Утро — еще не день

Билли машинально наводит пистолет на Сеймура. Очень удобный момент схватить его за руку, и пистолет падает на пол.

— Подержите его секунду, Майкл, — отзывается Уильям.

Не знаю, что он сделал с Добсом, но тот неподвижно лежит на полу фургона. Что Уильям с ним сделал? Наверное, то же самое, что делает и с Билли: маленькую пластиковую ампулку с длинным острием вкалывает в вену и сразу же вынимает.

— Заберите свой кошелек. Надо найти магнитофон, если он есть, — говорит Сеймур и трогается к ящикам в противоположный конец фургона.

Магнитофонов оказалось целых три — они запрограммированы для последовательных действий. Добс, очевидно, предвидел, что допрос будет продолжаться долго. Возможно, он предвидел и определенную реакцию с нашей стороны, но чего же тут было бояться? Двое с пистолетами против беззащитного профессора. Это породило самоуверенность. А когда ты слишком самоуверен…

— Магнитофоны соединены с кабиной шофера, — устанавливает американец, забирая кассеты.

— Возможно, еще что-то соединено с кабиной шофера.

— Какое это имеет значение, если оно пока что не действует, — отвечает Сеймур. — Готовьтесь к приземлению!

Машина едет не очень быстро. Не очень быстро, если ты не прыгаешь, а сидишь внутри. Но тянуть невозможно. Придется рисковать, хотя вывихнуть или сломать ногу сейчас было бы очень некстати.

Сеймур открывает дверь, и машина, как по заказу, еще сбавляет скорость и останавливается. Следовательно, дверь соединена с кабиной!

— Быстрей! Прыгайте! — кричит Уильям и исчезает в темноте.

Прыгаю вслед за ним и, уже стоя на асфальте, вижу, как шофер выходит из кабины и направляется в нашу сторону. Перепрыгиваю металлическую рейку, что отгораживает шоссе, и оглядываюсь. Шофер, видимо, замечает меня и решает посмотреть, что же произошло в фургоне. Это доброе намерение срывает американец, который выскакивает с противоположной стороны машины и ударом сзади сбивает шофера с ног.

— Кажется, мы где-то вблизи Базельбада, — говорит Сеймур, подходя ко мне. — Нас отделяет от города этот лес. Пройдем его пешком. Шофер быстро оправится.

— Неужели не можете и в него воткнуть ампулку?

— Кончились. Но оно без ампулок и лучше. Если фургон долго будет тут стоять, дорожная полиция непременно заинтересуется им. Пусть шофер себе едет.

Продвигаемся наугад в темноте между деревьями, пока выходим на какой-то проселок. Дождь почти утих, совсем тихонько постукивает по листьям.

— Вы когда-нибудь были в Базельбаде? — тихо спрашивает американец.

— Проездом.

— Удобная граница. По одной стороне Базельбад, а по другой — Базель. Это, собственно, один город, граница разделяет улицы, дворы, даже дома. Я собирался переправить вас через один такой дом.

— Но канал закупорился…

— Не закупорился. Боюсь, что он ненадежный. После того как те типы зашевелились, я не могу доверять никому. Это был очень близкий мне человек. Но я уже говорил вам: часто дружба лишь промежуточное звено между двумя предательствами.

Идем медленно, немного покачиваясь. Пахнет влагою и мокрыми листьями, как в моей спальне на той вилле.

— Чувствуете этот острый запах? — спрашивает Сеймур.

— Запах свежести.

— Запах кладбища, — возражает американец.

— Вы никогда не ходили кладбищем?

— Приходилось. Мои сестры вообще не были на могиле матери, ведь надо же хоть мне навещать ее.

Он останавливается перевести дух и добавляет:

— Мать не очень любила меня. Я вам рассказывал, что появился на этот свет нежеланным. Но я хожу на ее могилу. Наверное, человеку все-таки надо кого-то любить. Хоть одного-единственного. Хотя бы свою мать.

Наконец мы взбираемся на взгорье. Тут лес кончается. Противоположный склон холма почти голый. Внизу сквозь пелену мелкого дождя виднеются светлые ленты улиц, обозначенные лимонно-желтыми пунктирами на черной доске ночи.

— Да, Базельбад, — говорил Сеймур. — Там, слева, есть пропускной пункт. С права — второй. Мы перейдем посредине.

Он показывает на какое-то темное место между яркими линиями улиц.

— Там наш частный пропускной пункт, Майкл.

— Разве и вы пойдете со мной?

— Должен. Вы сами не сориентируетесь.

— А как сориентируетесь вы после того, как зашевелятся друзья Райена?

— Их действия — это уже последняя конвульсия. С Райеном покончено раз и навсегда. Его место за решеткой. А с вашим исчезновением дверь его камеры закроется.

Он вынимает из кармана пачку сигарет, смотрит на нее, потом заталкивает назад в карман.

— Мы будем переходить границу на строительной площадке. Котлован, бетонные фундаменты, колонны и балки — вообще впечатляющая обстановка. Линия границы — символическая. Если нас не заметят, придется бежать — вперед или назад в зависимости от обстановки. Граница, какая она ни есть, все-таки граница.

Спускаемся с холма, поросшего густой травой, притормаживаем наш спуск. В трехстах метрах впереди в мокрой темноте белый ореол первого городского фонаря.

Сеймур неслышно шагает вдоль забора. Я иду вслед за ним, чувствую, что мой мокрый пиджак стал тяжелым, а вода стекает струйками за воротник рубашки. Пройдя метров пятьдесят, американец отодвигает на заборе доску и скрывается. Я проскальзываю с ним.

По другую сторону забора совсем темно. Настолько темно, что тебя охватывает ложное чувство, будто ты наконец попал в безопасное место.

— Немного посидим, пока глаза привыкнут к темноте, — шепчет Сеймур. — Вон видите, напротив уже Швейцария.

Не вижу. Ничегошеньки не вижу. Передо мной мрак, словно огромная яма, будто мертвое болото, будто бездонная пустота. Потом постепенно различаю сквозь сетку дождя очертания какого-то огромного здания.

— Вы готовы, Майкл? — чуть слышно спрашивает Сеймур.

— Настолько готов, что дальше некуда.

— Тогда идите за мной. И не надо торопиться. Нас никто не ждет.

Он осторожно продвигается между двумя ямами, шаг за шагом, словно идет по трясине или по тонкому льду. Я шагаю вслед за ним, глядя себе под ноги, насколько это возможно. Так лучше — шаг за шагом. Ни о чем не думаешь, сосредоточен только на следующем шаге.

Не знаю, как там на льду, а тут, на мокрой куче раскопанной земли, очень скользко. Я убеждаюсь в этом уже на десятом шаге, когда неожиданно оказываюсь в яме. Она не очень глубокая, но наполнена водой.

— Что случилось? Где вы? — слышится тихий голос Уильяма.

— Только на метр от поверхности земли. Думаю, что для могилы нужна большая глубина.

— Ошибаетесь, как раз достаточно, — уверяет меня американец.

Как-то выбираюсь, хотя и измазан грязью по уши. Немного погодя наступает очередь Сеймура.

— Моя могила значительно глубже, чем ваша, — слышен его голос.

Шутливое настроение исчезло после третьего инцидента. На этот раз, попав в яму, я чувствую, что нога под водой за что-то зацепилась.

Это проволока. Условная граница не такая уж и условная. Где-то справа ярко вспыхнул прожектор.

Прожектор медленно и неумолимо ощупывает темноту. Внезапно глаза мне ослепляет белое сияние — так бывает в кинозале, когда внезапно обрывается лента. Хорошо, что эта яма глубже могилы. Потом сияние исчезает, наверное, переместилось дальше.

— Где вы, Майкл?

— Снова в яме.

— Немедленно трогайтесь. Вот так прямо и прямо. На той стороне есть два желтых дома. Идите как раз между ними.

— А вы?

Он отвечает не сразу.

— Со мной все…

— Что случилось?

— Сломал ногу, — шепчет Сеймур. — Бегите.

Мрак ночи над нашими головами снова прорезает луч прожектора.

Мне действительно надо бежать. Надо попробовать бежать, пока прожектор не схватил меня своей длинной рукой.

— Очень сожалею, Уильям.

Я и правда сожалею.

Поднимаюсь и снова прячусь, потому что луч, только что промелькнувший над нами, возвращается — видимо, нащупал нас.

— Бегите… — повторяет Сеймур. — Два желтых дома…

«Ты уже бредишь, Уильям, — думаю я. — Какие могут быть желтые дома в этой темноте?»