Последний ворон

– Так он же меня им и подставил, подонок! – со злым равнодушием бросил Лескомб. И почти сразу выразил готовность, пока оставались силы, продолжать повествование. Вяло махнув рукой, сказал: – Давайте продолжим.

Хорошо. Лескомб теперь находился в положении бегуна на марафонскую дистанцию, чувствующего, как иссякают силы, и ясно представляющего, сколько бесконечных, непроходимых миль впереди. Прокашлявшись, Обри негромко произнес:

– Прекрасно. Но тут у меня куча вопросов, которые меня просили выяснить. – Он пожал плечами, отмечая про себя, с какой легкостью дается игра, которую он затеял, и как удачно он вжился в образ престарелого чиновника. – Чем больше вы их удовлетворите – мы удовлетворим – их требования, тем лучше для вас, мой дорогой. Например, один из вопросов, который они вытащили наугад, касается участия «Рид электроникс» в злополучном проекте ДПЛА. – Дэвид Рид прислал досье Лескомба. Тот действительно работал над проектом. – Я верю тому, что вы мне рассказали о своей деятельности, но сдается, они считают, что вы, возможно...

– Тогда я этим не занимался! – запричитал Лескомб. – Черт побери, я тогда еще не был в долгах! – Косвенный намек на сомнение в его неподкупности сработал. Он был убежден, что никто, кроме Обри, ему не верит. Любое обвинение, любой намек на оскорбление вызывали у него вспышки самоутверждения. – Да, я работал над проектом, но... не говорил никому ни слова.

– Разумеется. Тогда попробуем внести в это дело ясность, хорошо? – Годвин практически ничем не располагал. Дэвид Рид был вне его досягаемости. К тому же Дэвид в это время ударился в политику и уже ушел с поста председателя и главного исполнительного директора компании. Он, возможно, даже и не знал, что стало с опытными образцами после аннулирования заказа министерством обороны. Был слишком занят обхаживанием банков и сильных мира сего! Итак, память Лескомба представляла собой бесценный клад. – Проект аннулировали, не так ли? – спросил Обри, делая вид, что проверяет по бумагам.

– Да. Министерство обороны наложило на него...

– Вижу, вы недовольны, дорогой мой. Возможно, они... – Обри кивнул в сторону камеры в углу, под потолком подвала, – ...считали, что разочарование, раздражение послужили мотивом к?..

– Нет. Только проклятые деньги! – с болью вырвалось признание.

– Так, – Обри изобразил смущение. – Итак, проект сочли... а, вот здесь... слишком дорогим и чрезмерно сложным.

– Да, для гвардейской кавалерии.

– Значит, и я снова просматриваю эти записи, в то время вы, несомненно, могли воспользоваться этой возможностью? Передать определенные сведения?..

– Надо бы! Может быть, тогда бы я еще пару лет пожил в свое удовольствие, прежде чем эта сука удрала со своим долбаным хахалем!

– Так. – Обри, смущенно потупив глаза, спросил: – Но вот они тут говорят, что оставались чертежи, машинные модели, разбросанные повсюду отдельные части аппарата...

– Какого черта они за это уцепились?

– Думаю, из-за собственной ограниченности. – Он наклонился и выключил магнитофон. По рукам и груди Лескомба пробежала нервная дрожь. Обри сделал вид, будто закрывает плечами его движения от висящей на стене камеры, на которую то и дело бросал взгляды Лескомб. Обри предупреждающе поглядел на него. – Боюсь, что они хотели бы повернуть все это против вас, – прошептал он, потом откинулся на спинку и снова включил магнитофон. При общении с Обри вся подозрительность Лескомба исчезала. – Считаю, что на эту тему вам следует отвечать очень точно, – предупредил Обри. Лескомб поудобнее устроился на стуле. – Итак, что стало с отдельными частями проекта?

Лескомб сосредоточенно нахмурил брови. Обри словно ремнем стянуло виски. В памяти снова всплыли Кэтрин и Хайд, но он с нетерпением ждал ответа Лескомба. Наконец тот заговорил.

– Большая часть проекта защищена патентами, реальными или заявленными, а также засекречена министерством обороны. Такой же защитой пользовались все местные и зарубежные субподрядчики. Думаю, что чертежи, как вы их называете, пылятся где-нибудь в подвалах министерства обороны... или Пентагона. В конце концов, эту треклятую штуку так и не построили, не так ли? Так что никто не проявил особого интереса.

– Тогда нечто вполне материальное вроде опытных образцов, например, превращается в прах где-нибудь в подвалах "Рид электроникс"? – спросил, еле дыша, Обри.

– Думаю, очень многое возвращено субподрядчикам. В конечном счете это была их собственность. Все делалось в спешке. По-моему, Риду хотелось побыстрее отделаться от всей этой затеи – к тому времени она нам всем до чертиков надоела!

– Итак, проект разбросали по всему земному шару?

– Германия, отчасти Соединенное Королевство... итальянцы проявляли мало интереса. Массачусетс, Калифорния... довольно много поступало из Силиконовой долины... – Внезапно он разразился неприятным смехом. – Черт побери, пару недель, эти типы без конца сновали туда и обратно. Ходили по цехам и тыкали пальцами в различные детали, будто бы это была их собственность!

– Значит, – затаив дыхание, начал Обри, – опытные образцы разобрали на части? Расхватали по кускам?

– Думаю, что так.

– Разве вы не знаете? – спросил он чересчур поспешно.

Лескомб было насторожился, но почти тут же его внимание ослабло. Он зевнул, даже, можно сказать, с тоской поглядел на грязный матрац. В глазах появилось выражение недовольства.

– Разумеется, не знаете. Да и к чему обязательно все знать?

– Помнится, пару образцов разобрали. Мы их раскурочили, чтобы использовать части для других целей. Что до остальных... – Он устало, раздраженно потряс головой. – Последние два мы делали для янки. Говорили, что они вложили денег больше всех, и вот, чтобы ублажить долбаный Пентагон!.. Не знаю, что с ними стало. Из Калифорнии приезжал один жирный ублюдок, пытался заявить на них права... еще помню, паршивый южноафриканец, который все время задирал нос, добился, чтобы их перестали курочить...

– Южноафриканец? – Слишком яркое солнце, слишком зеленая трава, Малан и Шапиро, опускаемый в могилу гроб. Ритмы рока на соседних похоронах, ослепительный блеск океана на горизонте.

– Основной держатель акций. Надо отдать ему должное, вложил средства, когда дела уже пошли неважно. А фирма калифорнийского педераста поставляла электронику.

– Малан? Так его звали?

– Южноафриканца? Да... богач. Наверное, большой пройдоха... не то, что я!

Обри поднялся, заставив вздрогнуть Лескомба.

– Извините, мой дорогой, по-моему, вам здорово досталось за последнее время! Я собираюсь позвонить в Лондон – знаете ли, кое-какое влияние у меня там есть – и вытащить вас из этого ужасного подвала! Когда вы как следует выспитесь, побреетесь, примете ванну, мы поговорим еще. А так не годится!

Он отвернулся, чтобы не видеть потрясенного благодарного лица Лескомба, и обратился к камере на стене.

– Беседа окончена! – крикнул он. – Закажите разговор с Лондоном... выпустите меня!

Обернулся к Лескомбу, проваливающемуся в нереальный мир одиночества, правда, оживляемого робкой надеждой. Обри ободряюще кивнул головой.

– Не надо ничего говорить, дорогой мой: я сделаю для вас все, что смогу. Возможно, немного... по крайней мере попытаюсь вытащить вас отсюда!

– Благодарю вас, – хрипло произнес Лескомб.

Значит, Малан – основной держатель акций "Рид электроникс", один из компании удальцов, ринувшихся спасать то, что осталось от проекта ДПЛА. И еще Шапиро?..

– Так, для записи... этот джентльмен из Калифорнии... Не Шапиро ли случаем?

Лескомб утвердительно кивнул.

– У нас всегда было много работы для них... а у них для нас. Они внесли много своего в две модели, которые предназначались для того, чтобы произвести впечатление, по крайней мере внешне... – заговорщически сообщил он, чуть было не подмигнув. – ...в Пентагоне, на вашингтонских генералов. Жаль, что ни черта не получилось, не так ли? – злорадно ухмыльнулся он, вытирая щеки и снова прикрывая глаза, полные жалости к самому себе. – Было бы много работы. Черт возьми, я бы, может быть, разбогател, получив свою долю акций, и хотя бы этим ублажил эту суку!