Бумеранг не возвращается

Профессор Шестаков был высокий, худой человек лет семидесяти с темными живыми глазами. Он любезно принял Никитина, выслушал его и сказал:

— Я думаю, товарищ Никитин, судя по группе металлов и количественному соотношению вольфрама и феррованадия, что мы имеем дело с бальминитом. Инженеры металлургии Балясин, Минков и Иткин разработали новый способ электродуговой наплавки сверхпрочных сталей. Бальминит значительно прочнее вокара и повышает износоустойчивость деталей в пять-шесть раз. Использование бальминита дело новое. Сейчас опыты по электродуговой наплавке бальминита поставлены только на двух заводах, на одном у нас, в Москве, и на Южноуральском номерном заводе.

— Вы можете, профессор, сообщить мне, какой из московских заводов ставит опыты с бальминитом? — спросил Никитин.

— Разумеется, — сказал профессор и, оторвав из шестидневки листок бумаги, написал адрес.

Никитин поблагодарил профессора за консультацию, простился и торопливо сбежал вниз по лестнице.

19

ЛОСКУТ КОЖИ

Без труда Никитин за полчаса добрался до района, указанного профессором Шестаковым, и, проплутав целый час, оказался перед высоким каменным забором и глухими воротами. Позвонив из проходной в спецчасть, он долго ждал, пока к нему не вышел, опираясь на палку, грузный человек в выгоревшем старом офицерском кителе с тремя рядами орденских планок на груди. Несмотря на холодный, ненастный день, на его плечи была наброшена шинель.

Человек в шинели молча посмотрел его документ, так же молча написал пропуск и пригласил следовать за собой.

Кабинет начальника спецчасти оказался светлой, просторной комнатой с решетками на окнах. За приоткрытым занавесом, отделяющим треть комнаты, были видны массивные сейфы и несколько ротаторов. Передняя часть комнаты представляла собой приемную.

— Родионов Глеб Иванович, — представился начальник спецчасти и, пододвинув кресло посетителю, опустился на диван. Это был еще нестарый человек с густой копной седых волос, карими глазами под тяжелыми припухшими веками и крупным широким носом.

Невольно впадая в тон скупого на слова собеседника, Никитин сказал:

— Один из цехов вашего завода ставит опыты с наплавкой сверхпрочных сталей. Нас интересует, кто за последнее время из работников этого цеха выбыл и по каким причинам?

— Цех этот маленький, люди наперечет. Первого января на основании приказа министерства инженер Ладыгин переведен в Южноуральск. Остальные работники на местах, — также немногословно ответил Глеб Иванович.

— Личное дело инженера Ладыгина я могу посмотреть? — с возрастающим интересом спросил Никитин.

Не отвечая на вопрос, Родионов встал, тяжело опираясь на палку, и, позвонив в отдел кадров, попросил принести в спецчасть личное дело Ладыгина.

Когда Родионов вернулся и сел на диван, Никитин спросил его:

— Вы не могли бы дать мне краткую характеристику Ладыгина?

— Молодой, способный инженер, но без огонька. Замкнутый человек.

Характеристика оказалась действительно краткой. В дверь постучали. Родионов встал, открыл дверь и принял у сотрудника отдела кадров личное дело. Передав папку Никитину, он сказал:

— Устраивайтесь за моим столом.

Никитин не без волнения открыл папку, взглянул на фотографию Ладыгина и невольно произнес:

— Та-ак!..

В данном случае «та-ак!» звучало, как «эврика!» Архимеда в момент открытия им первого закона гидростатики.

С небольшой, шесть на девять, фотографии Ладыгина, наклеенной в верхнем правом углу анкеты, на него смотрел Мехия Гонзалес, младший компаньон «Гондурас Фрут компани». Сходство было так разительно, особенно в первый момент, что Никитин даже спросил стоящего позади него Родионова:

— Это фотография инженера Ладыгина? — и, не дождавшись ответа, рассмеялся. Вопрос был нелепым.

Чем больше Никитин всматривался в фотографию Ладыгина, тем яснее вставала перед ним мрачная картина Глуховского леса: тело, неожиданно настигнутое смертью, рдеющее кровавое пятно около поднятой руки… Уцелевшая сторона лица трупа, если можно было бы снять с нее трагическую маску смерти, была частью вот этого лица, смотревшего с фотографии, наклеенной на анкету инженера Ладыгина.

Никитин просмотрел анкету, автобиографию, несколько копий приказов-поощрений, приказ министра о переводе в Южноуральск, последний приказ по заводу и, захлопнув папку, сказал:

— Скажите, Глеб Иванович, инженер Ладыгин по собственной инициативе перевелся в Южноуральск?

— Ладыгин был человек необщительный, ни с кем своими планами он не делился, поэтому ответить на ваш вопрос я не смогу. Думаю, что министерство могло перевести Ладыгина как специалиста в связи с расширением промышленного опыта по наплавке сверхпрочных сталей, — ответил Родионов и в свою очередь спросил сам:

— Личное дело Ладыгина вы возьмете с собой?

— Да, обязательно.

— Тогда я пока оформлю вам вынос папки через проходную, — сказал он и, сев за стол, придвинул к себе книжечку пропусков.

Результаты исследования вещественных доказательств, материалы экспертизы и неожиданное открытие, сделанное им сегодня здесь на заводе, давали Никитину возможность заново переосмыслить многие обстоятельства дела.

Наблюдая через окно скучный пейзаж заводского двора, Никитин, раздумывая, приходил к заключению, что убит был не Мехия Гонзалес, а инженер Ладыгин, документами которого воспользовался Гонзалес для того, чтобы проникнуть на Южноуральский завод.

В то время как в силу небольшого внешнего сходства и ловко подтасованных обстоятельств тело Ладыгина под видом трагически погибшего Гонзалеса было отправлено за океан, настоящий Гонзалес с документами инженера Ладыгина выехал на Урал. Логический ход событий подсказывал, что сообщником Гонзалеса при осуществлении этого плана был Уильям Эдмонсон. Испытывая прочность построенной им гипотезы, Никитин попытался ее опровергнуть: зачем понадобилась Гонзалесу вся эта инсценировка с несчастным случаем на охоте, этот сложный громоздкий прием? Не проще ли было бы накануне отъезда Ладыгина в Южноуральск убить его, скрыть труп и, завладев его документами, выехать на Урал? «Нет, это было невозможно!» — думал Никитин. Не мог же из Москвы бесследно исчезнуть младший компаньон коммерческой фирмы «Гондурас Фрут компани»! Перебросить агента через границу самолетом? Рискованно. Зачем подвергать опасности поимки и разоблачения на границе агента, выполняющего столь важное задание разведки?

Так аналитическое мышление Никитина медленно, кирпич за кирпичом, возводило прочное здание истины. Но еще многое и ему было неясным. Перебирая все факты этого сложного, запутанного дела, Никитин вспомнил: «Лоскут кожи на тыле кисти левой руки…» — и, не возлагая больших надежд на ответ, спросил Родионова:

— Что было на кисти левой руки Ладыгина?

Родионов с изумлением посмотрел на Никитина и, молча пожав плечами, вновь было взялся за отложенную работу, но, подумав, сказал:

— На кисти левой руки… Левой руки… Была татуировка! Четыре буквы: «Таня», — вспомнил он.

— Та-ак! — с удовлетворением произнес Никитин. И, действительно, так было обнаружено недостающее, последнее звено в цепи умозаключений.

— Вы не можете себе представить, Глеб Иванович, как это важно! Вы не знаете историю этой татуировки? Кто эта Таня? Где она?

— Нет, помнится, я как-то раз заметил Ладыгину по поводу этой татуировки: «Варварский способ записи на память!» Он смутился и сказал, если не ошибаюсь: «…Увлечение юности…» Я вам говорил, Ладыгин был всегда застегнут на все пуговицы.

Заехав в деканат Московского высшего технического училища имени Баумана, Никитин получил список распределения студентов, окончивших в сорок восьмом году механико-технологический факультет. Он взял этот список для того, чтобы с кем-либо из инженеров, окончивших с Ладыгиным институт, уточнить факты его биографии. Но, внимательно изучая список в машине по дороге на квартиру Ладыгина, Никитин прочел: «…8. Мельникова Татьяна Николаевна; 9. Ладыгин Григорий Иванович…»