По обе стороны реки (СИ)

… — Цель поездки? — оторвавшись от изучения паспорта, таможенник внимательно взглянул на стоявшего перед ним невысокого, седого, склонного к полноте мужчину.

— Туризм, — ответил тот.

И, усмехнувшись чему-то своему, давнему, добавил:

— Dusseldorf — c'est la petit Paris!

— Простите?… — не понял таможенник.

— Нет, извините, это я так… Вспомнилось…

Часть IV

ЦАРСКАЯ ОХОТА

Пролог

Появлению в деревне чужака никто не удивился. К тому времени деревня уже практически опустела: кто был помоложе, в поисках заработка подались в близлежащие большие и малые города, а несколько еще остававшихся там стариков и старух — пенсионеров, которым уезжать было попросту некуда, вскоре ушли в мир иной. История хоть и безрадостная, но вполне обычная для многих, некогда многолюдных и оживленных сел, деревень и поселков, вычеркнутых из жизни безжалостной рукой Нового Порядка. Грунтовая дорога, связывавшая деревню с соседними такими же деревушками и поселками, а через них — с райцентром, оставшись без ухода, постепенно размывалась дождями, небольшими речушками и ручьями, во множестве стекавшими с невысоких холмов правого берега реки. Вскоре местами на ней появилась молодая поросль берез, осин и ольхи. Вначале невысокая и худосочная, но постепенно набиравшая силу, она затем превратилась в небольшие рощицы, перемежавшиеся зарослями ивового кустарника и бесформенными грязно-зелеными пятнами лесных болотцев в низинах. И ничто уже не указывало, что когда-то здесь пролегала наезженная и заботливо ухоженная дорога, а в деревню теперь можно было попасть лишь с реки, спустившись на лодке от находившегося в десятке километров выше по течению автомобильного моста, либо переплыв — опять же, на лодке — с противоположного берега. Правда, никакой особой надобности в этом у местных жителей не было. Грибных и ягодных мест в округе и без того было предостаточно, а плавать на противоположный берег за древесиной — лес на том берегу был отменный, строевой! — казалось и вовсе верхом глупости. Ну, много ли его вывезешь на какой-нибудь старенькой «казанке»! И теперь лишь рыбаки, влекомые своей всепоглощающей страстью, на самых разнообразных посудинах — от самодельных «фанерок» и долбленок, до самых современных надувных и пластмассовых лодок и катеров, на веслах или с моторами всех возможных марок и мощности — с ранней весны до глубокой осени бороздили реку вверх и вниз по ее течению. Поэтому ничего удивительного не было в том, что именно они первыми заметили нового поселенца, а вскоре и познакомились с ним. Новостью этой рыбаки, разумеется, не замедлили поделиться со своими друзьями и близкими, а уж те разнесли описание «отшельника» по всей округе. Вот как оно выглядело в изложении одного из лично пообщавшихся с переселенцем рыбаков:

«Мужик высокий, ладный такой… Видать, спортом раньше занимался. Или из армейских… Выправка-то у него чисто армейская — идет, ровно по плацу марширует! Только прихрамывает слегонца. Да и то, как не прихрамывать, когда у него правая нога, словно ножка у табурета колченого набок вывернута! Словно ему вначале ее оторвали, а после пришили. Да только пришили кое-как, наспех… Про возраст ничего не скажу — неясный какой-то возраст. Может, сорок, а может и все пятьдесят будет! Волосы у него светлые, блондинистые. Ежели и есть в них седина, да только так сразу ее и не разглядишь. А взгляд у него молодой, острый такой взгляд… Ну, и на лицо тоже ничего себе мужик, даже симпатичный, можно сказать! Только это если с одного бока, с левого смотреть. Вот я и задумался, чего это он ко мне все левым боком стать норовит? И говорит все больше через левое плечо — вроде как гребует [1]… Но когда он лицом обернулся, так я даже сробел малость! Врать не стану — сробел… Весь правый бок лица, — щека, то есть, — словно черти на сковородке жарили! Кожа на ней красными пятнами, и пожумкана вся, как портянка мятая! А уж как гри´бы [2] его увидал, так и вовсе перекрестился! Нет, с левого боку рот как рот, и губы тоже вполне обычные. А вот с правого… Верхняя губа чуток задрана, и зубы из-под губы видать малость — вроде, как он их нарочно скалит, ухмыляется! Да только не по-доброму ухмыляется, а как волк, когда зарычать хочет… Ну, лешак, и все тут! Чистый лешак! А он как увидел, что я струхнул, так и впрямь ухмыльнулся: „Что, — говорит, — красивый? Да ты не бойся — это не заразное!“ Ну, я после этих слов, конечно, осмелел немного: „А я и не боюсь! Только где ж это, мил человек, тебя так разукрасили?“ А он отвечает, мол, баллон газовый в доме взорвался — вот, мол, и обгорел. Ну, баллон, так баллон — всяко бывает… А звать его Леонидом! Вот только отчества я не запомнил — не то Альфредович, не то Адольфович… Я так думаю, из сибирских немцев он — ну, из тех, что перед войной за Урал выселили! Потому как он сам про себя сказал, что родом из тех краев…»

Похожие описания давали и другие рыбаки, которым тоже довелось немного пообщаться с переселенцем. Описания эти, конечно, не могли ответить на все вопросы, возникавшие в головах любопытствующих местных старух, оставляя им обширное поле для всевозможных домыслов и догадок и тему для пересудов и сплетен во время вечерних посиделок на скамеечках у своих изб. Впрочем, вскоре значительная часть вопросов была разрешена самым банальным образом — через несколько месяцев после своего таинственного появления чужак сам явился в администрацию сельского поселения, в чью сферу ответственности входила и наша заброшенная деревенька. Предъявив там паспорт, оказавшийся, к глубокому удивлению работников администрации, в полном порядке, он попросил продать ему один из бесхозных и не имевших законных наследников домов и зарегистрировать его там в качестве полноправного жителя. Из паспорта следовало, что новоявленным домовладельцем желает стать Рыков Леонид Альбертович, 1949 года рождения, уроженец города Кемерово, проживавший в городе Осинники Кемеровской области по адресу… А из приложенной к паспорту небольшой справки можно было также узнать, что дом, в котором проживал Леонид Альбертович, в 1992 году сгорел, что и явилось основанием для выбытия с прежнего места жительства.

Сведения эти вполне удовлетворили как работников администрации, так и местного участкового, давно собиравшегося наведаться к «самозахватчику», в котором он втайне надеялся опознать — и, конечно же, задержать! — какого-нибудь опасного и давно разыскиваемого преступника всероссийского масштаба, заслужив, таким образом, поощрение, а то и (чем черт не шутит!) награду своего непосредственного начальства. Администрация, поторговавшись для порядка, согласилась продать Леониду Альбертовичу в собственность дом умершей позапрошлым летом старухи Козиной Марии Захаровны за 180 тысяч неденоминированных рублей, что составляло по тем временам чуть больше шестидесяти долларов — сумму, несмотря на свою кажущуюся смехотворность, для тощего бюджета сельской администрации весьма существенную! Следует, правда, заметить, что дом был добротный и совершенно не нуждался в ремонте — все бревна были целыми, не гнилыми и не побитыми короедом, а крышу старухе несколько лет назад заново покрыли шифером за счет администрации. Участковый — тоже для порядка! — провел с новым поселенцем небольшую беседу и, убедившись в совершенной чистоте и прозрачности его планов и замыслов, а также в образованности, доброжелательности, и даже — несмотря на устрашающую внешность! — приятности в общении, регистрацию и сделку по приобретению недвижимости господином Рыковым одобрил. Так в деревне Щукино впервые за послесоветские годы появился новый житель.