Лубянская ласточка

И как при таком раскладе вы устроите сцену ревности? Это же явный абсурд. Поэтому взаимные обиды прощались, так и не успев перерасти в горькое разочарование и озлобленность. Ну как тут не возникнуть добрым дружеским отношениям?!

С Джамалем, правда, закончилось без широкомасштабных «постановок», достойных «Комеди Франсез». Как-то уладилось, к обоюдному удовольствию. Но в том и заключалось мастерство Натали, что к каждому мужчине она могла найти индивидуальный подход.

Наконец мадам Легаре открыла глаза и признала: день начался, пора вставать. Натали уже окончательно утвердила Омара Галеба кандидатом в «добрые друзья». Но она не будет слишком торопить события: банкир, похоже, наконец-то понял, что за удовольствия, особенно такого класса, нужно платить. И платить щедро. Принцип Натали: из каждой любовной связи, даже если она приносит истинное взаимное наслаждение, непременно извлекать для себя вполне реальную выгоду, – непоколебим как мироздание. Банкир бесконечно далек от ее идеала мужской силы и красоты. Хотя умен, учтив, остроумен и, как всякий богатый мусульманин, не жалеет денег для собственных утех. Поэтому Натали с любопытством ожидала, что же ей приготовил по случаю их «юбилея», как он выразился, возлюбленный, оставаясь при твердом намерении перевести Омара в разряд «друзей». Плавно, но неизбежно.

Натали потянулась, зевнула «напоследок» и спустила с постели на ковер прелестные ножки. Утопая по щиколотку в пушистом и мягком пространстве, устилавшем всю спальню, она легко проплыла к двери, ведущей в гардеробную. По пути мимоходом придирчиво оглядела свое зеркальное отражение – «худеть надо, голубушка, очень надо». Распахнула дверцы шкафа и задумалась: «Итак…. Требуется платье, достойное сюрприза от любовника». Интуиция подсказывала – ожидается нечто весьма примечательное. «Постараемся соответствовать».

Натали любила эту процедуру преображения, хотя возбуждающей остроты, которая наполняла ее, когда она впервые собиралась на свидание в ресторан «Les Ambassadeurs» величественного отеля «Crillion», тот обжигающий холодок, скользящий по телу от «гребенок до ног», – это со временем ушло, исчезло. Роскошь стала повседневным атрибутом, изысканность – частью быта.

Тем не менее мадам Легаре, перебрав полсотни плечиков с невесомыми туалетами, вытащила на свет божий изумрудный комплект – платье и жакетик из шелка. «Вроде к обеду—в самый раз». Серо-зеленые туфельки на высочайших каблуках и в тон перчатки и сумочка от Луи Витон.

Пока она копалась в белье, раздался звонок в дверь. «Господи, мой банкир явился!»

Через сорок минут швейцар ресторана предупредительно распахнул двери перед элегантной парой. Натали пробежала взглядом выбитый в камне реестр имен актеров, режиссеров и звезд эстрады, посещавших знаменитый ресторан. Вот и сегодня сюда на ужин непременно приедет кто-нибудь из участников только что закончившегося Каннского фестиваля.

– У «Фуке» бывает весь Париж.

– Ну да? – удивился Омар.

– Это Ремарк, милый, – снисходительно улыбнулась Натали.

Расположенный на углу Елисейских Полей и проспекта Георга V, «Фуке» – дитя Третьей республики и ее прекрасной эпохи.

Теперь все чаще посещаем состоятельными гурманами, а звезды театра и кино одаривают «Фуке» своим вниманием все реже.

Столик, к которому Галеб вел возлюбленную («Как ты любишь, дорогая, сбоку, но чтобы всё видеть»), венчала хрустальная ваза, едва сдерживающая огромный букет великолепных красных роз. Конечно же, они должны были символизировать пламенную страсть банкира.

Когда принесли шампанское и икру, Омар неуловимым движением фокусника извлек откуда-то продолговатый бархатный футляр с хорошо знакомым Натали вензелем на крышечке.

«Прекрасно, – прищурилась мадам Легаре. – „Van Cleef & Arpels“ – я так и думала».

– Открой, дорогая, – попросил Омар, подавая ей коробочку.

Натали медленно подняла крышечку и не удержалась от восторженного возгласа. «Пора бы уж привыкнуть, мадам!» – одернула она себя, но… Но ничего не могла с собой поделать. На алом шелке сияли белые бриллианты и искрились цветом ее глаз изумруды – роскошное колье белого золота, сделанное на заказ, – «Van Cleef & Arpels» работали только на требовательных и богатых клиентов, – притаилось в ожидании момента, когда оно обовьется вокруг прелестной шейки.

Утонченное, редкой красоты украшение на излюбленную фирмой «цветочную» тему. Розы – из рубинов и бриллиантов, листики – изумруды. Невидимая глазом золотая сетка-оправа «Serti Mysterieux» – ноу-хау «Van Cleef & Arpels» – создавала волшебную иллюзию самостоятельного существования камней. Мишель Морган, Марлен Дитрих, Лиз Тейлор заказывали украшения у «Van Cleef».

– Спасибо, дорогой! – Натали наконец подняла глаза на любовника, с трудом оторвав взгляд от роскошной «безделушки», стоимость которой лишь по визуальной, но тем не менее профессиональной оценке мадам Легаре составляла не менее 250 тысяч долларов. Банкир получил искренний и продолжительный поцелуй, что совершенно не меняло решения Натали об изменении статуса араба.

Ничего не подозревающий Омар с умилением наблюдал за восторженной реакцией мадам: «Женщины, как дети. Они могут иметь всё, они могут распоряжаться миллионами, но…. получив приятный сюрприз – драгоценную безделушку, которая им к лицу, готовы плясать от радости. Разве можно не украшать, не одаривать свою возлюбленную? Она тогда, как солнце, щедро посылает тепло своих лучей…» Вконец расчувствовавшийся банкир молча поднял бокал.

После достойного ленча любовники погрузились в огромный трехдверный «мерседес» араба (Натали с некоторых пор считала этот автомобиль безвкусицей, страстью арабов и нуворишей, сменив свой «мерседес» на «бентли») и отправились на его загородную виллу. Натали до тонкостей знала предстоящий ритуал. Еще один «дайджестив» после сытного обеда, быстрый душ, нырок в величественную по-восточному кровать, занимавшую треть огромной комнаты с множеством зеркал (даже на потолке и на полу вокруг кровати), с боковыми подсветками, фривольными картинами в непременно золотых рамах, эротическими статуэтками и приглушенной сладкой музыкой, льющейся как бы из космоса. Натали подобная сексуальная безвкусица напоминала интимные покои короля Фарука в Александрийском дворце, который революционное правительство полковника Насера превратило в национальный музей. Там в одной из многочисленных спален все сделано из зеркала – кровать, стульчики, туалетные столики, предметы туалета, даже сам туалет и, представьте себе, даже стаканчики, пудреницы и расчески. Человек, попадая в эту спальню, мог видеть свое отражение в тысячах ракурсов, включая те, которые ему в обычной жизни видеть не суждено. Но забавлять фантасмагория переставала очень быстро, и нормальному представителю homo sapiens хотелось немедленно исчезнуть из зеркальных покоев. Сам Фарук к концу своих дней умудрился промотать все свое сказочное богатство и умереть в нищете, став мировым символом беспутства для многих поколений гуляк. В английском языке благодаря Фаруку родилась новая идиома – «to go Faraking», что означает крайнюю степень бездумной расточительности и разврата.

Правда, Натали никогда не осуждала чужой расточительности, полагая (и не без основания), что мотовство партнера является самой привлекательной чертой для достижения ее собственных целей. Тем более что Омар, в отличие от египетского самодержца, умело распоряжался своим огромным состоянием.

Большое блюдо с фруктами украшало нелепый столик-табуретку подле ложа любви. Виноград, крупные фиолетовые ягоды которого покрывала благородная сизая изморозь, прозрачной спелости персики, янтарные груши – банкир старался во всем угодить возлюбленной, зная ее пристрастие к витаминообильным фруктам.

– Хочешь персик, дорогая? – Омар выбрал самый крупный и, трогательно вынув косточку, преподнес Натали. Искренняя пылкая страсть и одновременно нежность любовника забавляли Натали. То, что было с бароном, то не повторится никогда. А это… Это – способ брать от жизни по максимуму, цинично, хватко, профессионально, в конце концов. И все же не оценить предупредительность Омара она не могла.