Рассказы

Наш политинструктор, партсекретарь нашей роты, прервал мои размышления.

– Я говорил с ним, и он признался, что в нынешнем году был у этой женщины шесть раз.

– Шесть раз? – опять удивился я. – Он же новичок. Как он умудрился так быстро сойтись с ней?

– Вот и я спрашиваю. – Инструктор Чан легонько постучал сигаретой о край пепельницы и, подняв голову, глянул в открытую дверь маленькой комнатки, где мы сидели. Хотел удостовериться, что в соседней комнате нет дневального. – Я думаю, тут сводня поработала, но Лю Фу настаивает, что сам познакомился с Феей, когда стригся у нее в парикмахерской. У него, видать, опыта нет в таких делах. Опытный человек не оставил бы свое фото у этой куницы.

– Верно. – Я вспомнил, что в прошлом году в бюллетене, который выпускает политотдел полка, была заметка об этой молодой женщине. После того как Маленькую Белую Фею застали в постели с офицером, ее доставили в штаб полка, где она и созналась, что принимала многих солдат и офицеров. Однажды за ночь обслужила аж шестерых военных. Но имен никого из них не знает. Платили они ей по два юаня каждый, и сразу в койку. Вот и все. Полковой комиссар Фэн клялся, что найдет этих парней. Все они наверняка были из нашего пятого полка, единственного армейского подразделения в Хутоу. Но эти бывалые псы следов за собой не оставляли.

– Вы должны поговорить с ним, товарищ Ван Ху. – Секретарь Чан выдохнул маленькое облачко. – В нынешнем году в вашем взводе все идет хорошо, если не считать вот этого дела Лю Фу. Нельзя ничего упускать в воспитательной работе. Самое важное – это развитие сознательности. Вы понимаете, стоит нам ослабить идеологическое воспитание, как у наших людей начнутся проблемы.

– Секретарь Чан, я поговорю с ним незамедлительно. И теперь буду больше внимания уделять идеологическому воспитанию.

– Хорошо.

Похоже было, он не хотел продолжать этот разговор, так что я встал и, отдав честь, вышел. На улице снег уже перестал и северный ветер задул сильнее. Вовращаясь к своему взводу, я мучился, как теперь поступить. Лю Фу меня расстроил. Стыд какой! Я всегда считал, что смогу доверить ему ответственные задания. Командир его отделения Ли Яопин собирался демобилизоваться в следующем году, и я планировал передать командование Лю Фу. Если честно, Лю был во всех отношениях отличным солдатом. Он превосходил остальных в метании ручной гранаты, мог зашвырнуть ее на семьдесят два метра. На последних учениях он при стрельбе боевыми патронами выбил девятью выстрелами восемьдесят четыре очка, только у меня показатель оказался выше – восемьдесят шесть. Если бы у нас было соревнование с тремя другими взводами, я не колеблясь выставил бы Лю как лучшего бойца.

Понятное дело, я ценил не только его способности и ловкость, мне он вообще нравился. Крупный парень, сто восемьдесят с гаком сантиметров роста, немного тяжеловат, но очень проворен. Его большие глаза напоминали мне о маленьком пони в моей родной деревне. А широкий рот и кустистые брови делали его странным образом похожим на военачальников со старинных новогодних лубков. Он нравился и другим солдатам, в нашей Девятой роте у него было немало друзей.

Никогда не забуду, как он стал героем стихотворного произведения. Однажды весной мы сажали сою, и я приказал ребятам из Третьего отделения впрячься в плуг – у нас не хватало лошадей и быков. В первый же день взмокшие от пота люди стали жаловаться, что это работа для скота. Хотя они распевали революционные песни и даже изображали японских солдат, маршем входящих в деревню, никакими ухищрениями не удавалось облегчить этот тяжкий труд. Но уже назавтра все переменилось. Лю Фу и два других парня из Третьего отделения явились обритыми наголо. Они объявили, что так потеешь меньше и мыться после работы легче. Атмосфера в поле заметно оживилась. Три блестящие лысые башки, как воздушные шарики, покачивались во главе отделения. Никто не упускал возможности похихикать над ними. Лю Фу был повыше остальных, и голова у него была побольше, вот он и стал главной мишенью для шуточек. За пару часов в его честь сложили стишок, и солдаты в поле стали распевать:

Два дня спустя уже вся рота знала эти вирши. Большой Лю нисколько не обижался. Он даже распевал их с остальными, только вместо “Большого Лю” пел “Маленький Ван”, “Старый Мэн” и тому подобное. Его популярность росла, он был желанным гостем повсюду в нашей роте. Парень вроде него мог стать хорошим командиром отделения или взвода. Потому-то я и собирался в следующем году выдвинуть его на командную должность. Кто же мог знать, что он окажется таким любителем клубнички?

Наш партсекретарь был прав: тут поработала сводня. Хутоу находится в пятидесяти ли от Матишаня, где мы квартировали. Лю Фу ездил в областной центр по воскресеньям семь, ну самое большее восемь раз. Неужто он встречался с Маленькой Белой Феей шесть раз? Почти каждый раз, как ездил туда? Это невозможно, если только в первую же поездку кто-то не отвел его прямиком к этой женщине. Я вспомнил, что впервые он поехал туда с Ли Дуном, а второй раз – с Чжао Юмином. Эти солдаты были постарше и вполне надежны; маловероятно, чтобы они занимались сводничеством. Но знать человека в лицо – не значит знать его сердце. Я решил поговорить с Лю Фу.

Беседа наша много времени не отняла. Он выглядел удрученным и пристыженным, но отрицал участие кого-либо еще в этом деле и уверял меня, что порядочный человек должен сам отвечать за свои поступки и их последствия.

Я даже рад был, что он всю вину берет на себя. Если в нашем взводе обнаружится еще один такой вроде него, мне будет трудно оправдаться. Нас засмеют, разговоры пойдут, что Первый взвод – приют разврата. Да и Лю Фу туго придется, товарищи его сочтут вроде как предателем.

Я серьезно отнесся к этой истории, ей следовало положить конец. Мы защищаем границы Родины и не должны растрачивать боевой запал, гоняясь за женщинами. В отличие от русских по ту сторону границы, мы, китайцы, – солдаты Революции и не можем позволить женщинам нарушать чистоту нашего морального облика. Субботними вечерами мы с вышек часто наблюдали, как русские развлекаются в бараках со школьницами. Они пели и плясали у костров, целовались-обнимались в открытую, валялись и совокуплялись по кустам. Но они же варвары и ревизионисты, а мы – китайцы и настоящие революционеры.

Так что я велел Лю Фу написать самокритику, проанализировать элементы буржуазной идеологии, проникшие в его мозги, и сделать заключение о природе его проступка. Он плакал и просил не накладывать на него дисциплинарного взыскания. Он боялся, что все станет известно его семье, и это пятном ляжет на всю его оставшуюся жизнь. Я сказал, что дисциплинарных мер не избежать, и тут я ничем помочь ему не смогу. Лучше уж было сказать ему правду.

– Значит, мне конец? – своими глазами пони он выжидающе смотрел на мои губы.

– Твое дело было спущено из политотдела полка. Тебе известно, что рота не может оспорить решение, принятое наверху. Обычно на таких, как ты, провинившихся, налагают дисциплинарное взыскание, но это не значит, что ты будешь наказан на всю оставшуюся жизнь. Все зависит от твоего поведения. Если, скажем, с настоящего момента ты будешь вести себя во всех отношениях хорошо, это взыскание может быть изъято из твоего личного дела при демобилизации.