Лубянская ласточка

Генерал вопросительно смотрел на Виктора, ожидая разъяснений.

– Мимоза передала нам копии их карточек учета в фирме и фотографии. Проверили… Все трое ранее работали против нас в разных странах под крышей посольств или торговых миссий.

– Что за фирма, чем она занимается?

– «Рога и копыта». Спекуляциями строительными проектами на рынке недвижимости. Созданием сомнительных инвестиционных фондов. По нашим меркам – прямым мошенничеством.

– Это по нашим… У них же это называется законным бизнесом, – назидательно произнес генерал. – А что нам известно о самом Хатчинсоне?

– Американец. Темная личность. Патологический мошенник. Отбывал срок в техасской тюрьме за растрату. Был помилован президентским указом.

– Так он что, имеет выход на президента? – с интересом спросил генерал.

– Да нет. Я разбирался с этим вопросом, Владимир Иванович. У них там это обычное дело – вроде нашего снятия судимости. Называется просто так громко.

– Продолжайте.

– Вскоре Хатчинсон опять взялся за свое. Уехал из США в разгар расследования крупного скандала, связанного с хищениями, где он фигурировал как один из главных героев. Спасло его то, что там были замешаны крупные финансовые воротилы. Да и страховая компания, под чьей крышей все это происходило, один из столпов на Уолл-стрит. До сих пор расследование не сдвинулось с мертвой точки. По информации источника Мимоза, которая близка с Хатчинсоном, взять на работу трех цэрэушников и не загружать их заданиями ему «настоятельно рекомендовал» сотрудник посольства, который, как мы установили, возглавляет работу по совколонии в Париже.

– Понятно, почему они вышли на Хатчинсона. Он у них на крючке. Управляем. Безропотно согласился платить зарплату и налоги за трех дармоедов… Любопытно. Жаль, что не наша поляна. Через Мимозу можно было бы с ними «поиграть». Ну да ладно, делаем общее дело. Подготовьте информацию для Управления «К» ПТУ [30]. Похоже, янки что-то затевают против наших людей в Париже. Пусть подумают, как нейтрализовать это цэрэушное гнездо.

– Хорошо, Владимир Иванович.

– Да, поставьте этих трех на контроль по въезду в СССР. Вдруг заявятся. Чем черт не шутит…

Она заметила, что Хатчинсон начал серьезно пить. Клиффорд всегда любил это занятие, но – в хорошей компании, когда можно распустить хвост. И, как правило, прекрасное марочное вино. Теперь в его офисе поселилось виски. Он прикладывался к бутылке часто и в неурочное время.

– Клифф, чего ты добиваешься? – Вначале Натали пыталась помочь американцу.

– Пустое, – отмахивался тот. – Дело страдает? Нет. Остальное – мои проблемы.

Твои так твои! Натали могла изменить ситуацию, но решила не вмешиваться. Она все чаще отказывала Клиффорду в близости под благовидным и совершенно законным предлогом:

– Ты опять надрался как свинья! («Интересно с чего люди взяли, что невинное животное обладает человеческим пороком?» – мелькнула у нее мысль.) Неужели ты рассчитываешь, что в таком виде я позволю тебе прикасаться ко мне?

Хатчинсон не спорил. И отправлялся на свою квартиру. Вскоре по обоюдному молчаливому согласию спать вместе они перестали. Однако Натали оставила за собой право являться в офис Хатчинсона, когда ей заблагорассудится. Она по-прежнему оставалась в курсе всех его проектов, беззастенчиво пользовалась не только ключами от его рабочего стола, но и профессиональными консультациями – в любое время. Если того требовало дело. Разумеется – ее дело.

Огромная квартира на улице Мозар, купленная Натали благодаря несостоявшемуся строительству железнодорожной ветки в Нормандии, ожидала Мастера, который создаст здесь интеллектуальный оазис. Но Натали капризничала, отвергая дизайнеров одного за другим. Поисками художника, отвечающего требованиям взыскательной заказчицы – «Она сама не знает, чего хочет!», – занималось почти все окружение Натали.

– Мадам, когда же мы, наконец, получим приглашение в ваш салон? – Эмиль Тибо, банкир и хороший приятель Натали, поставил невесомую кофейную чашечку на венский столик, любуясь кружевом рисунка на тончайшем фарфоре. – Чудо. Это китайский фарфор?

– Нет. Ломоносовский завод. Под Ленинградом. Подарок мамы. Вы правы – этот сервиз совершенное чудо. Именно эта коллекция. Когда начнутся вечера в салоне? Когда вы найдете мне гениального архитектора.

– А я уже нашел, – улыбнулся банкир.

Натали с ее салоном могла спасти его семейную жизнь. Жена Эмиля Тибо, пикантная и пухленькая женщина, совершенно потеряла голову. Мари-Клер безумно увлеклась молодым архитектором Жан-Мишелем де Мурвилем. Банкира мало беспокоило, что говорят о нем коллеги, он волновался за Мари-Клер. Жан-Мишель, талантливый и избалованный, не отличался деликатностью и способностью держать язык за зубами.

И если он устроит Натали как архитектор и дизайнер… По всей вероятности, Жан-Мишель, увидев мадам Легаре, падет к ее ногам. А Натали? Мсье Тибо улыбнулся. Разве она откажется от очередной победы? Банкир хорошо знал свою приятельницу. Даже очень хорошо и очень близко.

Жан-Мишель, сын бригадного генерала барона де Мурвиля, жестоко огорчил отца, категорически отвергнув карьеру военного. Старший брат Жан-Мишеля, Кристоф, пошел по стопам генерала. Это соответствовало традиции древнего аристократического рода де Мурвилей, сохранившего, кстати, не только фамильный герб, но и капитал.

– Ну почему я должен любить дисциплину, солдафонство, муштру? Я – человек творческий, избранная мною профессия требует свободы, – спорил с отцом младший де Мурвиль.

И был абсолютно прав, отстаивая свой путь: Жан-Мишель был на самом деле архитектор от Бога. Утонченный авторский вкус и смелость мысли привлекали владельцев особняков и апартаментов, желающих изменить облик своего жилища. Но гениальный аристократ брался за работу исключительно по настроению. Он не стремился набрать побольше заказов, да он их и не искал. Кто-нибудь обязательно приносил ему на блюдечке с голубой каемочкой очередного клиента. В один из таких «ленивых» вечеров Жан-Мишель нежился на диване, просматривая свежее обозрение «Арт-Дизайн». Тихонечко постучала в дверь экономка Шарлота:

– Мсье, вас просит к телефону мадам Легаре.

– Шарлота, пощади – ну кому я там еще нужен? Кто такая мадам Легаре?

Мсье – младший де Мурвиль – был любимчиком и баловнем Шарлоты, которая служила в доме еще до его рождения. И имела, в отличие от родителей, некоторое влияние на генеральского отпрыска.

– Придется подойти. Дама непременно желает говорить с вами сейчас.

Подняв с мягких бархатных подушек стройное безупречное тело, Жан-Мишель нехотя поплелся в холл и взял трубку.

– Мсье де Мурвиль, меня зовут мадам Легаре. Вас мне рекомендовали как лучшего архитектора и дизайнера Парижа. Я хочу предложить вам разработать проект, создать и оформить мой салон. Работы много, но уверяю – вам будет интересно. Квартира занимает два этажа на улице Мозар. Когда удобнее за вами заехать?

Что-то в этом уверенном и крайне сексапильном голосе, заставило Жан-Мишеля сразу согласиться: то ли предложение, сделанное почти в форме приказа, то ли любопытство: кто может являться обладателем такого пикантного акцента?

– Минуту, мадам Легаре. Завтра с утра у меня занятия в спортивном клубе… – Парные занятия с аэробикой в постели намечались на загородной вилле банкира Тибо. Разумеется, в отсутствие хозяина. Мари-Клер жаловалась на их редкие свидания: «Ты совсем меня забросил, милый».

– Вторая половина дня вас устроит?

– Хорошо, мадам. Думаю, после трех я буду свободен.

– Отлично. Куда прислать за вами машину?

– Благодарю, будет лучше, если приеду сам. Мне так удобнее.

Вечером за ужином Жан-Мишель спросил:

– Кто-нибудь знает мадам Легаре?

– Странно, что ее не знаешь ты, Жан-Мишель, – удивилась мадам де Мурвиль. Жена генерала собирала всякие занятные безделушки и иногда заходила в галерею Натали. Правда, знакомы они не были. – Очень хороша и очень богата.