Час охотника (Исповедальня)

Он проделал то, что просила старуха.

– Без таланта в картах мало толку. Вы понимаете?

Кассен словно оцепенел.

– Три карты разъяснят все. – Она открыла первую. На ней была башня. – Он страдал от сил судьбы, – сказала она. – Его жизнь определяли другие.

– И Моронк вытянула эту же карту и сказала примерно то же самое, – заметил он.

Старуха открыла вторую карту. На картинке был изображен молодой человек, вверх ногами болтавшийся на деревянной виселице.

– Повешенный. Тяжелая борьба с собственной тенью. У него две личности – он сам и все же не он. Возврат к целостности юности исключается.

– Да, уже поздно. Слишком поздно, – подтвердил он.

Третья карта изображала знакомую всем смерть с косой, пожинающую страшный урожай.

– О чьей смерти идет речь? – Смех Кассена прозвучал слишком громко. – О моей или кого-то другого?

– Карта означает куда больше, чем намек, который дает картинка. Смерть – это избавитель. В смерти у человека появляется возможность воскресения.

– Прекрасно, но чьего воскресения? – спросил Кассен, наклонившись вперед. Отраженный от хрустального шара свет казался ему неестественно ярким.

Старуха коснулась его мокрого лба.

– Вы больны.

– Ничего, скоро полегчает. Нужно только пойти прилечь. Если вы не против, я посплю немного и уйду, прежде чем проснется Моронк. Это главное. Вы поняли?

– О да. Я очень хорошо вас понимаю.

Он вышел из шатра в темную прохладу ночи. Люди по большей части уже разошлись, и хозяева закрывали свои лавочки и аттракционы. Он поднялся по ступенькам вагончика, улегся на какую-то лавку и уставился в потолок.

Укол морфия сделать лучше сейчас, чем утром. Он встал, взял сумку, долго в ней рылся, пока наконец не нашел ампулу. Наркотик подействовал почти мгновенно, и через несколько минут он заснул.

Проснулся, как всегда, сразу. Голова была совершенно ясной. Из окон лился утренний свет, а старуха уже сидела за столом, курила и смотрела на него. Он зевнул, и боль разом обрушилась на него будто дикий зверь. На какое-то мгновение, перехватило дыхание.

Старуха подвинула чашку:

– Выпейте чаю. Это то, что вам нужно.

Никогда еще чай не казался таким вкусным. Он улыбнулся ц дрожащими руками вынул из пачки сигарету.

– Сколько времени?

– Семь.

– Моронк еще спит?

– Да.

– Прекрасно. Тогда я пойду.

– Вы больны, отец Кассен, – сказала цыганка серьезно, – очень больны.

Он мягко улыбнулся.

– У вас сверхчувственные способности, поэтому вы все знаете. – Он глубоко вздохнул. – Ах, да. Еще одно. Роль Моронк в этом деле. У вас есть ручка?

– Конечно.

– Тогда запишите вот этот номер. Попросите мистера Фергюсона, бригадного генерала Фергюсона.

– Он из полиции?

– Вроде того. Он с удовольствием заполучил бы меня в свои руки. Если его не будет на месте, то вам должны сообщить, где он. Скорее всего, в Кентербери.

– Почему именно там?

– Потому что я собираюсь в Кентербери, чтобы убить папу. – Он вытащил из кармана «стечкина». – Вот этим.

Впечатление было такое, что старуха вдруг превратилась в улитку, поспешившую убрать рожки и заползти в свой домик. Она поверила ему, и он понял это.

– Но зачем? – прошептала она. – Ведь он же хороший человек.

– А мы все, что, плохие? – ответил Кассен. – Или каждый из нас не был хорошим хотя бы раз в жизни? Но важно другое: как только я уйду, позвоните Фергюсону и скажите, что я направляюсь в Кентерберийский собор... В общем, скажите что-нибудь. – Он рассмеялся. – В целом этого будет вполне достаточно для ее оправдания.

Кассен взял сумку и направился к двери.

– Вы хотя бы знаете, что стоите на пороге смерти?

– Конечно, – Кассен выжал из себя улыбку. – Да, да, карты Таро. Смерть означает избавление. А моя смерть – воскресение. Воскресение девочки, которая там спит. Все остальное значения не имеет. – Он открыл сумку, вынул оттуда пачку пятидесятифунтовых бумажек и бросил на стол. – Это дар Моронк. Мне они больше не нужны. – И вышел за дверь.

Старуха продолжала еще некоторое время сидеть, слушая, как Кассен заводит машину и уезжает. Потом довольно долго размышляла о нем. Она находила его более симпатичным, чем большинство других мужчин, но печать смерти в его глазах она заметила при первой же встрече. Теперь, однако, следовало позаботиться о Моронк.

В спальне, где спала девушка, что-то зашуршало – это внучка ворочалась на кровати. Брана посмотрела на часы. Полдевятого. Она приняла наконец решение, встала, тихо вышла из вагончика и быстрым шагом направилась через площадь к телефонной будке, где, уже не раздумывая, набрала номер Фергюсона.

Когда Девлина попросили к телефону, он со Сьюзен Колдер завтракал в отеле. Он вернулся очень скоро.

Это был Фергюсон.

– Объявился Кассен или, по крайней мере, его подружка. Вы знаете, где находится Майдстоун?

– Да, сэр. Миль шестнадцать или семнадцать отсюда. Самое большее – двадцать.

Рано утром Иоанн Павел II покинул резиденцию своего нунция в Лондоне с тем, чтобы встретиться с четырьмя тысячами верующих в Дигби-Стюарт-Колледже – священниками, монахами, католиками и англиканами. Многие из них принадлежали к закрытым орденам и в последний раз выходили в мир много лет назад. Все они в присутствии римского папы еще раз подтверждали свой обет.

После этого папа на вертолете, предоставленном «Бритиш Кэлидониен Эйрвейз», отправился в Кентербери.

Стокли Холл окружала высокая стена из красного кирпича, построенная в годы правления королевы Виктории. Сооруженный тогда же домик привратника у литых чугунных ворот был приведен архитектором в соответствие со стилем главного здания, возведенного в эпоху ранних Тюдоров.

Проезжая мимо, Кассен заметил два полицейских автомобиля, стоявшие у ворот, да мотоциклиста в форме, который тянулся за ним еще примерно с милю, но потом свернул в сторону.

Он покатил дальше вдоль стены, которую отделял от дороги лишь ряд деревьев. Отъехав от главных ворот довольно далеко, Кассен увидел на заборе на противоположной от стены стороне улицы большую деревянную калитку, а за ней – дорогу, ведущую в лес. Он свернул на обочину, распахнул калитку и проехал немного по направлению к лесу. Потом вышел, закрыл калитку и вернулся к машине.

Осторожно, стараясь не беспокоить руку, снял плащ, куртку, рубашку и сразу же почувствовал сладковатый запах гниющего мяса, идиотски засмеялся и тихо сказал:

– Боже мой, Гарри, ты, кажется, распадаешься на составные части.

Из сумки достал черную манишку и белый стоячий воротничок, а потом сутану. Кажется, тысяча лет прошло с тех пор, как он свернул ее в Килри и положил на дно сумки. Вставив в «стечкина» полный магазин, он сунул пистолет в один карман, запасной магазин – в другой и сел в машину. Начал моросить редкий дождь. Все, морфия хватит. На минуту прикрыв глаза, он приказал себе сохранять самообладание.

Брана Смит сидела за столом в своем вагончике, положив руки на голову Моронк, которая беспрестанно плакала.

– Пожалуйста, повторите точно, что он сказал, – попросил Девлин.

– Бабушка... – начала было Моронк.

Старуха покачала головой:

– Сиди тихо, дитя мое. – И повернулась к Девлину. – Он сказал, что собирается убить римского папу, и показал мне пистолет. Потом дал номер телефона в Лондоне и приказал, чтобы я позвонила этому Фергюсону.

– И что вы должны были ему передать?

– Кассен будет в Кентерберийском соборе.

– Это все?

– А что, разве мало?

Девлин обернулся к Сьюзен Колдер, стоявшей у двери.

– Ну что ж, тогда нужно быстрее возвращаться назад.

Она открыла дверь.

– А что будет с Моронк? – остановила их Брана Смит.

– Это зависит от Фергюсона. – Девлин пожал плечами. – Посмотрим, может, я смогу что-нибудь сделать.