Совокупность лжи

Хани взмахнул рукой, отгоняя сизый дым сигареты. Феррис посмотрел на него. Червь извивается. За месяц до взрыва в Милане был такой же, в Роттердаме. Теперь они начали регулярно применять в Европе заминированные автомобили. Конечно, такая тактика позволяет более легко ловить членов сети, но они становятся все изворотливее. Враг сменил боевой порядок. Его оперативное планирование перешло на новый уровень интенсивности. Чья-то новая рука. Феррис был уверен в том, что Хани тоже понимает это. Вот она, эта ниточка, именно из-за нее они сегодня прибыли в Берлин.

— Кого вы выслеживаете? — тихо спросил Феррис.

— Не могу сказать, дорогой, — ответил Хани, улыбаясь и выпуская клуб дыма.

Но Феррис подумал, что он сам это знает. Хани преследовал того же человека, что и он. Человека, чье присутствие Феррис впервые почувствовал несколько месяцев назад, на конспиративной квартире на севере от Балада, за пару дней до того, как ему изрешетило ногу осколками. Закрывая глаза, Феррис видел, как перед его мысленным взором мелькает чей-то образ — образ человека, посылающего людей с бомбами в столицы государств, тех, которые их граждане по-прежнему считают цивилизованной частью мира. Этоне было фотографией человека или места, не было даже уверенности в том, что этореально существует. Только имя, которое украдкой, шепотом произнес его иракский агент в тот день. Сулейман. Агент чуть не поперхнулся этим словом, будто само оно, произнесенное вслух, может убить его. Это было личное имя террора.

Глава 2

Амман

Когда на следующий день Феррис вернулся в Амман, город показался ему беспокойным и тревожным. Но в эти дни нервная обстановка царила почти везде. Америка разворошила осиное гнездо в Ираке, и осы жужжали — на каждом базаре, в каждой мечети, по всему арабскому миру. Вскоре то же самое будет во всех торговых центрах на Западе. И это распространение терроризма из Ирака аналитики в Лэнгли назвали «умирающим от кровопотери». Когда Феррис летел из Берлина на самолете «Роял Иорданиан эрлайнз», он услышал разговор двух хорошо одетых арабов, летевших, как и он, первым классом и сидевших впереди него, о взрыве в Милане. Говорили со знанием дела. Заминированный автомобиль, да, как в Роттердаме, но побольше. Да, и еще баллоны с пропаном, чтобы усилить взрыв. Наверное, дело «Аль-Каеды», или нет, шиитов, маскирующихся под «Аль-Каеду», да нет, новая группа, еще ужаснее, чем все предыдущие. Они не были уверены ни в чем, кроме одного — во всем виновата Америка.

Даже стюардесса выглядела какой-то испуганной. На ней была обтягивающая задницу красная юбка, облегающий красный жакет и красная круглая шапочка, какой не увидишь ни на ком, кроме как на стюардессах. Было что-то очаровательное в этих «Роял Иорданиан эрлайнз», как и во всей Иордании. Они были словно посреди гигантского прыжка из прошлого в будущее. Но девушка не поддержала его идею поболтать, слегка отвернувшись с гримасой на лице, когда подавала ему еду. Ее лицо словно говорило: «Это ваша вина, американцы».

Феррис чувствовал на себе враждебные взгляды и на паспортном контроле в Аммане. Одновременно с ними прибыл рейс из Тель-Авива, и иорданцы мрачно смотрели на всех, похожих на американцев и израильтян. Евреи. Крестоносцы. Для арабов эти слова стали синонимами. Феррису не терпелось взяться за работу, сделать хоть что-нибудь, чтобы удержать этих сердитых людей, чтобы они не натворили чего-нибудь еще. Дело к вечеру, но в посольстве большинство людей еще работают. Ему нужно позвонить Хофману, просмотреть почту и подумать, что ответить людям, которые спросят, что он, Роджер Феррис, сделал для того, чтобы остановить террористов прежде, чем они объявятся где-нибудь в Пеории или Питаламе.

Шоссе из аэропорта в Амман пестрело множеством рекламных щитов, которые могли бы одурачить вас, заставив думать, что мир все еще на подъеме: реклама конкурирующих компаний мобильной связи, недвижимости в Дубай на берегу моря, Сити-банка, отелей «Фор сизонс» — рог изобилия, простертый всемирным рынком над этими высохшими холмами аравийских пустынь и готовый осыпать их всеми благами цивилизации. Но затем вы видите огромный портрет молодого короля в одежде вождя племени, которую он, конечно же, в жизни не надевал, одного или в обнимку со своим покойным отцом, национальный талисман, словно пытающийся убедить всех, что старый король не умер. Только после этого вы начинаете чувствовать степень нервозности людей, здесь живущих. Эта земля так и осталась землей тайн и лжи, где единственным настоящим вопросом любой политики является вопрос выживания.

Но Феррису нравился Амман именно за это. Беленные мелом здания, словно город был одним большим монастырем, совершенно сбивающие с толку, бесплодная в своей чистоте пустыня, которая каждое тысячелетие сводит людей с ума настолько, что они придумывают новую религию. Даже в послеполуденную жару Амман был больше похож на обволакивающую сауну, чем на изнуряющую парную Йемена или безжалостную печь Балада. В нем осталось немало от причудливого мира арабов: здесь, на дороге в аэропорт, мальчишки, стоящие за самодельными прилавками, крича, продавали фрукты, овощи и наливали в крошечные чашечки обжигающе-горячий горький и ароматный арабский кофе. Иногда шоссе пересекали отары овец, ведомые пастухами в развевающихся одеждах, будто выброшенных сюда из другой эпохи машиной времени. Как бы она ни старалась выглядеть по-западному, Иордания все равно оставалась Востоком. Сидящие по рынкам продавцы пряностей, предсказатели судьбы и торговцы оружием. Полная тайн жизнь, подключенная к совсем иным, нежели «мир Макдоналдса», источникам энергии.

Жить хорошо было, возможно, не самым главным способом мести миру Запада, но это было единственной целью жизни палестинцев, которые ныне составляли основную часть населения. Они возвращались сюда из Дохи и Рияда, поймав свою небольшую удачу, за счет которой в Аммане можно было построить огромные виллы. Там эти люди веселились, заключали деловые соглашения и хвастались друг перед другом женами, одетыми по западной моде. В современном Аммане самой развивающейся отраслью стала косметическая хирургия. Уважающая себя женщина не могла появиться в свете прежде, чем она приведет в порядок свой нос и грудь. Как в Лос-Анджелесе, только океана рядом нет. В Аммане даже издавался журнал «Хорошая жизнь», с приложениями, где юным арабским девушкам объясняли, где покупать бикини и DVD «Секс в большом городе», а также старинные украшения. Беженцы из Ирака, появившиеся здесь совсем недавно, добавили в этот аромат свой собственный резкий привкус. Они осаждали фирмы по продаже недвижимости и обеспечивали работой тысячи бандитов, которые охраняли их от других бандитов.

Молодой король, похоже, понимал, что алчность стала национальной идеей Иордании. В его правление нация прошла путь от убогой коррупции прошлого к вычурной и сложной коррупции ливанского типа, такой, при которой у некоторых армейских генералов даже появились собственные сборщики дани. Главные шпионы были хорошо известны всем, их секретность не была ни для кого секретом, и их имена разве что не публиковали в газетах. Лицемерие здесь впитывали с молоком матери.

А еще у Иордании был ислам, тайный источник вдохновения и мучений одновременно, как и в любой другой арабской стране. Это было главной причиной для озабоченности в отделении ЦРУ в Аммане, помимо помощи молодому королю. Иорданцы были суннитами, и иерархия мечетей, находящихся на содержании государства, была не менее окостенелой, чем англиканская церковь. Огромная мечеть Хуссейна в старой части города, разукрашенная розовыми и белыми полосами, по пятницам пустовала. Истинно верующие люди шли в небольшие мечети в трущобах и лагерях беженцев за городом или в Зарку — большой промышленный город на севере от Аммана, центр страны, где подполье набирало в свои ряды новых членов. Иногда создавалось впечатление, что шейхи, принадлежащие к фундаменталистским течениям ислама, — единственные в этом государстве, кто способен говорить правду. Они высмеивали коррупцию и упадок, царящие среди новой элиты, открыто выражая гнев, возникающий у каждого бедняка при виде проезжающего «мерседеса» или «БМВ», гнева, который никто, кроме них, не рисковал проявить открыто. Молодой король мог принимать в своих расчудесных отелях у Мертвого моря лидеров Всемирной торговой организации, но на задворках Зарки продавали ковры с портретами Усамы бен Ладена и слушали кассеты с записями его речей, где он объявлял войну Америке.