Конец Большого Юлиуса

— Мамы нет дома! — сказал недружелюбный девичий голос. — И я не знаю, когда она придет.

— Пожалуйста, разрешите мне войти! — попросил Горелл и шагнул через порог. Девушка недовольно молчала.

— Пожалуйста, извините! — сказал, пошатываясь, Горелл. — Я от старого друга Аделины Савельевны. Очень плохо себя чувствую. Это пройдет через несколько часов, но мне надо прилечь где-нибудь в темноте..

— Кира, я помогу товарищу! — сказал новый голос, на этот раз — юношеский. Чужая рука подхватила Горелла за плечи

— Кто вы? — быстро спросил Горелл, стараясь освободиться. — Подождите, кто вы такой? — говорил он, отталкивая юношу.

— Я — товарищ Киры, меня зовут Володя! — пояснил юношеский голос. — Идемте, я доведу вас до дивана… Вам плохо?

— Да! — сказал Горелл. — Это со мной бывает. Несколько часов. Боже, как болит голова! Ни в коем случае не вызывайте врача и не раздевайте меня, я вечером должен ехать. Да… скажите Аделине Савельевне, что я от Мещерского… Мещерский посылает примет!

Горящая голова его вдавилась с клеенчатый валик дивана, и больше он ничего не слышал.

Ценителя балета и знатока старинных соборов доктора философии Робертса постигло настоящее человеческое несчастье.

Дочка его Белла на даче за завтраком проглотила кусок стекла.

Стакан, из которого она пила горячее молоко, оказался надтреснутым у края. Незаметно для девочки большой полукруглый кусок проскользнул вместе с молоком в рот и дальше в горло.

Белла вскрикнула, закашлялась и отбросила стакан. С каждым приступом кашля изо рта у нее вытекали ручейки крови. Девочка побледнела, теряла силы. Мать, плача, держала ее на руках. Робертс побежал в гараж за машиной.

К тому времени, когда Беллу привезли в детское отделение больницы имени Склифосовского, осколок стекла глубоко ушел в ткани и горло запухло.

Супруги Робертс провели страшные полтора часа в приемной детского отделения, дожидаясь встречи с хирургом.

Наконец хирург вышел и сказал:

— В общем так! Операция прошла удачно. Стекло извлечено. Сделали переливание крови. Если понадобится, повторим переливание. Есть, конечно, трудности. Кормить ее придется через зонд, ну и все такое… Температура немножко высоковата… Посмотрим, что будет завтра!

— Господин хирург! — судорожно дергая подбородком, сказал Робертс. — Мы с женой благодарим вас от всего нашего сердца… Мы умоляем, ради всего святого умоляем позволить жене ухаживать за Беллой! Ведь ни одни руки не заменят материнские. Умоляем!

Хирург поморщился, подумал и сказал:

— Конечно, это против правил. Девочка большая. Но поскольку вы наши гости, пойдем на уступки. Пусть мать остается, я ее провожу к девочке…

Жена Робертса заплакала. Через минуту хирург увел ее в отделение. Господин Робертс вернулся домой один.

Тотчас же, как только он вошел к себе в квартиру, к нему пришел Биллиджер.

— Крупные новости! — сказал Биллиджер. — Есть неприятные сведения от Горелла!

— Сейчас! — устало вздохнул Робертс. — Я только что отвез Беллу в больницу… Дайте мне прийти в себя!

— Да, да, простите! — торопливо извинился Биллиджер. — Как чувствует себя бедная девочка?

— Не знаю, жена осталась с ней… Вероятно, плохо! Так что, вы говорите, сообщил Горелл?

— Сведения поступили из резервной точки, с Афанасьевского переулка!

— Вы с ума сошли!.. — Робертс побелел и сразу забыл о дочери. — Значит, провал!

— Да, и уже, повидимому, давно! — растерянно улыбнулся Биллиджер. — Не понимаю, сэр, где был ваш знаменитый нюх! Все последние сообщения Горелла оказались подложными… Мы с вами переписывались с работниками госбезопасности!

— Что сообщает Горелл?

Робертс лихорадочно пытался представить себе размеры катастрофы. Стряхнул ли Горелл преследователей, придя на Афанасьевский? А что, если и эта точка уже под наблюдением? Тогда — полный провал! Может быть, даже еще один международный скандал!

— Он просит переслать новый комплект документов на другое имя и новый комплект аппаратуры. Первый пришлось бросить при отходе. Он настаивает на пятнадцатом варианте.

— Ай, ай, ай, ай… — прерывисто вздохнул Робертс и взялся за сердце. — Это никуда не годится, Биллиджер! Нельзя было терять аппаратуру…

— Раз так случилось, значит у Горелла не было другого выхода! — пожал плечами Биллиджер. — И лично я думаю, что пятнадцатый вариант наиболее приемлем в данных условиях!

— Подождите, подождите, Биллиджер! — раздраженно сказал Робертс. — Надо подумать! Надо экстренно связаться с руководством. Самостоятельно решить этот вопрос я не могу…

— Я думаю, что руководство будет весьма недовольно вами! — с удовольствием заметил Биллиджер. — Ведь это ваш провал! Горелл всегда все выполняет наиточнейшим образом. Получается так, будто мы с вами помешали ему работать! Да, да! — повторил Биллиджер, заметив протестующее движение Робертса. — Уверяю вас, у руководства возникнет именно такой взгляд на вещи!

— Да… Там, дома, им все кажется чрезвычайно просто! — злобно сказал Робертс, включая лампу на письменном столе. — Я бы тоже неплохо руководил операциями — оттуда!

— Нет, сэр! Если мы с вами сегодня сообщим о нашем крупном промахе, — с наслаждением произнес Биллиджер, — боюсь, что вам уже никогда не придется руководить!

— Как вы сказали? — грубо перебил Робертс, отводя глаза от собеседника. — Он просит документы, деньги и аппаратуру? Пятнадцатый вариант? Ну, что ж! — с тяжелым вздохом согласился Робертс. — Сейчас я позвоню в больницу, узнаю, как Белла, и начнем готовить операцию. Займитесь документами, Биллиджер! А, по-вашему, точка на Афанасьевском надежна? — заискивающе спросил Робертс, опуская руку на рычаг телефона.

— Я никому не верю! — желчно ответил Биллиджер уже у дверей… — Разве надежна грязь, через которую приходится иногда идти? Она неизбежна в сырую погоду, только и всего… Передайте мое горячее сочувствие вашей дочери и супруге!

Робертс молча кивнул и принялся набирать номер дежурного врача.

— Как я выяснил, — докладывал Смирнову капитан Берестов, — хозяйка квартиры в Большом Афанасьевском, Аделина Савельевна Прейс, нигде не работает. Муж ее, инженер-строитель, прописан по другому адресу, на Покровке…

— Муж связан с промышленным строительством? — быстро- спросил Смирнов.

— Нет. Специалист по дачным коттеджам… Семья Аделины Савельевны состоит из дочери: студентки и старухи, домашней работницы, живущей с ними около сорока лет.

— Товарищ Берестов, в вашей группе подобрались хорошие, честные люди! — несколько встревоженным тоном начал Смирнов. — Это я знаю! — продолжал он. — Но все-таки поговорите отдельно с каждым из своих людей. Пусть поймут, какая ответственность сейчас ложится на наши плечи! Наступает самый тяжелый момент операции!

— Мы это понимаем, товарищ полковник! — кивнул Берестов.

— Отдельно с каждым побеседуйте! — настаивал Смирнов. — Ошибиться нам сейчас нельзя!

— Да, это так! — согласился Берестов. — Герасим Николаевич, как Захаров себя чувствует?

— Плохо с Захаровым, капитан! — хмуро сказал Смирнов. — Нож у этого подлеца был отравлен. Кровь все время переливают, а толку нет. Гаснет.

— А… мальчик не заговорил?

— Нет. Плохо, плохо обстоят дела, Берестов! Если б можно было таких, как Горелл, сразу изолировать, как бешеных собак!

— Чего бы лучше! — вздохнул Берестов.

— А вот возимся! — со злостью подхватил Смирнов. — Возьмем — тоже не легче, придется копаться во всей дряни, которую собрал подлец за долгую жизнь!

— Товарищ полковник, дочка у Прейс пользуется авторитетом в институте… Данные в общем положительные. И паренек к ним ходит, друг ее, комсомолец. С матерью у нее нелады.

— Нет уж, товарищ капитан, давайте будем на себя надеяться! — недовольно прервал Смирнов. — Основное сейчас — гибкость и твердость. Вот сумейте сочетать два таких качества! А все-таки, вы уверены, что он пришел на Афанасьевский именно потому, что вы проявили гибкость?