Записки опера Особого отдела.

— Молодец, в тебе пропадает писательский талант. Может, пока не поздно, пойдешь учиться в литературный институт, а не ВКШ? — подмигнул Игорь матросу.

— Нет, товарищ капитан. Я хочу быть чекистом, — улыбаясь, ответил Корякин.

— Смотри, чтобы потом не пожалел, — Чернов протянул руку кандидату в органы, давая понять, что на сегодня время их общения закончилось.

После обеда капитан Чернов уже сидел в кабинете Можайского. Он передал ему отчет Корякина и молча ждал реакции начальника. Тот, в свою очередь, прочитав документ, поднял глаза на подчиненного и спросил:

— И какие мысли родились по этому поводу?

— Мотив действий Лобанова теперь ясен. Парень не просто хочет заработать себе денег на диссертации командира, но получить определенные дивиденды от иностранных спецслужб, чтобы потом сбежать за границу. Я думаю, что его вербовка ничего не даст. При таких настроениях и планах маловероятно, что он будет работать в интересах КГБ. Я предлагаю проконсультироваться с нашими юристами и довести его до уголовного дела.

— Какой же вы кровожадный, мой юный друг, — с иронией начал Можайский, — я согласен с тобой, но нужно делать поправку на возраст. В двадцать лет в нем говорит еще юношеский максимализм. Теперь что касается вербовки. Я за свою оперативную жизнь вербовал и на патриотической основе, и на материальной, и на зависимости, и даже с использованием компрматериалов. Так вот, самые работоспособные агенты те, которых вербуют либо на зависимости, либо последних. Только разговор между нами, а то потом меня обвинят в подрыве основ советской контрразведки, — чуть понизив голос, предупредил капитана подполковник. — На патриотической основе вербуют многих. Эти многие соглашаются, но мало кто из них представляет собой какую-то ценность по своим возможностям и способностям. На материальной основе работают до тех пор, пока есть деньги. В военной контрразведке это не практикуется. А вот последующие две основы заслуживают отдельного разговора. Допустим, мы завербуем Лобанова. Мы, то есть КГБ, поможем ему восстановиться в училище, и все годы учебы он будет зависим от нас. Вся дальнейшая карьера его будет также зависеть от нас. Мы всегда сможем вспомнить ему диссертацию Шкилева. Даже если он сбежит за границу, мы всегда сможем умышленно допустить "утечку" информации о том, что он агент КГБ. Уверяю тебя, не сладко ему там придется. Так что никуда он не денется. Другого выхода у него нет. Теперь дождемся результатов экспертиз и перейдем к активным действиям. Ты будешь работать с Лобановым, а мы с полковником Иващенко будем обрабатывать Шкилева.

При этих словах Чернов нахмурился. Меньше всего Игорю хотелось быть источником неприятностей для командира полка. Можайский как опытный психолог понял настроение Игоря и по-дружески заверил его:

— Не волнуйся, завершающую стадию этого дела беру на себя. Я обставлю все так, что ты останешься в стороне. Но безнаказанно его халатность оставлять нельзя. Он взрослый мужик и должен был думать, что делает.

Подполковник еще раз взял в руки отчет кандидата в органы, просмотрел его и положил в свой сейф.

ГЛАВА 19

Прошла неделя. За это время из Управления КГБ СССР по Мурманской области в Особый отдел поступили результаты графологической экспертизы. Как и ожидалось, почерк в тетради и в объяснительной признаны идентичными. Автором записей признан матрос Лобанов.

Еще через три дня из 8-го отдела Северного флота поступило заключение о степени секретности материала, содержащегося в представленных фотокопиях. В частности, там было изложено следующее: "Оценить степень секретности предъявленных вами материалов не представляется возможным, так как документ не имеет ни начала, ни завершающей части. Вместе с тем анализ имеющейся части материала свидетельствует о наличии в нем сведений, составляющих военную тайну".

Капитан Чернов несколько раз перечитал данное заключение и вернул его Можайскому.

— "Военная тайна" — это лучше, чем ничего, — высказал свое мнение Игорь.

— Лично для тебя — это идеальный выход, — сказал Можайский и пристально посмотрел на капитана, ожидая от него уточняющего вопроса.

— И в чем же его идеальность? — не заставил себя долго ждать капитан.

— Для дикорастущих и перспективных оперов, но не обремененных практическим опытом, разъясняю, — начал пояснять Можайский. — Одной из главных задач контрразведчика на оперативно-обслуживаемом объекте является защита государственных секретов. Если б мы получили заключение, согласно которому эти фотокопии были признаны "совершенно секретными", то есть составляли государственную тайну, каково было бы твое положение? Как оперативный работник ты не выполнил свое основное предназначение. Сведения, составляющие государственную тайну, попали в руки вероятного противника. Вывод один — оперработник не соответствует занимаемой должности. Если ты думаешь, что я накручиваю тень на плетень, то ты ошибаешься. Вспомни случаи, когда Беленко угнал МиГ-25 в Японию, а капитан Зуев — МиГ-29 в Турцию. Ты думаешь, как сложилась судьба тех оперов, которые обслуживали эти авиаполки? — Можайский сделал непродолжительную паузу. Чернов продолжал молча его слушать. — То-то же. На их служебной карьере был поставлен жирный крест. А ситуация почти аналогичная. В тех случаях совершенно секретная техника попала в руки противника. В твоем случае совершенно секретная разработка попала в те же руки. Так что если бы мы получили то заключение, на которое ты надеялся, то пополнил бы ряды "сбитых летчиков", как называют специалистов, чья карьера закончилась по независящим от них причинам.

Можайский улыбнулся, глядя на мрачного Чернова, и добавил:

— А теперь возьмем нашу ситуацию. Мы не знаем, в каком объеме передал Лобанов диссертацию иностранцам, и не будем особенно глубоко рыть в этом направлении, чтобы ты сам в эту яму не свалился. То, что нам удалось получить, не имеет ни начала, ни конца. Значит, можно сделать вывод, что противник еще не получил информацию в полном объеме. И главное здесь, что не попала она к ним в руки, благодаря твоим усилиям. Конечно, не без помощи руководителей, но мы скромно не будем претендовать на твои лавры. А тот кусок диссертации, который был признан военной тайной, — это головная боль командования. Военная тайна не является государственной, а относится к категории служебной. И в том, что произошла частичная утечка, — основная вина командира полка и начальника штаба как лиц, отвечающих за режим секретности в части.

Он вышел из-за стола и стал прохаживаться по кабинету. Затем вновь обратился к капитану:

— Надеюсь, теперь ты понял, как тебе повезло?

— Понял, — хмуро ответил Игорь. Он вспомнил предостережения майора Мухина по этому поводу и еще раз убедился, что опытный опер проявляется не только в результативности своей работы, но и в умении предвидеть нежелательные последствия своих действий и избежать их.

Чернов сидел молча, уставившись глазами в одну точку, и вдруг произнес:

— А я знаю, почему Лобанов хотел уволиться в последней партии.

Горящими глазами он посмотрел на начальника и, не дожидаясь с его стороны вопроса, продолжил:

— Мы не читали эту диссертацию. Когда я нашел ее, то по форме написания понял, что начала в ней нет. А закончена она или нет, я этого определить не мог. Если она не закончена, то Лобанов ждал ее окончания. Все, как всегда, очень просто. Видимо, первую часть он уже передал иностранцам, теперь нужно передать вторую.

— Ну, вопрос по первой части мы поднимать не будем, коль уж решили не возбуждать уголовное дело. А вот в беседе с Лобановым ты этот вопрос подними. Чем больше ты из него выжмешь компры, тем плотнее он будет сидеть у нас на крючке, — посоветовал начальник.

Офицеры еще просидели в кабинете около часа, обсуждая планы реализации этого дела. Наконец, когда все проблемы были обсуждены, Можайский, прощаясь, сказал: