Обмен времен «Холодной войны»

— Как и Уитерби.

— Все еще печалишься?

— И еще долго буду. Хороший был человек.

Я допил кофе, и мы прошли в отделанную деревом комнату, в которой нас встретил Вольгемут. Он тоже переоделся: синий однобортный костюм, тщательно завязанный черно-синий галстук, белая рубашка, начищенные черные туфли. Из нагрудного кармана выглядывал кончик белоснежного платка.

Он дружески кивнул мне, спросил, хорошо ли я спал, и явно обрадовался, получив утвердительный ответ.

— Будьте любезны пройти сюда, — он указал на дверь.

Коридор привел нас в комнату, заставленную шкафами и туалетными столиками. На одном из них высокая, светловолосая, очень бледная женщина расставляла какие-то баночки, расчески, ножницы. По периметру зеркала матово блестели незажженные лампы.

— Это фрау Коплер, — представил Вольгемут женщину. Она повернулась к нам, кивнула и продолжила прежнее занятие.

— Этот участок находится на ее попечении.

Вольгемут открыл один из шкафов.

— Здесь у нас формы различных армий и полиций. В этом шкафу — форма всех размеров народной полиции ГДР, вместе с обувью, рубашками, фуражками. — Он закрыл этот шкаф и открыл следующий. — Тут военная форма Америки, Англии, Франции, Западной Германии. А также ГДР. Далее форма полиции Западного Берлина. А вот женские платья, сшитые в Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Чикаго, Гамбурге, Париже, Риме. И ярлыки, и материалы настоящие. Пальто, белье, туфли, полный гардероб. Далее мужская одежда, уже гражданская. Костюмы из Франкфурта, Чикаго, Лос-Анджелеса, Канзас-Сити, Нью-Йорка. А также Парижа, Лондона, Марселя, Восточного Берлина, Лейпцига, Москвы — отовсюду. Шляпы и ботинки, рубашки под галстук и с отложными воротниками. Пиджаки на трех пуговицах, двубортные, фраки и так далее.

Увиденное произвело на меня немалое впечатление, о чем я незамедлительно уведомил Вольгемута. Тот гордо улыбнулся.

— Если б у нас было побольше времени, герр Маккоркл, я бы с удовольствием показал вам нашу копировальную технику.

— Он имеет в виду мастерскую по подделке документов, — вставил Падильо. — Мне довелось ее видеть. Работают они первоклассно. Возможно, лучше всех.

— Я поверю тебе на слово.

— Я готова, — возвестила фрау Коплер.

— Хорошо. Кто идет первым? — спросил Вольгемут.

— Давай ты, — посмотрел я на Падильо.

Он сел на стул перед туалетным столиком, фрау Коплер накинула на него простыню, как принято в парикмахерских, зажгла лампы и пристально вгляделась в отражение его лица в зеркале. Надела на волосы резиновую шапочку. Что-то пробормотала себе под нос, покрутила головой, затем взяла на палец мягкий воск.

— Нос у нас прямой и тонкий. Сейчас мы сделаем его приплюснутым, а ноздри чуть увеличим, — и руки залетали над лицом Падильо. Она хлопала, прижимала, разглаживала. Когда она закончила, у Падильо появился новый нос. Я еще мог узнать моего компаньона, но черты его лица заметно изменились.

— Глаза у нас карие, волосы черные. Скоро вы станете шатеном, поэтому изменим цвет бровей. — Она взяла какой-то тюбик и выдавила его содержимое на брови Падильо. И они разом посветлели. — Теперь рот. Это очень важная часть лица. Могу я взглянуть на ваши зубы?

Падильо растянул губы.

— Они очень белые и выделяются на фоне нашей довольно-таки смуглой кожи. Сейчас мы придадим им желтый оттенок, как у старой лошади. — Она выжала какую-то пасту на зубную щетку, которую вынула из пакетика, и протянула ее Падильо. — Почистите, пожалуйста, зубы. Через два дня налет сойдет бесследно. — Он почистил зубы. — Теперь форма рта и щек, — она всунула ему в рот кусок розового каучука. — Надкусите. Откройте. Так, надкусите еще. Откройте. Теперь у нас чуть выпяченная нижняя губа, более круглые щеки и рот постоянно приоткрыт, как у человека, который не может дышать носом из-за какого-либо респираторного заболевания. Мы также осветлим вашу кожу и добавим расширенные сосуды, характерные для пьяниц.

Фрау Коплер открыла маленькую белую шкатулку, окунула пальцы в серую пасту и начала втирать ее в щеки Падильо. Кожа приобрела нездоровый оттенок, словно он провел немало времени в госпитале или в баре. На щеки, от висков, она наложила липкий трафарет и потыкала в него палочкой с ваткой на конце, которую она предварительно окунула в жидкость, налитую в пузырек. Дала жидкости высохнуть и сняла трафарет. С таким лицом Падильо могли бы показывать студентам медицинского института. То же самое фрау Коплер проделала с другой щекой, а затем с носом.

— Теперь каждый скажет, что вы дружили со шнапсом как минимум пятнадцать последних лет. И никак не выпивали меньше, чем полбутылки в день. — Когда она сняла трафарет, нос Падильо заметно покраснел.

А фрау Коплер сдернула с его головы шапочку, порылась в ящике и достала парик, который осторожно надела, засунув под него все волосы. Падильо стал темным блондином. С правой стороны появился пробор, где сквозь волосы проглядывала розовая кожа. Фрау Коплер осмотрела свою работу.

— Может, маленький прыщик на подбородке, какие бывают от плохого пищеварения. — Палец ее нырнул в какую-то коробочку и прижался к подбородку Падильо, и он приобрел прыщик в довершение к опухшему, нездорового цвета лицу, редеющим волосам и желтозубому незакрываюшемуся рту. Падильо встал. — Шагайте тяжело. Человек вашей наружности при малейшей возможности старается избегать тягот военной службы.

Падильо прошелся по комнате, подволакивая ноги.

— Сразу видно, что ты отдал армии тридцать лет жизни, — прокомментировал я.

— Думаете, я сойду за старого служаку, сержант? — И голос-то у него изменился.

— За красавца тебя не примешь, но ты стал другим.

— Если б у нас было побольше времени... — Фрау Коплер обмахнула стул и вздохнула.

— Следующий.

Я сел, и она занялась мною.

Щеки у меня стали более загорелыми, чем у Падильо, но с такими же венами. Появились аккуратно подстриженные усики, круги под глазами и маленький, но заметный шрам у правой брови.

— Лицо воспринимается так же, как картина, — пояснила фрау Коплер. — Взгляд автоматически поднимается в верхний левый квадрат. Там мы помещаем шрам. Мозг регистрирует его, взгляд перемещается ниже и утыкается в усы. Вновь неожиданность, потому что разыскиваемый не имеет ни шрама, ни усов. Просто, не так ли?

— Вы мастер своего дела, — похвалил я фрау Коплер.

— Лучший из лучших, — добавил Вольгемут. — С двумя другими такая тщательность не нужна, поскольку их знают только по фотографиям. А теперь мы должны сфотографировать вас для удостоверения личности.

Мы попрощались с фрау Коплер. Когда мы уходили, она сидела за туалетным столиком и задумчиво смотрела на себя в зеркало.

После того как мы сфотографировались, Вольгемут пригласил нас на ленч. Ели мы осторожно, помня о каучуковых прокладках, которые фрау Коплер поставила в наши рты. Впрочем, проблем с ними было не больше, чем со вставной челюстью. Они не скользили и не елозили, но все равно ощущались инородным телом. Наверное, поэтому мы налегали не так на еду, как на питье, благо Вольгемут угощал нас отменным вином.

— Знаете, герр Маккоркл, я давно уговариваю Майка остаться и поработать с нами. В его довольно-таки сложной профессии ему практически нет равных.

— У него есть работа, — ответил я. — Между поездками.

— Да, кафе в Бонне. Прекрасное прикрытие. Но теперь, боюсь, толку от него — ноль. Майк раскрыт.

— Это не имеет значения, — вмешался Падильо. — После моего возвращения они не пошлют меня даже за кофе в уличное кафе. Я на этом настою.

— Ты еще молод, Майк, — улыбнулся Вольгемут. — У тебя богатый опыт, первоклассная подготовка, ты знаешь иностранные языки.

— У меня недостаток воображения. Иногда мне кажется, что я добился бы немалых успехов, занимаясь контрабандой виски в годы сухого закона. А сейчас мог бы достаточно успешно в одиночку грабить по вторникам банки в «спальных» районах или маленьких городах. Я знаю иностранные языки, но методы мои старомодны, а может, я стал ленивым. Во всяком случае, полые монеты и авторучки, превращающиеся в моторные лодки, уже не по мне.