Особая примета

Все же диверсанты свое задание выполнили. На их беду, мисс Маргрет Стил попала под пулю. А у нее такие покровители, что Кларк испугался, — нужно было спасти ее во что бы то ни стало. Пришлось похитить вас, профессор. И это их погубило. Но вернемся к двойнику. Кто он?

Козинский заговорил о высокой квалификации Влоцкого, чтобы объяснить, как случилось, что он принял на работу врага. Из показаний лесников мы узнали обратное: Влоцкий специалист слабый.

Так возникло предположение — сначала только предположение — о втором Влоцком.

При повторных беседах с Козинским мы своими вопросами, возможно, навели его на мысль о двойнике. И вот второй Влоцкий постепенно облекается в плоть и кровь, приобретает внешность, характер, даже привычки. О самом простом — о том, что Козинский лжет, — мы не подумали, загипнотизированные его репутацией. Между тем сейчас его роль в раскрытии шпионской организации в тысяча девятьсот сорок пятом году выглядит совсем по-другому. Оказывается, Козинский уже давно перешел на службу к новым хозяевам. Об этом знали двое — те самые, которых он застрелил при аресте. Но мы верили Козинскому!

Наше предположение о втором Влоцком мы решили проверить допросом Дивы. И, нужно честно признаться, этот орешек нам пришелся не по зубам. Зная точно, что никакого другого Влоцкого-лесовода, кроме Кларка, нет, Дива сперва растерялась, так как не поняла, о ком идет речь. Мгновенно создав Яна, она выяснила, о чем мы думаем, и очень тонко использовала нашу ошибку.

Зачем Диве понадобилась басня о Яне? Во-первых, чтобы самой отойти на задний план, показать себя лицом подневольным, чуть ли не жертвой. Это главное. Во-вторых, сбить нас с толку, запутать и затянуть следствие, выиграть время.

Нужно отдать должное ее проницательности и находчивости. Конечно, мы не во всем ей поверили, но в существовании Яна не усомнились, тем более, что оно объясняло и случай с морфием. Теперь-то экспертиза установила, что монахиня действительно ошиблась. Того количества морфия, которым располагала старуха, не хватило бы, чтобы отравить человека насмерть.

Прибегнув к помощи Козинского, я должен был рассказать ему кое-что из показаний Дивы о Яне. Козинский понял игру Дивы и, как говорится, ответил в ту же масть — послал в госпиталь Терезу с отравленным печеньем. По его словам, он был уверен, что передачу не пропустят, и рассчитывал только подтвердить опасность Яна — это помогало ему исчезнуть правдоподобно. А что ему пора сматывать удочки, Козинский понял, когда узнал, что вы, профессор, живы, слышали его голос, и встречи с вами ему не избежать. Но кто скажет, что он думал в действительности? Кларк скрылся, Юзеф убит, значит, только одна Маргрет Стил знала правду о Козинском. Поэтому перехватят передачу — хорошо, не перехватят, пожалуй, еще лучше. А дальше все очень просто: мотоцикл под мост, фуражка запачкана кровью из надреза на пальце, два километра по колена в воде — и он скрылся у Барвинского...

Какие выводы мы должны сделать? Нас сумели сбить с толку и направить по ложному следу. Почему же мы все-таки вышли победителями из этого дела? Только потому, что не впали в авантюризм и наряду с поисками несуществующего, но такого заманчивого Яна продолжали настойчиво, систематически разрабатывать те скудные, зато достоверные данные, которыми располагали.

Вот, товарищи, так и будем работать всегда. На этом закончим. Я хочу еще раз поблагодарить вас, товарищ профессор. Нашим успехом мы обязаны прежде всего вам — вашему мужеству, уму и наблюдательности. Жаль, что особая примета, которую вы нашли у Кларка, не пригодилась. Но — кто знает? Забывать о ней не следует — этот человек еще может встретиться на пути каждого из нас.

9. ОСОБАЯ ПРИМЕТА

«...Да, вот и встретились! Неужели он?» — думал Румянцев, рассматривая снимок в. атласе Алейникова.

Нет, никаких сомнений — это именно та самая особая примета. Но как мог снимок желчного пузыря шпиона Кларка попасть в книгу советского рентгенолога? Может быть, Алейников работал когда-то за границей?

Профессор стал читать пояснения к снимкам: «№ 48. Больной Д. 49 лет. Желчный пузырь в форме „песочных часов“. Деформация за счет перетяжки спайкой. Диагноз подтвержден на операционном столе». Немного. Из введения известно, что материал накоплен за последние четыре года. Больного оперировали! Час от часу не легче — значит, теперь он избавился от своей особой приметы. Удивительное дело! Этот человек уже второй раз срывает профессору охоту и воскресный отдых. Но делать нечего.

Румянцев позвонил автору атласа на дом. Ответил женский голос и на вопрос профессора сообщил, что Бориса Константиновича Алейникова нет дома. Он уехал за город и вернется завтра к вечеру, часов в девять.

— Хорошо, спасибо; простите пожалуйста. Я позвоню завтра.

Румянцев положил трубку и невольно с облегчением вздохнул. Очень жаль было отказываться от поездки — первой за эту весну. Выходит, до завтрашнего вечера ничего предпринять нельзя. Сейчас только четыре часа, время еще не упущено. Еду!

Профессор запер рукопись в стол, взял портфель и, собираясь выйти, взглянул в окно. Опять большая белая чайка скользила в воздухе над парапетом гранитной набережной, маня к весенним водам, в оживающий лес.

В воскресенье вечером, вернувшись с охоты, Румянцев позвонил Алейникову, а на следующий день уже сидел в кабинете главного врача Первомайской больницы и читал историю болезни № 893 за 1949 год.

«Дергачев, Василий Петрович, 49 лет, служащий, топограф, место работы — Арктикдорстрой». Вот куда пробрался! «Домашний адрес — Третья Охтенская, 12, квартира 8... родных нет... Курит, не пьет... 25/IV, в 12.00, доставлен скорой помощью с жалобами на резкие боли в животе, начавшиеся час назад...» Ну, а как его описывают? «Высокого роста, атлетического сложения, тучен...» Так, располнел еще больше.

«Заболел в 1942 году... повторение приступов — в 1946, до 1949 г. болей не ощущал... За последние два месяца — третий приступ...»

Что же дальше? «Боли стихли, просит выписать...» Хорошо, что не послушались. Вот где начинается обследование: кровь, желудочный сок... желчь... Ага! Рука Алейникова: «6 апреля — холецистография...» Описание снимка желчного пузыря, диагноз... «ввиду значительной и стойкой деформации желчного пузыря, нарушающей его функцию... участившихся приступов... показано оперативное лечение. От предложенной операции больной отказался...» Понятно, весна — начало арктической навигации... А вот: «8/IV. 23.00. Вызван к больному по поводу сильнейших болей в правом подреберье, отдающих в шею и лопатку...» И утром: «9/IV. Ночью повторился приступ болей, продолжавшийся около часа и стихший после инъекции морфия... Больной согласен на операцию, но требует только местного обезболивания».

Конечно, под наркозом люди разговаривают... Все-таки смелый человек!

«15-го апреля — операция...» Ну, тут все, как и следовало ожидать. Двадцать шестого выписан в хорошем состоянии, с неокрепшим рубцом. Все. Значит, это было год назад, возможно, его уже и нет здесь...

Профессор отложил историю болезни и обратился к главному врачу больницы:

— Да, это — тот самый больной, которого я помню. Мы тогда поспорили с терапевтами — они возражали против операции. Интересно, как он чувствует себя сейчас. Не откажите попросить вашего секретаря... Вот что, милая девушка, будьте любезны позвонить в отдел кадров треста Арктического дорожного строительства — работает ли у них топограф Дергачев. Нам с Борисом Константиновичем интересно узнать отдаленные результаты операции. Буду очень благодарен.

В отделе кадров Арктикдорстроя сказали, что Дергачев по-прежнему служит в тресте. Румянцев попрощался с главврачом и вышел. Нашел! Он так был уверен, что это Кларк, что будь у него право — немедленно, без всяких рассуждений приказал бы арестовать Дергачева...