Паутина

— Внимание, — прошептал Пауль, увидев на противоположном склоне лощины фигуру милиционера с автоматом.

Тот не очень громко свистнул, явно обращая на себя внимание лейтенанта, который все еще находился внизу.

— Товарищ лейтенант! — позвал милиционер, — поднимайтесь наверх.

— Иду! — ответил лейтенант.

Заурбек так и не рискнул лезть в заросли. Он ограничился только тем, что очень внимательно осмотрел поверхность кустов. Если бы кто-нибудь пробирался через них, он непременно оставил бы на ветвях какие-то следы, хотя бы обломанные ветви.

— Куда вы спешите? — проговорил Ахсар, подавая лейтенанту руку. — Мы уже испугались, что не найдем вас.

Лейтенант стряхнул с плащ-палатки прилипшие мокрые листья можжевельника. В это время к офицеру подошел другой милиционер.

Абверовцы неотрывно наблюдали за ними.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос, Рудольф. Остальные двое просто отстали от лейтенанта, что-то привлекло их особое внимание. Уже два дня мы, как зайцы, только и делаем, что прядем ушами и даем стрекача. Знать бы, долго еще чекисты намерены так плотно блокировать дорогу. Пора уже поверить, что мы ушли отсюда.

— Надо было взять лейтенанта и узнали бы, — проворчал Генрих.

Офицер и двое милиционеров, что были с ним, уже, видимо, ушли, потому что гребень лощины, где они стояли, был пуст. Предполагать, что они залегли там, в секрете или в засаде не имело смысла: судя по всему, лощина не вызывала у них никаких подозрений.

— Ты плохо знаешь этих людей, — продолжил разговор Пауль. — Я родился и вырос среди них. Это очень фанатичные в своих убеждениях люди и настойчивые в отстаивании мировоззрения. Ягуар и подобные ему не в счет. Но все это не главное, — вздохнул Пауль. — Мы не выполнили своего задания и фактически уже провалились. Ясно, что русские зафиксировали нашу выброску и угадали характер нашего задания. — Пауль выругался сквозь зубы и перевернулся на спину.

Генрих взглянул на лицо Пауля с пятнами темной сланцевой пыли, перевел взгляд на свои руки, тоже запачканные сланцем. Генрих усмехнулся про себя. Вспомнилось, как они расширяли эту нишу недавно, когда наткнулись на нее впервые. Как будто знали или предчувствовали, что нора пригодится. И все Пауль, интуиция у него развита необычайно. Что бы они делали сейчас, не будь у них этого убежища?

— А доктор Кюн все еще топчется под Орджоникидзе со своей тринадцатой танковой дивизией, и господин фон Клейст тоже, — едко обронил вдруг Рудольф. — Ждут, когда мы подорвем дорогу?

— Прекратить! — зло прошипел Пауль. — Что за разговоры? Не сегодня-завтра дивизии фон Клейста будут катить по этой дороге в Закавказье.

— Тогда зачем ее взрывать? — колюче буркнул Рудольф.

— Сегодня взорвали, завтра построили. Это не причина для невыполнения задания. Ночью мы должны или умереть, или выполнить задание. Это приказ!

— Он будет выполнен, гауптман. Приказ — это приказ.

— Верю! — бросил Пауль. — Надо выходить на связь. Сообщим, что мы раскрыты, но от выполнения задания не отказываемся. Сегодня ночью оно будет выполнено. Все. Уходить будем или сами, или с Ягуаром.

— Лучше с ним, у него есть своя дорога, — заметил Генрих.

— Если мы еще успеем- с ним связаться, — ответил Рудольф. — Русские обшаривают каждый квадратный метр склонов гор. На каждом шагу мы натыкаемся на их поисковые группы. Будто они знали о нас еще до того, как мы вылетели сюда.

— Спокойно, без паники, — недовольно обронил Пауль. — Не забывайте о дезертирах, которых они тоже ищут. И в любом случае, — посмотрел он в лицо Генриху, а потом в лицо Рудольфу, — мы не имеем права уходить, не выполнив задания. У нас нет никаких оснований для паники. На нас чекисты еще не вышли, взрывчатки у нас достаточно, чтобы поднять на воздух часть этой проклятой дороги.

— Но мы уже два дня ползаем вдоль нее и не можем найти ни одной щели в ней.

Пауль с обостренным интересом посмотрел на Генриха.

— Ты прав, — задумчиво сказал он и на несколько секунд замер с травинкой в зубах, а потом выплюнул травинку и улыбнулся.

— Ты подал мне хорошую мысль. Разворачивай рацию, — обернулся Пауль к Рудольфу. — Срочное сообщение.

Пока Рудольф готовил к работе рацию, набрасывал на ближайший куст антенну, Пауль составлял шифровку.

— Приступай, — скомандовал он, как только Рудольф взялся за ключ и выжидающе замер.

Раздался едва слышный стук ключа. Пауль тихо, но внятно произносил цифры, поглядывая на клочок бумаги с шифровкой. В эфир полетела радиограмма: «Обнаружены при выброске. Подходы к дороге в запланированном районе полностью блокированы. Район выполнения задания меняется. Все остальное по плану. Идем на большой риск. Задание будет выполнено. Егерь.»

— Вот так, — удовлетворенно подытожил Пауль. — Мы все равно перехитрим русских. Они отсекли нас от дороги в котловине, лишили нас части взрывчатки. Но мы выполним задание там, где не ждут нашего появления. С наступлением темноты уходим к пещере — к Ягуару. Переберемся в соседнее ущелье, сделаем большую дугу и снова выйдем к дороге. А там…

Пикаев почистил сапоги до блеска и отложил в сторону сапожную щетку, потом взял бархотку.

— Не надоело? — спросил Пащенко, сидевший рядом на скамейке у стола.

Заурбек поселился в комнате Пащенко. Так уж получилось, что они с первой встречи пришлись друг другу по душе.

В комнате, кроме грубого деревянного стола, двух скамеек и двух деревянных кроватей, больше ничего не было.

Заурбек надел шинель, затянулся портупеей.

— Готов? — с легкой улыбкой спросил Пащенко.

Заурбек несмело повел в сторону товарища взглядом.

В словах Саши ему почудилась ирония. Неужели Пащенко догадался? Заурбеку очень хотелось по пути в штаб заскочить к Касполату. Почему-то он был уверен: если посмотрит на Залину, то ничего плохого с ним сегодня не случится. Перед началом оперативного совещания Золотов дал своим помощникам час, чтобы они немного отдохнули, привели себя в порядок после возвращения из поискового маршрута. У них оставалось еще минут пятнадцать.

Вот-вот с гор на село падет темнота осеннего вечера.

— Зайдем? — неожиданно спросил Пащенко, поравнявшись с домом Касполата, — отчего его улыбающееся открытое лицо стало еще добрее.

Заурбек смешался и тут же, обозлившись на себя, сделал резкое протестующее движение рукой. В этот момент раздался громкий скрип и послышался голос Касполата, открывавшего со двора свои ворота.

Заурбек заторопился к Саше, который стоял перед распахнутыми воротами и махал то ли Касполату, то ли Залине рукой. Отец Залины был на фронте, а мать служила врачом в госпитале в Орджоникидзе и очень редко приезжала домой в село. Бабушка Анисья, Залина называла ее нана, часто болела и почти не выходила во двор.

Девушка увидела Заурбека и оборвала свой смех. Пикаеву показалось даже, что она смутилась.

Касполат сделал приглашающий жест рукой: заходите, мол. Пащенко отрицательно мотнул головой.

Залина стояла на пороге дома, опустив голову, будто не зная, что же ей делать: ждать, пока военные уйдут или самой уйти в дом? Одетая в вязаный свитер, в теплом платке нана, обутая в солдатские сапоги, она показалась Заурбеку особенно маленькой и беззащитной. Ему стало легко на сердце, как у человека, который освободился от душевной скованности. Он открыто улыбнулся и махнул рукой. Залина подняла лицо и прямо посмотрела на друзей, но Заурбеку показалось, что она смотрит только на него.

— Фенынма, — по-осетински попрощался Заурбек, что означало «до свидания».

Касполат тоже по-осетински пожелал друзьям счастливого пути, и они заторопились в штаб полка. Заурбек был уверен, что Залина все еще стоит на пороге своего дома и смотрит им вслед. «Она смутилась, увидев меня, и осталась на пороге, а не ушла в дом, как это обычно делают в таких случаях осетинские девушки», — подумал Заурбек.