Операция «Тень»

Солнце нещадно жгло. У бочек с квасом стояли длинные очереди. Годдарт завернул во двор большого дома, быстро разыскал нужный ему подъезд. Квартира была расположена на первом этаже, а дверь в нее — в двух шагах от лифта. Это имело и свои преимущества — в случае чего можно было сделать вид, что пришел к кому-нибудь, проживающему повыше, но и свою отрицательную сторону — слишком часто у лифта торчали люди, особенно ребята-подростки, которым разведчик инстинктивно не доверял.

На этот раз в подъезде было безлюдно, Годдарт позвонил.

— За посылкой от Марьи Ивановны? — переспросила женщина, не проявляя желания вручить ему эту самую посылку. Она пригласила его занять место на стуле, у стола, продолжая пристально рассматривать.

— Да, да, я звонил вам, — подтвердил Годдарт и положил руки на стол. На мизинце правой руки сверкнул перстень с эмблемой. Женщина облегченно вздохнула — все в порядке. Но она не спешила, поставила перед Годдартом чай, без умолку болтала всякий вздор, не преминула сообщить о том, что муж — в продолжительной командировке. Годдарт отлично понимал ее, бесцеремонно рассматривал. Ей не больше тридцати пяти, крашенная под блондинку, под густым слоем пудры виднелась частая сеть склеротических прожилок, придававшая ее лицу неприятный синеватый оттенок. Явно желая установить с посетителем близкий контакт, она извивалась перед ним, «выламывалась». Годдарт выпил чаю и уже минут через десять решительно встал. Женщина поскучнела. Принесла с вешалки пиджак, новенький, по его росту. Он ничуть не сомневался, что эта продувная особа основательно прощупала пиджак в поисках записки и, наверное, была сильно разочарована — ни клочка бумажки в пиджаке не нашлось, тайна, связанная с «посылкой от Марьи Ивановны», прошла мимо нее. И какая тайна!

Добравшись до «дома», то есть до квартиры Рахитова, Годдарт немедленно отпорол подкладку, обработал ее специальным составом, и в одном месте на материи четко проступили столбики цифр. Расшифровав приказ Грина, Годдарт долго сидел в глубокой задумчивости. Указание приступить к делу, которое он с таким нетерпением ждал, повергло его в недоумение и основательно напугало. Он давно знал: начинать придется с Ландышева — и еще до перехода советской границы был осведомлен, с чего придется начинать, — Харвуд оказался не дурак, он не очень-то верил в то, что Можайцев безропотно будет иссушать свой мозг на потребу Прайса, и запасся, как ему казалось, убедительным аргументом, с помощью которого надеялся воздействовать на изобретателя. Однако обстоятельства неожиданно коренным образом изменились, и теперь эти «аргументы», вместо того чтобы помочь Харвуду шантажировать Можайцева, должны были обеспечить успех в операции против инженера Ландышева. Харвуд, по мнению Годдарта, оказался вдвойне провидцем, и это счастливое обстоятельство избавляло его, Годдарта, от необходимости самому придумывать подходы к Ландышеву. Все представлялось весьма просто — получив долгожданный сигнал действовать, он тотчас разыщет актрису Оксану Орленко, и все будет в порядке, она выполнит любой приказ, ей отступать некуда. С такой мыслью Годдарт давно сжился. Однако в этот план Грин почему-то внес дополнение: прежде чем встретиться с артисткой и попытаться принудить ее к выполнению задания Харвуда, Годдарту предписывалось установить контакт, встретиться лично с агентом по кличке Джим и обеспечить себе его помощь. Затем последовало новое указание — к Орленко подобраться через Джима, а не непосредственно.

Годдарт не на шутку встревожился. Кто мог поручиться, что этот проклятый Джим не изменился и не стал известен чекистам? Как Грин мог ручаться, что тот не провалился и не попал под наблюдение чекистов? Почему именно он должен пойти на встречу с Орленко? Стало быть, Грин заранее сомневался в том, что Годдарту удастся самому завербовать жену инженера Ландышева… Но почему? Какие у Грина основания не доверять ему? Черт возьми, ему-то хорошо отсиживаться в припасенной для него норе и отдавать непродуманные приказы. Встреча с каждым лишним человеком грозит лже-Егорову большой опасностью, и идти очертя голову на свидание с агентом, не будучи уверенным даже в необходимости этого знакомства, он просто не мог.

Годдарт попытался поставить себя на место Грина и проследить за ходом его рассуждений…

К Оксане Орленко с улицы не придешь. Провал у Орленко может зачеркнуть всю операцию «Шедоу», и Грин отлично это знает. А раз так, то приказ установить личный контакт с неведомым ему Джимом следует расценивать только как неверие в силы и способности Годдарта. Но почему же все-таки он, Годдарт, должен идти на такой риск? К тому же помощь Грина в деле с Орленко и затея с агентом снизят значение будущих успехов Годдарта в глазах Прайса и Харвуда и, естественно, отразятся на сумме вознаграждения, которую он надеялся получить по возвращении в Штаты.

Разведчик снова отправился на юго-запад. На этот раз культработник должна была проявить активность и передать его шифровку дальше, не дожидаясь, когда за ней кто-то явится.

Женщина опять пыталась кокетничать, но Годдарт решительно осадил ее, напомнил ей об обязанностях, о безоговорочном послушании.

В редакции Егоров сказался больным и безвылазно засел дома.

Через несколько дней раздался звонок. Годдарт открыл дверь — на пороге Ирэн Грант. В глазах очаровательной «Ирины Петровны» было нечто, не предвещавшее ничего хорошего.

Она пробыла в квартире с полчаса. Разъяснений Годдарт так и не получил, но приказ был подтвержден. Действовать предлагалось немедленно. Информацию о Джиме разведчик получил от Грант исчерпывающую. О предстоящем посещении Годдарта тот предупрежден. Грин не отказал себе в удовольствии сделать Годдарту выговор за недопустимую потерю времени, — тот проглотил пилюлю молча.

Ирэн Грант ушла с неутихшей яростью. Она очень спешила и не заметила в толпе прохожих молоденькую девушку, красивую, с бледным нервным лицом, приспущенными на лоб волосами. Это была подруга аспиранта Тимура Рахитова студентка Марина Нарежная. Именно в этот день Тимур договорился встретиться с ней. Она приехала несколько ранее условленного часа и терпеливо поджидала Тимура неподалеку от подъезда, — подниматься в квартиру не решалась, не желая встречаться наедине с антипатичным инженером Егоровым, которого, как она это хорошо знала, не уважал и ее друг. Она ждала уже минут двадцать. Тимура пока не было. И вдруг девушка увидела вышедшую из подъезда Ирину Петровну. Для Марины было несомненно: эта странная женщина приходила в квартиру Рахитовых, других знакомых у нее тут не имелось. А раз так, то к кому же она приходила? Сам Рахитов вместе с женой находился на даче и в городе последний месяц почти не появлялся, с Егоровым она незнакома и сидеть с ним, неизвестным ей человеком, по крайней мере двадцать минут она никак не могла. Следовательно, она приходила к Тимуру. Пылкое воображение девушки мгновенно нарисовало ей картины, от которых у нее заныло сердце, но в этот самый миг она увидела Тимура, стремглав соскочившего с подножки троллейбуса. Как же так?

— Марина, что случилось? — спросил юноша.

Она безмолвно протянула руку вперед, туда, где по тротуару быстро удалялась стройная молодая женщина. Тимур узнал ее.

— Ирина Петровна… — с недоумением протянул Тимур. — Ты поссорилась с ней?

— Нет, просто мне на миг, ну, на самую чуточку показалось, что ты уже давно дома, — неохотно призналась девушка. — С кем же еще она могла провести там столько времени?

Выслушав ее, юноша задумался: «В самом деле — к кому же она приходила? С кем была все то время, пока Марина ждала меня у подъезда? В квартире, наверное, один Егоров… Но в таком случае — они знают друг друга? Однако почему же, как только появился Егоров, Ирина Петровна куда-то исчезла и ни разу больше не показывалась в нашей квартире? А что, если Егоров — ее друг и она-то и рекомендовала его отцу? Но к чему же такая скрытность, почему отец ни разу не проговорился об этом? Почему он упорно выдает Егорова за своего друга детства, хотя на протяжении всей жизни Тимур ранее ни разу не слышал от него об этом друге? Да и мать как-то призналась, что Егоров и ей абсолютно неизвестен. Что же все это может значить?» Итак, прежде всего следовало удостовериться, дома ли Егоров. И затем — скажет ли он о приходе этой женщины? Если увидеться с инженером, к примеру, вечером или на следующий день и он промолчит о ее визите, это можно объяснить забывчивостью, но если он ничего не скажет сейчас, через несколько минут после ее ухода, тогда придется думать о чем-то серьезном. Юношу оглушила неосознанная еще тревога, его охватило беспокойство, причины которого он пока что не мог бы объяснить.