Под угрозой (в сокращении)

Следственная бригада не теряла времени впустую. Из пятидесяти одной подлежащей проверке пассажирки тридцать имели адреса в сфере деятельности лондонской полиции; остальные были разбросаны по всей стране. Чтобы помочь полиции отсечь тех, кто явно не был их целью, всем подразделениям были направлены по электронной почте снимки камеры видеонаблюдения «Эйвис» и были посланы полицейские для проверки алиби.

Маккей тем временем засел в сельском клубе со Стивом Госсом и группой полицейских, лично обзванивая руководителей всех крупных гражданских и военных учреждений в Восточной Англии, которые могли бы стать целями Исламского террористического синдиката.

В полдень Лиз позвонила Джудит Спратт, которая попросила перезвонить ей, и Лиз вышла к телефонной будке на набережной. Из пятидесяти одной женщины, включенной в список полиции, двадцать восемь были опрошены и вычеркнуты, пять были чернокожими, а у семи были «размеры тела, не совместимые с существующими данными по объекту».

В результате осталось одиннадцать неопрошенных женщин, из которых пять жили по-холостяцки, а шесть в семьях с родственниками. Девять все утро отсутствовали и были недоступны по мобильному телефону, одна не вернулась с вечеринки в Ранкорне, а одна была на пути в Чертей.

— Ранкорн, — сказала Лиз.

— Стефани Пэтч, девятнадцать лет. Ученица официанта, работает в гостинице «Корона и чертополох» в Уоррингтоне. Живет дома. Мы поговорили с матерью, и та утверждает, что в ночь убийства девушка работала в гостинице и возвратилась домой до полуночи.

— Что Стефани делала в Париже?

— Концерт поп-группы, — сказала Джудит. — «Фу Файтерс». Она ездила с подругой с работы.

— Факты сходятся?

— «Фу Файтерс» действительно играли в Пале-де-Берси в интересующий нас вечер.

— Кто-нибудь говорил с подругой?

— Она, очевидно, отправилась на ту же вечеринку в Ранкорн и тоже еще не вернулась домой. Мать Стефани думает, что они не вернулись ночевать, потому что одна из них или они обе сделали себе татуировки, чем грозились давно. И она не водит машину.

— Что исключает ее. А из остальных кто-нибудь хоть немного подходит?

— Есть студентка из Бата. Салли Мэдден, двадцать шесть лет, не замужем. Живет в квартире-студии где-то в Саут-Стоук. Водительские права есть, но, по словам соседа, машины не имеет.

— Что она делала в Париже?

— Мы не знаем. Она отсутствовала все утро.

— Она годится.

— Согласна. Штурмовая группа сомерсетской полиции приведена в готовность.

— Спасибо, Джуд. Позвони, когда будет что-нибудь новое.

— Обязательно.

В 12.30, после звонка от Стива Госса, Лиз прошла в сельский клуб, где теперь уже полдюжины компьютерных экранов отбрасывали тусклый свет на сосредоточенные лица полицейских, Лиз, впрочем, не известных. Царила атмосфера неторопливой серьезности. Госс подозвал ее.

— Небольшой гараж на окраине местечка под названием Хофилд, к северу от Кингз-Линн.

— Продолжай.

— Сразу же после восемнадцати часов в день, когда стреляли в кафе «Фэрмайл», молодая женщина платит двумя пятидесятифунтовыми банкнотами за полный бак неэтилированного топлива, плюс несколько литров, которые она забирает в пластмассовой канистре с завинчивающейся пробкой. Продавец особо запомнил ее, потому что, заполняя канистру, она пролила топливо на руки и пальто — у него отложилось в памяти что-то вроде зеленой туристской куртки. Он отпускает какую-то шутку в этой связи, но она его игнорирует и сует ему деньги, как будто ничего не слышала. Она также покупает — обрати внимание — телефонный справочник Норфолка.

— Это она. Это должна быть она. Не было там камеры видеонаблюдения?

— Нет, и, по-видимому, поэтому она и выбрала то место. Но парень хорошо запомнил ее внешность. Чуть больше двадцати, широко расставленные глаза, не очень темные каштановые волосы, схваченные чем-то вроде резинки. Весьма привлекательная, по его словам, и с «полуаристократическим акцентом», по крайней мере так он его описывает.

— Эти пятидесятифунтовые банкноты все еще в гараже?

— Нет. Он инкассировал их несколько дней назад. Но Уиттен посадил работать с ним художника. Портрет должен появиться на наших экранах в течение часа.

— Она у нас прямо под носом, Стив. Я почти чую ее.

— Да, как и я, бензин и все такое. Лондон дал нам что-нибудь?

— У них осталась дюжина или около того подозреваемых. Никаких следов «астры», полагаю?

— Нет. Мы разослали информацию, но с автомобилями нужна невероятная удача. Мы обычно находим их только тогда, когда их бросают.

— Хорошо. Можем мы расставить наблюдателей в автомобилях без опознавательных знаков на подъездных путях к американским авиабазам?

— Маккей уже предложил это, и Уиттен взялся за дело.

Лиз огляделась вокруг:

— А где Маккей?

— Он уехал в Лейкенхит поговорить с тамошним командующим.

— Хорошо, — сказала Лиз. «Вот как он держит меня в курсе», — подумала она.

— Я слышал, что там делают очень хорошие гамбургеры, — сказал Госс.

Лиз поглядела на свои часы:

— Тебя устроит крестьянская еда в «Трафальгаре»?

— Пожалуй, — кивнул он.

Возвращаясь из Нориджа, они увидели патрульную машину. Они приближались к деревне Бодесвелл, когда в четверти мили впереди на перекрестке сверкнули полицейские огни. Коротко взвыв сиреной, полицейский автомобиль свернул на полосу, ведущую к съезду в западном направлении, и исчез. Она почувствовала внутри тошнотворный прилив страха и глубоко задышала, пытаясь справиться с ним.

— Думаю, пришло время избавиться от этой машины, — сказала она. — Она была на стоянке, когда ты убил вора. Кто-то может связать одно с другим.

Он на мгновение задумался и кивнул. Она знала, что он видел и слышал патрульную машину.

— Нам потребуется другая.

— Это было предусмотрено, — сказала она. — Я арендую ее на свое собственное имя.

— А что мы сделаем с этой?

— Избавимся от нее. Я знаю место.

Он кивнул, и они продолжили путь в тишине.

В бунгало, когда они поели и она провела несколько минут, обозревая в бинокль береговую линию с востока на запад, он разложил на кухонном столе сделанные утром покупки. В тишине они закатали рукава. Она хорошо знала эту работу — в Тахт-и-Сулеймане ей обучали всех, кого готовили для войны в городе. Любопытно было, однако, наблюдать все это здесь.

Они работали в тишине. Это была утомительная и грязная работа, но наконец смесь приобрела необходимую тягучую консистенцию и ареометр показал нужное значение. Они оба знали, что следующая стадия, в ходе которой должны были быть соединены две очень непостоянные смеси, была самой опасной. Фарадж бесстрастно положил ареометр на стол.

— Я закончу, — сказала она спокойно, кладя руку на его запястье.

Он перевел взгляд на ее руку.

— Возьми оружие, документы и деньги, — продолжила она, — и жди в нескольких сотнях ярдов дальше по дороге. Если… если что-то пойдет не так, как надо, быстро уезжай. Продолжишь борьбу без меня.

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.

— Ты должен жить, — сказала она. Она сжала его запястье сильнее, что почему-то потребовало от нее больше храбрости, чем что-либо, сделанное ею раньше. — Иди. Как только я закончу, ты увидишь, что я спускаюсь к морю.

Он быстро пришел в движение. Ему потребовалось не больше минуты, чтобы собрать все, что необходимо. У двери он заколебался и повернулся к ней:

— Азимат?

Она встретила его пустой невыразительный взгляд.

— В Тахт-и-Сулеймане сделали хороший выбор.

— Ступай, — сказала она.

Она подождала, пока перестала слышать шелест гравия под шинами «астры», и двинулась к холодильнику. Достав из морозильника охлажденную коробку, она извлекла желатиновую смесь, приготовленную Фараджем, и добавила ее к содержимому миски. Мягко, но уверенно, бормоча молитву, чтобы успокоить руки, она смешала оба состава вместе.