаж. Комната тридцать восемь.

— Не обращайте внимания. — Это были первые слова, которые произнесла секретарша, почти шепотом, но Логан их услышал.

Ларсен наклонился к ней.

— Это миссис Конрад.

Он поколебался, нахмурился, потом встал.

— Доктор Кразас, — сказал он, быстро направляясь к двери. — Надеюсь, это все?

— А кто такая миссис Конрад? — отважился спросить Логан несколько часов спустя.

Рич Левитт, старший сотрудник, чей список пациентов должен унаследовать Дэн, взглянул на него через свой аккуратно убранный стол.

— Жена сенатора Конрада… — Он поднял бровь, ожидая, когда сказанное дойдет до Логана. — Северная Каролина. Сенатский комитет по ассигнованиям.

— А…

— А что?

Логан пересказал ему эпизод во время встречи.

— Только не рассказывай мне, что ты впервые столкнулся с действительностью. А каким образом, ты думаешь, это место финансируется?

Дэн кивнул. Ну, конечно, ясно, у каждого медицинского учреждения, каким бы демократичным оно ни задумывалось, при всеобщем равенстве существует еще как бы равенство внутри равенства. Что его смущало — прямота, с которой здесь говорили про это. В конце концов, АИР — правительственное учреждение. И все, работающие на программу, подчиняются одним и тем же правилам.

— Ну, мне казалось, что АИР выше политики, — признался Дэн.

— Знаешь, давай скажем так: просто этой даме уделяется больше внимания, чем другим пациентам. И запомни — это не твоего ума дело. Миссис Конрад нет в твоем списке больных. — Он улыбнулся и покачал головой. — Выше политики, говоришь? Да эти ребята живут и умирают в конгрессе. Некоторые проводят там, на Холме, полжизни, пытаясь вытрясти деньги на свои любимые проекты.

— А в нашем списке пациентов есть очень важные персоны?

Левитт протянул Дэну список, в котором стояли галочки.

— Два конгрессмена. Помощник по административным вопросам человека номер два в сенатском комитете по вооружению. Супруга одного чиновника из Министерства труда, супруга какого-то деятеля из Министерства обороны. — Он потер лоб и улыбнулся. — В случае чрезвычайной ситуации совсем неплохо. Но все-таки наши пациенты ни в какое сравнение не идут с миссис Конрад. Да ты и сам видел, если даже Ларсен из-за нее подпрыгнул.

Логан не совсем понимал, как относиться к Левитту. Он редко сталкивался с такой несовместимой смесью самоотверженности и потрясающего цинизма. Ему пришло на ум, что именно в нем и есть отражение самой сути института.

— Так миссис Конрад сейчас здесь самая главная персона?

— Безусловно. — Он помолчал. — Ну, насколько мне известно.

— А что это значит?

Левитт вздохнул.

Нет, он совсем не против того, чтобы дать ответ на любой вопрос новичка, глаза которого округлились от удивления, но все же главное — передать ему своих пациентов, а самому заняться делами поинтереснее.

— Иногда, точнее, довольно редко здесь появляются люди, с которыми имеет дело только руководство института. Их могут даже регистрировать под вымышленным именем.

— Ты шутишь?

— Нет, тем более что это не такая уж тайна для окружающих. — Он взглянул на часы. — Слушай, думаю, самое время посетить моих пациентов, которые скоро станут твоими.

— Хорошо, — сказал Логан, — по крайней мере, это мне более знакомо.

— Может быть, хотя здешние пациенты не такие, к каким ты привык.

Логан опять смутился.

— Ну, у меня вообще-то была большая практика в Клермонте, и я имел дело с последней стадией рака…

— Нет, — прервал его Левитт. — Существенная разница. Тех пациентов ты лечил индивидуально и в зависимости от меняющихся обстоятельств мог импровизировать. Так?

— Конечно.

— Ну так вот. Я не могу объяснить более доходчиво, Логан, но здесь у тебя будет нулевая возможность такого варианта лечения. Вообще никакой. Твоя работа — четко следовать предписаниям. В точности сохранять цикл. Иногда ты вынужден будешь действовать вопреки своему мнению, каким бы верным оно ни казалось.

Логан молча воспринимал услышанное.

— Да, придется психологически перестраиваться, чтобы приспособиться.

— А что будет, если пациент начнет задавать вопросы о лечении?

— Это все время происходит. Твоя же задача — проследить, чтобы пациент не отступал от курса. Иначе ты спутаешь звенья цепи исследования и не будет возможности узнать, как пациент реагирует на лечение и какова длительность этой реакции. Когда пациенты начинают покидать АИР, то утверждают, что работа делалась небрежно или что лечение слишком токсичное. — Он помолчал. — Поверь, если пациент, лечащийся по курсу, уходит от тебя, то старший, ведущий исследование, способен на все. Некоторые из этих ребят просто убийцы.