Вождь и призрак

— Мне хотелось поподробнее узнать про ваш план, — уклончиво ответил Гартман.

— Как бы там ни было, — встрял в разговор Борман, — вы будете действовать в одиночку. Мы рассчитываем, что вы свяжетесь через Берлин с абверовскими агентами в Швейцарии. Вся информация, которую вам удастся раздобыть, должна быть передана полковнику Ягеру.

— Герр Борман, а вы не могли бы поточнее сказать, что именно случилось сегодня утром в Мюнхене? Вы употребили слово «бойня»…

— Майр запорол всю операцию. А случилось вот что…

Борман подробно пересказал содержание разговора.

Гартман внимательно слушал. Полковник Ягер уже связался по телефону с Майром и отдавал ему распоряжения. Когда Борман закончил рассказ, Гартман насупил брови. Рейхслейтеру это не понравилось.

— А теперь в чем дело, Гартман?

— Меня это тревожит. Спасение англичанина было превосходно спланировано, прямо-таки настоящая военная операция. Дворник, который швырял гранаты и дымовые бомбы в наших солдат, — это же мастерский штрих!

— Что вы такое говорите? — возмутился Борман. — Они убили столько наших людей!

— Кроме того, — продолжал Гартман, — мы не располагаем описанием троицы, которая увела Линдсея буквально у нас из-под носа. Похоже, что заправлял операцией мужчина в каракулевой шубе и шапке. Но больше мы ничего про него не знаем. Еще там были дворник и шофер, сидевший за рулем «мерседеса». Но опять-таки их приметы нам неизвестны. Интересно, как им удалось раздобыть «мерседес»?

— Как-как… наверно, украли его — и все тут! — вмешался Грубер, чувствуя, что он вдруг остался в стороне.

— Вполне возможно, — добродушно согласился Гартман. — И вот теперь гестапо потратит кучу денег и задействует бог знает сколько людей. Скажите, что вам известно, о подпольной организации, действующей в Мюнхене и его окрестностях?

Грубер, неожиданно оказавшись в центре внимания, смущенно заерзал на стуле. Борман, не мигая, уставился на него. Ягер закончил свой разговор с Майром и тоже посмотрел на Грубера.

— Ходит много слухов… мы должны их проверить… Время сейчас военное… — пролепетал гестаповец.

— Грубер! — Голос Бормана источал сарказм. — Я сам могу вам сказать, что время сейчас военное. И у всех нас связаны руки, однако мы-то делаем дело!

— Грубер, я имел в виду вполне определенную организацию, — мягко, но настойчиво проговорил Гартман. — Если они занимались саботажем, вы должны были бы обнаружить взрывчатку. Если шпионажем — ваши радисты засекли бы незарегистрированный радиопередатчик. В случае же подрывной работы вы столкнулись бы с антинацистской пропагандой. Ну, что вы мне скажете?

Даже Борман, насупившись, признал, что абверовец мастерски припер Грубера к стенке. Грубер запыхтел и ответил, сжимая потные кулаки:

— О такой организации нам ничего не известно. Очевидно, эти убийцы приехали издалека, помогли англичанину бежать и снова удрали…

— ОЧЕВИДНО?!. - взревел Ягер. — А откуда им было знать, что Линдсей совершил побег? Англичанин довольно долго торчал в Германии, причем почти все время — в Волчьем Логове! Значит, эти люди уже какое-то время поджидали его в Мюнхене, а гестапо даже не подозревало об их существовании! Это преступная некомпетентность!

— Я сообщу рейхсфюреру Гиммлеру, что вы возводите на меня поклеп! — вспыхнул Грубер. — Вы намекаете на измену…

— Пожалуйста, сообщайте! — презрительно пожал плечами Ягер. — Но пока вы будете наслаждаться болтовней с Гиммлером, я приложу все силы к тому, чтобы не только выследить англичанина, но и заманить в наши сети эту троицу, этих шпионов и саботажников, которые проворачивают свои грязные делишки у вас под носом!

Только Гартман заметил, что на лице Бормана промелькнула довольная усмешка. «Стравливай сильных соперников, и они будут тебе неопасны!» — вот его девиз… Гартман сидел, не шевелясь, и глядел на Грубера и Ягера, которые с ненавистью испепеляли друг друга взглядом. Борман поспешил вмешаться, теперь его голос звучал спокойно и умиротворяюще:

— По-моему, полковник Ягер совершенно прав, собравшись перекрыть швейцарскую границу. С другой стороны, я уверен, что гестапо тоже использует все имеющиеся в его распоряжении средства и внесет существенный вклад в осуществление операции. Совещание окончено.

Грубер, Ягер и Борман вышли из зала, оставив Гартмана в одиночестве. Он встал и склонился над крупномасштабной картой, которую Ягер разложил на столе. Гартман, как часто случается с одинокими людьми, привык разговаривать сам с собой: это помогало ему думать.

— Никому, конечно, и в голову не приходит, что Линдсей и его избавители могут поехать в Зальцбург… Ведь Линдсей только что оттуда… Да, все зависит от того, хватит ли у них мозгов…

Гартман прочертил мундштуком линию от Мюнхена до Зальцбурга, а потом продолжил ее… Следующим пунктом назначения оказалась Вена.

— Ну что ж, подполковник авиации Линдсей, мы тебя спасли. Кстати, ты вполне соответствуешь описанию, которое нам передали твои друзья, — сказала Пако.

Они с Линдсеем обменялись забавным паролем, который сообщил Линдсею в Лондоне полковник Браун.

— А если бы я не соответствовал? — поинтересовался Линдсей.

— Я бы тебя задушил. Это делается бесшумно, да и пули не нужно тратить.

Столь ободряющий ответ дал мужчина, игравший роль шофера. Однако Пако, которая, судя по всему, была тут командиром, его осадила:

— Ты не должен так разговаривать с нашим гостем. Он очень важная персона. Это племянник английского герцога…

С тех пор, как Линдсей сел в машину и «мерседес» помчался по улицам Мюнхена и в конце концов оказался в гараже, прошло от силы полчаса. Через потайную дверь, устроенную в шкафу, который стоял у дальней стены гаража, беглецы проникли на лестницу, ведущую в подвал, и, спустившись по ней, очутились в большом помещении. Возле противоположных стен стояли две двухъярусные кровати.

Едва потайная дверь закрылась — она была сделана из стальных листов и облицована толстым деревом, так что из гаража сюда не доносилось ни звука, — Пако представила Линдсею своих товарищей.

— Это, — сказала она, указав на сурового «шофера», — Бора. Он хорошо говорит по-английски. Пожми англичанину руку, Бора.

Мужчина лет тридцати, которого Пако называла Бора, был одного роста с Линдсеем. Он смотрел враждебно и сразу не понравился англичанину. К счастью, Линдсей догадался напрячься, ведь рукопожатие Боры оказалось железным, как у борца, он изо всех сил сжал руку англичанина.

— Веди себя прилично, Бора, — мягко попросила Пако. — Я ведь все вижу…

— «Бора» — это название резкого, сухого ветра, дующего на Адриатике, — заметил Линдсей.

— Наверно, теперь тебе понятно, почему мы дали ему такую кличку? — усмехнулась Пако и повернулась ко второму своему товарищу, мужчине лет сорока с обветренным лицом и проницательными, смеющимися глазами. — А это Милич. Он тоже говорит по-английски, правда, ему еще далеко до совершенства.

— Милич рад встречать англичанина… девушка, которую убили нацисты, твой близкий друг?

— Он хочет спросить, — как обычно, без обиняков заявила Пако, — был ли ты в нее влюблен. Да или нет?

— Нет, — напряженно сказал Линдсей.

— Но мне кажется, она была в тебя влюблена, — продолжала Пако.

У нее был мягкий, какой-то трогательный голос, странно контрастировавший с ее гордой, прямой осанкой и резкими манерами. Усталые, смотревшие с осторожностью глаза девушки пристально наблюдали за англичанином.

— Это была настоящая трагедия, — вздохнул Линдсей.

— Любовь сплошь и рядом бывает союзом любящего и любимого. Ваш писатель Сомерсет Моэм сказал что-то в этом роде… — бросила Пако и круто переменила тему. — Я хочу рассказать кое-что о себе…

Пако — такую она носила подпольную кличку — было двадцать семь лет. Она родилась от англичанки и серба, который преподавал языки в Белградском университете. Пако училась в Годольфине, в английском интернате, потом продолжила образование в Швейцарии и вернулась в Югославию. Она свободно говорила на английском, немецком и сербохорватском языках.