Чёрный беркут

Холодный ветерок бодрит, вызывает на щеках румянец. Работать легко и весело. Вся бригада после уборки урожая опять собралась вместе. Впереди зимний ремонт дороги, когда надо будет лишь засыпать гравием ямки да расчищать снег, если его будет много. Вот и все. Зато сколько зимних вечеров они проведут у печки, рассказывая друг другу страшные и забавные истории, обсуждая дела жителей поселка и товарищества.

Яков старается настроить себя на спокойный лад, но тревожное состояние не оставляет его. Мысли перебрасываются к семье, к Ольге. Что может сделать старик Али-ага, если в дом ворвутся бандиты? Не надо и Шарапхана. Обыкновенный шаромыга наделает бед.

Снова и снова Яков перебирает в памяти жителей аула Коре-Луджё, старается разгадать, кто написал записку. Но враг мог жить не обязательно в этом ауле. Кто он? Где его искать? С кем он связан?

После стычки с контрабандистами авторитет Якова намного вырос. Члены бригады обращались к нему за советами по самым различным вопросам, хотя он оставался рядовым рабочим. Вот и сейчас:

— Ёшка, скажи, дорогой, в какую сторону будем дверь открывать?

— Яш-улы, печка готова. Посмотри, хорошо ли сделал?

Яков разводит руками: Барат — лучший печник в поселке, зачем его проверять?

— Ёшка! — кричит от дороги Мамед Мамедов. — Сколько нам арб гравия записали? Приедет десятник, смотри, чтобы он правильно считал...

Еще недавно Яков тревожился: как примут его товарищи? Приняли как настоящего смельчака и верного друга.

Честные труженики, ненавидящие торгашей и контрабандистов, они всегда уважали людей за смелость и удаль. А ему, Якову, удали не занимать. Все теперь знали, как он спас Барата. Барат не пожалел слов, когда рассказывал о стычке с бандитами. Простреленное ухо Якова и ножевая рана на руке Барата говорили сами за себя. С Баратом они теперь не только друзья, но и братья по крови, пролитой в одном бою...

Частый цокот конских копыт по дороге прервал размышления Якова. К бараку подъехал Карачун в сопровождении Дзюбы и Галиева. Начальник заставы, приветствуя рабочих, потряс над головой крепко стиснутыми руками.

Здороваясь с Федором, Яков внимательно посмотрел на него, будто старался проникнуть в его мысли. Тот радушно улыбался, видно, был в отличном настроении. После обычных вопросов о здоровье и работе Карачун торжественно обратился ко всей бригаде:

— За отличное выполнение боевой задачи по охране государственной границы начальник пограничной части объявил благодарность рабочим-дорожникам Барату Агахану и Якову Кайманову. Оба они награждаются ценными подарками.

Дзюба развязал притороченный к седлу мешок и вытащил из него на всеобщее обозрение две пары совершенно новых яловых сапог. Это действительно были очень ценные подарки. Самодельные чарыки — удобная обувь, особенно летом, но разве могут они сравниться с настоящими армейскими, фабричной выделки яловыми сапогами!

— Ай, якши. Бик якши! Шибко хорошо! — раздавались вокруг возгласы. Тяжелые руки грабарей и камнетесов похлопывали Якова и Барата по спинам, тянулись пощупать сапоги: добротна ли кожа, надежно ли пришиты ушки, хороши ли подошвы?

Награжденные растерянно улыбались. Им тоже хотелось пощупать обновы, но при других они стеснялись.

— Товарищи Кайманов и Барат Агахан! — продолжал Карачун. — Жизнь на границе обязывает даже на мирной работе держать винтовку рядом с собой. Иногда приходится бросать и работу, и дом, выполнять боевую задачу, ловить бандитов. Так вот, чтобы удобнее вам было бегать по нашим скалам и вылавливать всякую нечисть, которая каждый день лезет к нам из-за кордона, мы и дарим вам сапоги. Бери, Яков Григорьевич! Бери, Барат! Носите на здоровье!

В поведении Федора не было и тени отчужденности, того предостерегающего выражения, с которым он совсем недавно спросил Якова: «Слушай, что там за канитель у вас со Светланой?»

На этом день сюрпризов для Якова не кончился. Не успели отъехать пограничники, как из-за поворота дороги показался скакавший наметом Рамазан. Круто осадив коня, он, не слезая с седла, крикнул:

— Ёшка, у тебя оглан родился! Али-ага сказал, чтобы ты скорей ехал домой!

Железные руки товарищей подняли Якова и трижды бросили в воздух. Громкое «ура» звоном отдалось в ушах.

Перед глазами мелькали веселые лица, появилась заросшая бородой лукавая физиономия Барата с сочными красными губами.

— Ай, Ёшка-джан! — воскликнул он. — Теперь никакой кочахчи не помешает архара убить. Все на охоту пойдем. Большой праздник делать будем.

Яков блаженно улыбался, растроганно говорил, пожимая руки друзьям:

— Мальчик... Сынок... Гриша... (То, что они назовут сына Григорием в честь отца, решено было давно.) Спасибо, братцы! Спасибо! Сагбол!..

И вдруг Якова поразила страшная мысль. Он физически ощутил, как подкрадывается к его дому враг: в грохоте выстрела тонет слабый крик ребенка, душу раздирает страшный вопль Ольги.

Ссадив Рамазана с коня, он тут же вскочил в седло и, как был без шапки, в рубахе с засученными рукавами, галопом помчался на Дауган...

ГЛАВА 14. СЫН

Виновник торжества лежал на руках у Ольги и безмятежно спал, не подозревая, что из-за него собрались под чинарами товарищи и друзья отца.

Слева от Ольги, за длинным столом, специально на этот случай сколоченным плотниками, сидел Яков. Справа были оставлены места для принимавшей роды Светланы, ее мужа — начальника заставы Федора Карачуна, и комиссара Лозового. Рядом с Яковом торжественно и чинно разместились приехавшие на Дауган ради такого праздника его мать и отчим Флегонт Мордовцев. Напротив занял место полный и добродушный начальник доротдела Ромадан. На торжество по поводу рождения сына пришли почти все рабочие дорожной бригады.

Лозовой, Федор Карачун и Светлана почему-то запаздывали. Яков, и без того озабоченный, все время прислушивался: не едут ли гости с заставы? В длинных узких жаровнях полыхали угли, сплошь заложенные сверху шампурами с мясом. Нанизанные на шампуры кусочки баранины, подрумяненные и сочные, истекали каплями жира. Над поселком стлался аромат шашлыка. В бригадном котле томился плов. На разостланных под чинарами кошмах, закрытых посередине холщовыми скатертями, сидели по-восточному товарищи Якова, дружно пили и ели, поднимая стаканы и чашки с терпким вином в честь рождения нового гражданина Даугана.

Обязанности и заботы хозяина, от которых, честно говоря, Яков изрядно устал, спасали его от назойливых дум. Но они, эти думы, все же прорывались сквозь хлопоты и шумную бестолковщину праздника.

Когда Карачун привез ему и Барату в подарок новые сапоги, он не успел спросить у начальника заставы о результатах проверки Флегонта Мордовцева. В том, что проверка была проведена, Яков не сомневался. Но и то, что Флегонт как ни в чем не бывало приехал к нему в гости, сидел сейчас на одном из самых почетных мест, тоже было явью. Значит, ничего не нашли. Значит, не его были те деньги, которые обнаружил Дзюба у контрабандистов. «Я уж совсем обалдел, — мысленно ругал себя Яков. — Мало ли что сошелся размер следа!» Его терзала совесть, что наговорил на отчима лишнее. Как бы он ни относился к Флегонту, такие подозрения попахивали клеветой.

Яков старался отогнать эти думы и заботы, казавшиеся ему теперь не такими уж важными по сравнению с огромной радостью, свалившейся на него! Сын! У него есть сын! Гришатка! Маленький человечек, который, едва появился на свет, сразу стал главной персоной в доме. Но тревожные думы не оставляли Кайманова.

Размышляя и о радостном, и о тревожном, он внимательно наблюдал за гостями. Сидевшие неподалеку от него Барат и толстый Мамед Мамедов горячо спорили: бросаются или не бросаются архары на рога, когда прыгают со скалы. Спорили до самозабвения. В переводе на русский язык это выглядело примерно так.

— Какой ты глупый, Барат! — вращая белками глаз, восклицал Мамед. — Большой архар, шесть пудов чистого мяса. Как он на рога прыгнет? Сразу шею сломает.