Горячее сердце
Горячее сердце читать книгу онлайн
В этой книге свердловские писатели рассказывают об уральских чекистах, о их героическом пути, самоотверженной борьбе с контрреволюцией, о чекистских традициях, заложенных B. И. Лениным и Ф. Э. Дзержинским и передаваемых из поколения в поколение.
Художественно-документальные повести созданы на основе реальных событий. Некоторые фамилии и названия отдельных населенных пунктов изменены.
Книга посвящается 70-летию советских органов государственной безопасности.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
…Гражданка Селезнева Вера Георгиевна, проживающая в г. Хабаровске, ни на одной из трех предъявленных ей фотографий мужчин, среди которых была фотография Макарова Сергея Константиновича, не опознала своего мужа Селезнева Ивана Евграфовича…
«Наша многодетная рабочая семья проживала в Казаринке через два дома от Макаровых. С младшим из троих братьев, Петром Макаровым, я дружил в детстве. Старшего, Василия, помню с 1909 г., когда он вернулся из сибирской ссылки. В 1914 г., работая на руднике, я слушал его пламенную агитацию против царского самодержавия за Советскую власть и мировую революцию. Средний ихний брат Сергей Макаров на моей памяти бывал в Казаринке мало, так что мне с ним разговаривать не приходилось. В 1918 г. он объявился в чине белогвардейского офицера-карателя. При участии этого выродка были арестованы и расстреляны многие пламенные борцы за Советскую власть и мировую революцию, как балтийский матрос Вахрамеев и родной его братан Василий Макаров. Дальнейшая судьба Сергея Макарова мне неизвестна. Друг моего детства Петр Макаров геройски погиб за Советскую власть в боях с бандами Врангеля».
«…Однажды из арестного помещения вывели человек двадцать на площадь перед управлением Казаринского рудника. По приказанию Сергея Макарова конвоиры погнали их в лес за кладбище, где им велели рыть для себя могилу. Они отказались. Тогда конвоиры начали избивать арестованных, но заставить их вырыть могилу так и не смогли. Пришлось им самим взяться за лопаты. Затем арестованных выстроили у ямы и по команде Сергея Макарова расстреляли.
…А моего теперешнего супруга Кузьму Фомича Агеева расстреливали на другой день. Когда их по приказанию того же Сергея Макарова привели в лес, могила уже была готова. Мне показалось, что она не такая глубокая, как прежние, видно, солдаты торопились ее рыть. После расстрела один из солдат спустился, как обычно, в яму и проверил, нет ли живых. Никто не шевельнулся. Однако на душе у меня весь день было неспокойно, и вечером, как стемнело, я все же вернулась послушать, не стонет ли кто под землей, и увидела шагах в двадцати от могилы неподвижно лежащего человека…
…В другой раз я видела, как вели под конвоем Василия Макарова, а жена его, Мария, была пристегнута к седлу офицерской лошади. Василий шел сам, а Мария почти волочилась по земле. Василий был совершенно седой, я знала его не таким…»
— В общем, картина достаточно ясная, — сказал Леониду Пчельникову Белобородов, выслушав очередной доклад о проведенной работе. — Здоровенную ты ухватил щуку!
— Мне кажется, Алексей Игнатьич, что пора уже брать у прокурора санкцию на арест, — при этом Леонид не сдержал довольной улыбки.
— Э, нет, погоди! — остановил его начальник отделения и поднялся из-за стола. — Ухватить-то ты щуку ухватил, молодец. Но!.. — Он со значением поднял указательный палец. — Пока не поджарил ее — не облизывайся! Щука, она, брат, и выпотрошенная может зубами щелкнуть. А эта хоть и на крючке у тебя, однако еще под водой ходит. Прокурор-то санкцию даст… Но не поторопимся ли мы? Ведь пока что мы о нем очень мало знаем. К примеру, где Макаров был после Казаринки — тебе известно?
— Ну, да ясно же: воевал с нами, потом скрывался от правосудия. Понадобился чужой паспорт, убил человека… Не привыкать…
— А где скрывался? На что жил? Каким ветром его занесло в Увальск? Кто у него друзья-знакомые?
— Так ведь во время следствия могут всплыть и эти факты…
— Во время следствия может оказаться, что мы не выявили главного факта биографии твоего белогвардейца. Главного!
— Да какого же, Алексей Игнатьич? Куда больше-то? — в крайнем волнении воскликнул Леонид, обескураженный таким оборотом дела.
Белобородов некоторое время задумчиво смотрел ему в глаза.
— Не знаю, ничего не знаю! — Присев на край стола, он постукал ладонью по суконной обивке. — Чтобы на этот вопрос ответить, милый мой, нам сейчас с тобой надо думать не о степени вины Макарова — этим пускай суд занимается, — а постараться узнать о нем все, что возможно. Все, что возможно!.. И давай-ка мы с тобой первым делом подумаем, какие запросы куда еще следует направить. А завтра тебе придется опять выехать в Увальск. Личность Макарова мы установили — теперь надо искать пути, которыми можно будет подобраться к нему поближе, не спугнув при этом…
Пассажиров в вагон набилось, как всегда, с избытком. С узлами, баулами, мешками. Леониду удалось пристроиться на нижней полке у окна. Когда обычные при посадке толчея и ругань улеглись, он отвернулся к окну, облокотился о столик и унесся мыслями ко вчерашнему вечеру, к тяжелому и неприятному вначале, однако закончившемуся мирно и даже чудесно разговору с Леной, своей теперь уже невестой.
Не хотелось огорчать ее, говорить о неожиданном — в который уже раз — отъезде. Тяжело было смотреть на вдруг изменившееся, только что светившееся бездумным счастьем и сразу поскучневшее, а затем и раздраженное, капризно нахмурившееся личико.
Положение осложнялось тем, что последний день командировки приходился как раз на день рождения Лены, и невозможно было объяснить, почему именно так получилось. И вообще — почему именно его, а не кого-нибудь другого послали в Увальск? Ведь Леонид совсем недавно — по представлениям Лены — вернулся из этого самого Увальска. Поэтому сам собою возник вопрос: а не ждет ли его там «кто-нибудь другой»? Вернее, «другая». И они чуть было не поссорились, потому что, кроме голословных заверений, никаких доказательств своей верности Лене он представить не мог.
К счастью, в характере Лены есть одна замечательная черта: она не умеет долго сердиться. Вскипит, как вода на примусе, наговорит тебе самых немыслимых вещей и мгновенно успокоится. И вчера тоже все кончилось распрекрасно: Лене первой пришла мысль, что именины можно перенести с четвертого дня пятидневки на пятый. Так даже лучше, удобнее — перед выходным днем.
И вот когда все так славно устроилось, Лена сразу позабыла и про «кого-нибудь другого» в Увальске. Се милое личико опять засветилось бездумным счастьем, и весь остаток их вчерашнего свидания прошел в почти непрерывных вопросах-ответах: «Ты меня любишь?» — «Очень!» — «И я тебя тоже очень-очень-очень!..»
Нынче Лена перешла на последний курс медицинского института, и они уже решили, что поженятся зимой или в крайнем случае весной. Но все это пока одни только слова. Ее отец — известный в городе детский врач, живут они в собственном каменном доме, просторном и удобном. — Ленка, ее родители и домработница. Вот тут-то и вся закавыка: у Леонида своей жилплощади нет, койка да тумбочка в общежитии, а и была бы комната в коммунальной квартире — это ровным счетом ничего бы не изменило, поскольку Лена считает, что в родительском доме хватит места и им с Леонидом, и их будущим детям. Так-то оно так, но Леонид не хочет жить в доме, где распоряжается Ленкина мамаша.
Ох, эта мамаша!.. Таисья Ивановна. Всякий раз при появлении в доме Леонида ее румяное от кухонного жара лицо принимает строго-снисходительное выражение, слегка подслащенное натянутой улыбочкой. В ее синих холодных глазах Леонид неизменно читает откровенное нежелание принимать его всерьез за жениха своей дочери.
И как только подумалось ему о Таисье Ивановне, захотелось тут же переключить мысли на что-нибудь другое. Некоторое время он смотрел на мелькающие за окном каменистые откосы, медленно проплывающие навстречу лесистые увалы, долины извилистых речек, по берегам которых лепились небольшие серенькие деревеньки, и думал о том, как славно было бы провести в одной из таких деревенек хотя бы недельки две, попить парного молока, поесть румяных, прямо из печи, пирожков с капустой и уж непременно поездить верхом… Без седла, как бывало в детстве…
