Убийство в ЦРУ

Встречались они не больше трех-четырех раз в году и всегда — во время ее наездов на БВО. Насколько ей было известно, он ни разу не выбирался в Нью-Йорк. А на самом деле, оказываясь там, он никогда ей не звонил. Для таких случаев у него были другие знакомые.

— Готова? — спросил Эдвардс, когда она покончила с фруктовым мороженым и кофе.

— Всегда, — ответила Моргана.

Будильник, стоявший у кровати Эдвардса, затрезвонил и разбудил их на следующее утро в шесть часов. Моргана села в постели, охватила руками свои пышные голые груди и надула губки.

— Еще так рано, — протянула она.

— Извини, милая, но я на сегодня зафрахтован. Провизию надо доставить и еще кое-что сделать, прежде чем гости заявятся. — Голос его был со сна басовитым и хриплым от избытка выкуренных сигарет.

— К ночи вернешься?

— Надеюсь, хотя кто их, туристов, знает. Бывает, они влюбляются в катер и решают остаться на нем на всю ночь.

— Или влюбляются в тебя. Можно я с тобой?

— Нет. — Он поднялся, прошел через просторную спальню, ступая по разбросанной на полу одежде, и встал у одного из двух больших с закругленным верхом окон. Первые рассветные лучи покрывали причудливыми узорами его высокое стройное обнаженное тело.

— Мне ж уезжать завтра, — хныкала она голоском маленькой капризули, выводившим его из себя.

— Да, я знаю. Буду скучать.

— Будешь ли?

Она подошла и встала рядом с ним у окна. Вилла была построена на вершине холма, и оба они любовались открывшимся видом на гавань, где он проводил фрахтовые операции. «Эдвардс йот чартерз» была маленькой фирмой в сравнении с компанией «Мурингз», царствующим гигантом островного фрахта, и все же Эрику удавалось жить безбедно — спасибо одному башковитому малому, который, учредив в Нью-Йорке из самого себя агентство по связям с общественностью, задумал и провел оригинальную рекламную кампанию. В настоящий момент в распоряжении Эдвардса было три яхты: «морган-46», «галфстар-660» и недавно купленная 43-футовая шлюпка типа «фрерс». Найти в сезон для них клиентов не составляло труда. А вот отыскать опытных, заслуживающих доверия капитанов и матросов было трудно.

Она повернула его лицом к себе, оплела руками его тело. Высокорослая, она головой доставала ему до носа, а в нем было больше шести футов. Тепло ее обнаженного тела, влажный сладковатый запах секса, исходивший от ее волос, мощными волнами пронизывали все его тело.

— Мне и в самом деле пора, — выговорил он.

— Мне тоже. Я мигом, — сказала она, направляясь к сложенной из камня и открытой небу ванной. Когда она вернулась, он ждал ее в постели в полной готовности.

Когда Эдвардс прибыл на яхту, его механик, тощий тортоланец по имени Уолтер, способный починить и наладить все, что угодно, был уже на борту. Из большого переносного кассетника неслась трубная «kareso», сходившая у туземцев за музыку. Как только голова Эдвардса показалась в машинном отделении, Уолтер произнес:

— Лаам, я с этим движком всю ночь напролет ковырялся.

Эдвардс засмеялся и передразнил его:

— Лаам, мне на это наплевать, сверхурочных я тебе не плачу. Что ты скажешь на это, мой боевой друг?

Уолтер засмеялся и опустил крышку двигателя.

— Что ты скажешь, если эта посудина сегодня не побежит резво, а? Что ты на это скажешь, мой богатый босс?

— Лаам, или Господи, или кого ты там еще призывал, не шути так со мной и утихомирь свой чертов приемник.

Добродушная перепалка вошла в привычку. Эдвардс знал, что Уолтер наизнанку вывернется, лишь бы угодить ему, а Уолтер знал, что Эдвардс его ценит и лишних денег не пожалеет.

Эдвардс позвонил Роберту Брюстеру, они договорились встретиться у причала в десять часов. Брюстер явился в расписных бермудских шортах, белой рубашке навыпуск, высоких белых кроссовках и черных гольфах до колен, с холщовой сумкой через плечо. Ноги у него были белые, за целый год они впервые попали на солнечный свет.

— Сегодня никаких причиндалов для плавания под водой? — спросил Эдвардса Уолтер, оглядев вновь прибывшего.

— Нет, сегодня нет, — ответил Эдвардс. — Где Джекки?

— Я видел ее в кофейной лавке. Скоро придет.

Джекки, местную девушку, Эдвардс иногда нанимал матросом во время небольших прогулок. Работящая, расторопная, она хорошо управлялась с парусом, к тому же была почти глухая. Общались они на тарабарском наречии знаков и жестов, которое сами придумали. Джекки вскоре прибежала, и Эдвардс представил ее Брюстеру, которому было явно не по себе на палубе яхты.

— Она совсем ничего не слышит, — предупредил Эдвардс. — Будь у ее отца винный магазин, я, грешным делом, взял бы да…

— Давай-ка отправляться, — перебил Брюстер. — Мне хотелось бы пораньше вернуться к Элен.

— Добро. На нее все еще погода действует?

— Да. Жарища.

— Я люблю жару, — сказал Эдвардс. — Заставляет тебя попотеть — по естественной причине. Давай трогаться.

Пятнадцать минут спустя, когда пролив остался позади, Эдвардс с помощью Джекки развернул парус. Закрепив все как следует, он обернулся к Брюстеру, сидевшему рядом с ним у руля, и спросил:

— Что случилось? Что ты имел в виду, говоря, что жить становится сложнее?

Брюстер улыбнулся Джекки, принесшей с камбуза кружку дымившегося кофе. Эдвардс покачал головой, когда она и ему предложила кофе, знаками показав девушке, что он и его гость хотят побыть некоторое время наедине. Та кивнула, одарила Брюстера смешком и спустилась по трапу на камбуз.

Брюстер попробовал кофе, поморщился.

— Слишком горячий и слишком крепкий, Эрик… и я не намерен утверждать, что ты такой же. Ладно, что тут творится?

— Ты о чем?

— Ты знаешь, о чем. О «Банановой Шипучке».

— Ах, об этом. — Эдвардс усмехнулся и, повернувшись, подкрутил сзади лебедку, расправляя складку на парусе. — Что касается меня, то, по-моему, с «Банановой Шипучкой» все обстоит просто замечательно. Ты слышал, что это не так?

— Дело вовсе не в том, что я слышал, Эрик, дело в том, что само собой очевидно. Смерть мисс Мэйер огорчила многих.

— Меня больше всех. Мы были близки.

— Об этом всякий знает, и именно это вызывает вопросы у людей в Лэнгли.

— Вопросы о чем? Какова она была в постели?

Брюстер покачал головой и подвинулся на сиденье так, чтобы оказаться спиной к Эдвардсу. Слова его долетали сквозь ласковые порывы ветра и шум разрезаемой килем воды.

— Твое остроумие, Эрик, нынче особого успеха не имеет.

Эдвардсу пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать сказанное. Неожиданно Брюстер резко повернулся и выпалил прямо Эрику в лицо:

— Что везла Барри Мэйер в Будапешт?

Эдвардс отпрянул, лицо его стало злым.

— Откуда, черт побери, мне знать?

— В Лэнгли считают, Эрик, что ты знал, и хорошо, черт побери, знал. Она ведь приезжала к тебе сюда перед самой смертью, так?

Эдвардс пожал плечами.

— На пару дней, что-то вроде этого.

— Ровно на одну неделю. Тебе показать, каков был распорядок ее дня в это время?

— Видеозаписи наших с нею любовных утех у вас тоже есть?

Брюстер пропустил сказанное мимо ушей.

— А потом исчез ты.

— Исчез куда?

— Это ты мне скажи, куда. Лондон?

— Вообще-то я и в самом деле заскочил туда на денек. У меня было… — Он улыбнулся. — Встреча у меня была.

— С Барри Мэйер?

— Нет. Она не знала, что я там.

— Это удивляет.

— Отчего?

— Мы понимали дело так, что у тебя серьезные намерения.

— Вы понимали неправильно. Да, были друзьями, близкими друзьями, любовниками. Конец истории.

Брюстер пожевал щеку, сложив губы трубочкой.

— Не желал бы оказаться грубым гостем, Эрик, но тебе лучше выслушать то, что я намерен сказать. Есть серьезные опасения, что «Банановая Шипучка» засвечена Барри Мэйер с твоей помощью.

— Чушь полная. — Эдвардс указал на частный островок, где русские устроили свою якобы оздоровительно-курортную зону. — Может, подвалим и спросим их, что происходит?