Клуб Алиби

— Вы подавали на визу?

— Конечно! Два месяца назад! А вы об этом ничего не знаете? Никто ничего не знает, когда дело касается старой еврейки, и приближаются нацисты. Но у меня есть племянница! И она живет в Нью-Джерси! Вы не можете запретить мне навестить ее!

— Не буду даже пытаться. Я не из консульского отдела, — объяснил Херст. Он достал свою визитку и протянул ей. — Я пришел поговорить о вашем квартиранте. Филиппе Стилвелле.

— Бедный мальчик, — сказала она коротко. — Вы пришли куда надо. У меня есть кофе. Коньяк.

Он попросил Пети остаться у машины, а затем последовал за Леони Блум в темное и тесное помещение, которое она называла домом.

— Бедный Филипп, — повторила она, доставая чашки и бокалы. — Всегда был таким хорошим мальчиком. Всегда таким уважительным. И так закончить…

Она остановилась на секунду и внимательно посмотрела на него, зажав в руке бутылку коньяка.

— Вы знаете, как он умер?

— Я знаю, каким его нашли.

— Ужасно, — она покачала головой. — Я видела. Когда тот адвокат позвал меня — месье Шуп. Он трясся, как лист на ветру. Бледный, как гусиное перо. И неудивительно! Я до сих пор не могу в это поверить.

— Вы не знали, что мистер Стилвелл был…

— Pede [34]? Нет. Он любил ту девушку, красивую, которая показывает одежду. А потом такое зрелище и в моем доме! Это неправда. Я не верю в то, что случилось с бедным Филиппом.

— Я тоже, мадам Блум. Поэтому я здесь.

Она налила Херсту немного коньяка и предложила ему черный, как нефть, кофе. Из вежливости он попробовал и то, и другое. И был приятно удивлен качеством напитков.

— Они опечатали ее, — сказала она, — квартиру Филиппа. Только я могу провести вас туда.

Если это был намек на взятку, то Херст его проигнорировал.

— Полиция возвращалась?

— Нет, — под ее взглядом Херст сделал еще глоток коньяку. — Вы говорили, что не из консульского отдела, но, может быть, вы там кого-нибудь знаете?

— Конечно, — ответил он.

— И без сомнения, вы точно знаете, где сейчас немцы, и когда отходят последние поезда в Шербурский порт?

Херст засмеялся.

— Я знаю о продвижении немцев не больше вашего, мадам Блум. Но я могу представить, что вы уже выучили расписание.

— Мой брат живет в Мюнхене, месье. Ему семьдесят восемь лет. Я уже два года ничего о нем не слышала. Говорят, что он в трудовом лагере. В трудовом лагере! Что он может там делать, я вас спрашиваю, в семьдесят восемь лет? Копать канавы? — она вдруг схватила его за рукав. — Я должна уехать из Франции. Никто мне не поможет, месье. Но я должна уехать из Франции, вы меня понимаете? Моя племянница…

— Где живет ваша племянница, мадам?

— Это место называется Байонн, — она произнесла название на французский манер; оно было похоже на французское, подумал Херст.

Он достал из кармана записную книжку и открыл ее на чистой странице.

— Напишите ее имя и адрес. Я попробую узнать насчет визы для вас.

Мадам Блум пристально посмотрела на него. Херст понял, что она ему не доверяет. Возможно, ей слишком много раз обещали помочь и забывали об этом в ту же секунду. Он подумал, что если Филипп Стилвелл ей что-то обещал, он уже не может это исполнить.

— Напишите, — сказал он, — даю вам свое слово.

Она налила себе еще и залпом выпила.

Через десять минут он стоял в светлой комнате с высоким потолком, которую так любил Стилвелл, невольно думая о том, как смотрелась Салли на фоне этих стен.

В комнате царил беспорядок, мебель сдвинута по углам, чтобы можно было пронести носилки, ковер истоптан чужими ногами. Полиция убрала оба тела и сделала их фотографии, произвела нужные измерения, а все остальное оставила нетронутым. Подразумевалось, что кто-нибудь из юридической конторы или Салли соберут вещи Филиппа и отправят их домой.

Он прошел через гостиную, сознательно избегая пространства под люстрой, где был повешен человек с Монмартра, и занялся изучением стеклянных бокалов.

— Вы всегда сидите за своим столом на входе, мадам Блум? — спросил он консьержку.

— Я сижу там с девяти утра до ужина, — сказала она, стоя в дверях, — что обычно бывает в шесть часов. Я слушаю радио — оно помогает мне убить время.

— Вы видели мистера Стилвелла вчера?

— Он ушел чуть позже девяти — он был такой веселый, всегда здоровался со мной — затем я видела, как он вернулся где-то около трех часов. Это было странно. Он пришел слишком рано.

Херст достал белый носовой платок из кармана и аккуратно поднял один из бокалов. На дне осталось немного сиропа карамельного цвета. Во втором бокале было то же самое. Он повернулся и поискал мусорную корзину, которую описала Салли — это должно было быть нечто перевернутое на ковре, содержимое разбросано по полу. Он ничего не нашел. Возможно, полиция все забрала.

— И вы видели, как пришел Макс Шуп?

— Адвокат? Он пришел сразу после того, как я решила пойти поужинать.

— Где-то в шесть, — предположил Херст.

— Примерно без пяти минут.

— Не в половине пятого?

Она подняла брови.

— Нет, месье. Я сказала, перед ужином.

Но их встреча была назначена на четыре тридцать. Странно.

— Когда приехал второй человек?

— Какой?

— Парень, который умер вместе со Стилвеллом.

Она опустила глаза.

— Я не знаю. Полиция спрашивала то же самое. Это, должно быть, произошло где-то между тремя и шестью часами, когда появился мистер Шуп, да? Я же не всегда сижу за столом. Может быть, меня отвлек торговец, он принес посылку для мадам Ле Камьер, на третий этаж, у которой недавно родился ребенок. Все эти шаги! Он торопился, и я согласилась отнести цветы мадам и остановилась на минутку полюбоваться ребенком…

В квартиру Филиппа Стилвелла могло войти сколько угодно людей, подумал Херст, и спокойно убить его. Даже Шуп мог это сделать. И вернуться в шесть, чтобы обеспечить себе алиби.

В раздражении он прошел в спальню и уставился на разобранную кровать. Он то представлял голову Салли на подушке, то туманный образ Стилвелла, связанного и лежавшего на кровати с эрекцией, как у слона. Но страха он не чувствовал. Даже если Стилвелл превратился в привидение, то здесь его все равно нет.

Он повернулся к мадам Блум.

— Мне нужно взять с собой эти стеклянные бокалы в гостиной. Не могли бы вы принести мне сумку?

Она нехотя сделала ему это одолжение. В ее отсутствие он снова принялся бродить по квартире. На этот раз он думал о том, как ответить на утреннюю телеграмму, которую он нашел на своем стуле после обеда.

Херст нашел мусорную корзину за креслом в дальнем углу гостиной. Она была абсолютно пуста.

Он опустился на колени, пошарил по ковру и, когда порезался осколками стекла, то не смог сдержать торжествующего крика. Вырвав страницу из записной книжки, он сложил ее пополам и собрал мелкие осколки. Затем он скрутил бумагу и положил в карман.

— Месье, — Леони Блум появилась в дверном проеме с хозяйственной сумкой в руках, — Вы спросите про мою визу?

— Конечно.

— Тогда я вам кое-что расскажу, — она облизала губы, обнажив ровные, как у лошади искусственные зубы. — Это пришло. С утренней почтой.

Она достала конверт из манильской бумаги.

— Месье Стилвелл отправил это письмо два дня назад. Сегодня оно вернулось. Его не смогли доставить по адресу.

Конверт был тяжелый и толстый, как будто в нем было много документов. Херст посмотрел на адрес.

— Месье Жак Альер, — прочитал он вслух. — Банк Парижа и Нидерландов.

ФРАНЦУЗСКАЯ ИНТРИГА.

Вторник, 14 мая 1940 г. — среда, 15 мая 1940 г.

Глава двенадцатая

Жак Альер больше не работал в Банке Парижа и Нидерландов. Ему выдали униформу и на время войны перевели в неудобный тесный офис на цокольном этаже Министерства вооруженных сил. Окна, находившиеся на уровне земли, были заклеены черной бумагой и обложены мешками с песком, по цвету и форме напоминавшими сосиски. В комнате была плохая вентиляция, и воздух был наполнен сигаретным дымом и запахами других людей. Все это сильно напоминало ему траншею, где он провел большую часть 1917 года.