Чёрный беркут

— Скажи, Амангельды-ага, — отведя следопыта в сторону, спросил Яков, — как узнал, что Каип Ияс терьяк спрятал?

— Ай, Ёшка, Ёшка! — усмехнулся тот. — Зачем я тебе про следы говорил? След Каип Ияса в лощине в два раза глубже был, в грунт утопал. Значит, тяжело нес, пуда полтора-два, а в первой его торбе всякой ерунды и полпуда нет...

На видневшейся вдали седловине показались всадники. Размашистой рысью они спустились со склона, снова появились намного ближе. Яков насчитал девять человек. Даже отсюда видно — пограничники.

«Что ж, мы свое дело сделали. Наша совесть чиста, — подумал Яков. — Втроем обезвредили банду контрабандистов, не дали им унести за кордон крупную сумму денег, да еще задержали с банкой опия Каип Ияса, отставшего от той группы, которую разгромили пограничники». Яков всматривался в даль, стараясь определить, кто к ним едет.

Группа всадников не сбавила рыси, даже поднимаясь в гору. Видно, пограничники очень спешили. В переднем всаднике нетрудно было узнать массивного начальника заставы Гаджи Черкашина. За ним ехал человек тоже в пограничной форме, неуловимо напомнивший Якову кого-то очень знакомого. Всматриваясь в этого конника, он вспомнил себя голоногим, загорелым мальчишкой на склоне Змеиной горы, залитую солнцем долину Даугана, отца, неторопливо шагавшего рядом с упряжкой быков. Вспомнил могилу, окруженную людьми, и перед ней два гроба. Высокий и суровый мужчина, не стыдясь своих слез, плакал над трупом молодого доктора: «Веня, братишка...» А когда Яшка, напустив кобр и гюрз доктора на казаков, вернулся на кладбище, тот же мужчина сказал: «Будешь жить, никакой сволочи пощады не давай. Им и нам на одной земле места нет».

Вспомнил Яков и Лепсинск... Трудное время гражданской войны, когда только благодаря заботам «полковника» они с матерью удержались в жизни, не умерли с голоду. Пришли красные. «Полковник» вышел на трибуну, обратился к собравшимся с волнующим словом: «Товарищи!..»

Яков тряхнул головой, не веря себе: «Неужели Василий Фомич? Сейчас вот, после двенадцати лет разлуки, они снова встретятся здесь, в горах!..»

Отряд вымахнул на сопку. Высокий, немолодой уже кавалерист тоже увидел Якова. Узнал. Сомнения окончательно исчезли. Это действительно был Василий Фомич Лозовой — старый друг отца, в прошлом подпольщик-революционер, а теперь, судя по четырем «шпалам» в петлицах, крупный начальник. Тот же прямой нос, сжатые губы, угрюмоватый взгляд из-под бровей. Увидев Якова, он улыбнулся, приветливо поднял руку. Утомленное лицо Лозового замкнуто, в глазах какая-то озабоченность. Настороженным взглядом он окинул склоны окрестных гор, неторопливо спустился с коня. Яков шагнул вперед, негромко проговорил:

— Василий Фомич!

Как ни был озабочен комиссар, при виде Якова глаза его потеплели.

— До чего же на батьку похож! — воскликнул он. — Ну здравствуй, Яков Григорьевич! Видишь, на боевой работе и встретились.

Они крепко обнялись, не сразу отпустили друг друга. Все вдруг всколыхнулось в душе Якова: вспомнились детство на Даугане, нелегкие годы, прожитые в Лепсинске.

— А я хотел специально за тобой посылать, — изучающе рассматривая Якова, сказал Лозовой. — Разберемся тут что к чему, разговор будет.

Яков уступил место Амангельды — старшему бригады содействия на участке заставы Черкашина.

— Салям, Амангельды, — приветствовал его Черкашин, соскакивая с коня. — Большой вы шум наделали. Молодцы, что не упустили. Давай посмотрим, кого задержали.

Амангельды доложил: во время охоты обнаружили следы, пошли в преследование, в перестрелке двоих убили, четверых задержали с деньгами сразу, пятого немного позже — с опием. Он тут же воспроизвел картину боя, объяснил, кто где находился, кто в кого стрелял.

— Те кочахчи, которые нас обстреляли, шли с деньгами. Значит, возвращались за кордон. А одного мы задержали с терьяком. Видно, он от границы шел с другой группой. Там, где прятался Каип Ияс, я новые следы нашел...

Докладывал Амангельды по-туркменски. Яков быстро переводил.

— Опять Каип Ияс? — воскликнул Черкашин. — Где он? Давайте его сюда. — Прятавшийся за камнем Каип Ияс, подталкиваемый Баратом, медленно подошел.

— Салям! — на всякий случай приветствовал он начальников.

Черкашин едва кивнул в ответ, обернулся к Якову:

— Ты знаешь курдский, давай переводи. Спроси: кто был старший, как звать главаря?

— Мурад Курбан оглы. Вот он, — с готовностью указал Каип Ияс на один из трупов и отвел в сторону глаза.

«Врет!» — подумал Яков. Он видел, как глаза Каип Ияса воровато бегали по сторонам.

Лозовой и Черкашин осмотрели следы, о которых говорил Амангельды, снова вернулись к задержанным.

— Спроси у Каип Ияса, где прошел Джафархан? — сказал Черкашин Якову. Тот перевел вопрос.

— Не знаю. Не был Джафархан. Никакой Джафархан не знаю. Нет Джафархан! — озираясь, как затравленный зверь, во весь голос завопил Каип Ияс.

— Все ясно, — сказал Черкашин. — Чего орешь-то? Я-то тебе не Джафархан, резать не буду. Что думаешь ты, Амангельды-ага? — спросил он следопыта.

— Две группы кочахчи было, начальник. Одна группа шла с терьяком, от которой отстал Каип Ияс. Ее задержали ваши пограничники. Другую удалось нам задержать. Эти шли уже с деньгами.

Черкашин внимательно слушал, время от времени утвердительно кивал головой.

— Товарищ полковой комиссар, — обратился оп к Лозовому, — я тоже разделяю мнение нашего следопыта. Этот Каип Ияс — носчик из группы Джафархана, которую взяли наши пограничники. Он отстал от своих, а тут вторая группа возвращалась с деньгами, напоролась на Амангельды и его товарищей. Ну Каип Ияс испугался и спрятался. Я приказал еще раз обследовать местность. Какие будут ваши указания?

— Действуйте, Черкашин, по своему усмотрению, — отозвался Лозовой. — Человек вы опытный, помощники у вас тоже опытные. Выводы, очевидно, правильные. Обследуйте местность, перекройте на всякий случай подходы к границе, проверьте следы. Яша, скажи этому носчику, что главарь его взят.

— Шаромыга он. Падаль, а не человек. Терьякеш... Зачем ему говорить о главаре...

— Падаль, говоришь? — Лозовой пристально посмотрел на Якова, затем поднялся на сопку, некоторое время рассматривал все пространство, где происходила стычка с контрабандистами. — Ну-ка, расскажи мне еще раз, как тут у вас было.

Яков добросовестно, по порядку повторил все, о чем уже докладывал Амангельды. Когда начал рассказывать о том, как были задержаны четверо невооруженных контрабандистов, одного из которых он ранил, комиссар остановил его:

— Стоп! Вот с этим делом давай разберемся. — Яков выжидающе замолчал, а комиссар продолжал: — Ты — защитник границы. Родина доверила тебе оружие. К нам напролом прут контрабандисты с опием. Мы их задерживаем, а если сопротивляются, уничтожаем. Все, казалось бы, правильно.

— Правильно, — согласился Яков, еще не понимая, куда клонит комиссар.

— А если будем бить всех без разбору, что нам люди скажут? Вот его, — Лозовой кивнул головой в сторону сидевшего у камней Каип Ияса, — бай посылает с опием и говорит: «Живым не сдавайся, все равно на границе убьют». Он верит баю. Вот и выходит правильно: убивают. И кто? Сын революционера-подпольщика Григория Кайманова.

— Не пойму я, Василий Фомич. Как же получается? — с искренним недоумением произнес Яков. — Сам я этого Каип Ияса из канавы выволок с целым мешком спичек и пограничникам сдал, а он опять здесь, теперь уже с опием... В следующий раз, может, с винтовкой придет.

— Первый раз была бытовая контрабанда, — сказал Лозовой. — Вся эта братия проходит фильтрацию. Если не агент и не какой-нибудь Шарапхан — крупный главарь, а как ты говоришь, «шаромыга», носчик, отпускают его и через погранкомиссара на родину отправляют. В этом тоже есть смысл. Баи говорят: «Стреляй до последнего патрона. ГПУ ни одного кочахчи в живых ее оставит». А он придет домой и расскажет, что ничего, мол, жив-здоров, только и урона, байскую контрабанду отняли. Кстати, знаешь, откуда словечко «шаромыга» пошло?