По светлому следу (сб.)

– А он здесь?

– Я здесь, Вася! – радостно кричит Огинский, устремляясь навстречу Азарову и заключая его в объятия. – Разве расскажешь обычными человеческими словами, что это за человек? – обращается он к Трошину. – Если бы не он, не знаю даже, как бы мы выбрались из лагеря капитана Фогта. Да и вообще…

– Ну зачем же так преувеличивать? – смущенно улыбается Азаров. – Даже если бы я и в самом деле заслужил такую похвалу, разве ж это педагогично? Давайте лучше о деле, ибо времени у меня в обрез.

И он кратко рассказывает о том, как вошел в доверие Вейцзеккера и какое получил от него задание.

«Похоже, что этот лейтенант действительно человек завидного мужества», – думает капитан Трошин.

– Если я не взорву мост, лучше мне к ним не возвращаться, – заключает свой рассказ лейтенант Азаров. – Вот какова ситуация…

– Что же мы теперь будем делать? – спрашивает капитана Трошина майор Огинский.

– Задача не из легких, – вздыхает капитан. – По этому мосту проходит больше половины наших военных грузов. И, честно вам признаться, я пока не представляю себе, как мы выйдем из положения, если взорвем его.

– Мост, однако, должен быть взорван, – убежденно говорит майор Огинский. – Кто может утвердить такое решение?

– Только командующий армией.

– А начальник инженерных войск?

– Его согласие, конечно, необходимо, но окончательно решить это может только командарм.

В это время в штаб входит подполковник Бурсов и, увидев лейтенанта Азарова, громогласно басит:

– Азаров!… Чертовски рад вас видеть, старина!

– Доложите подполковнику ситуацию, товарищ Азаров, – попросил капитан Трошин, как только Бурсов выпустил лейтенанта из своих богатырских объятий. – Подполковник Бурсов исполняет обязанности начальника штаба инженерных войск армии, пусть он и решает, как быть.

– А что, если не взрывать его, а замаскировать под взорванный? – предлагает Бурсов, выслушав Азарова. – В нашем подчинении сейчас отдельный маскировочный батальон. Его специалисты так искусно загримируют этот мост под разрушенный, что никакая воздушная разведка не распознает. К тому же мы приостановим на какое-то время все движение, создадим искусственные пробки на подступах к мосту…

– А если у них тут еще и наземная разведка? – сомневается Азаров. – Какой-нибудь искусно замаскировавшийся лазутчик? Могли ведь и специально послать кого-нибудь для контроля за мной. Для них сейчас очень важно меня проверить…

– При таком варианте Азаров будет, конечно, разоблачен, – замечает майор Огинский. – А мы потеряем возможность иметь своего человека во главе их диверсионной школы, с помощью которой можно было бы и у них организовать кое-какие диверсии. Азаров надеется ведь укомплектовать эту школу нашими партизанами. Как же упустить такую возможность?…

– Тогда, может быть, Удалось бы наконец взорвать в их тылу железнодорожный мост через Бурную! – восклицает Бурсов. – Это было бы чертовски здорово!

– Азарову это удастся! – убежденно говорит майор Огинский. – Нужно только сначала помочь ему оправдать доверие Вейцзеккера. А для этого надо подумать, как восстановить в течение полутора-двух суток взорванный мост, Есть же у нас опыт скоростного строительства мостов подобного типа.

– В такие сроки это не реально, – сокрушается подполковник Бурсов. – Мост ведь многопролетный, грузоподъемностью до шестидесяти тонн. Товарищ Трошин, у вас должны быть подробные данные о нем. Доложите-ка их нам.

Капитан торопливо роется в своем столе и извлекает сложенную гармошкой карту мостов и дорог в полосе армии. Расстелив её перед Бурсовым, он указывает на обведенный черным карандашом условный знак моста, сбоку которого аккуратно выписаны его цифровые характеристики: длина и ширина, грузоподъемность. На карте «подняты» и усилены цветными карандашами ее контурные линии, подцвечены условные знаки дорог, рек и искусственных сооружений, представляющих интерес для инженерных войск.

– Идите к нам поближе, товарищ Азаров, – просит подполковник Бурсов. – Вот тот самый мост, который вам надлежит взорвать. Не знаю, каковы данные о нем у немцев, а по нашим – он четырехпролётный, предназначен для пропуска всех видов грузов, вплоть до шестидесятитонных. И дорога тут бойкая, двухпутная, с асфальтированным покрытием. Разрушение моста на такой магистрали, как вы сами видите, грозит нам серьезными затруднениями.

– Весь поток грузов придется пустить тогда по этой вот дороге, – замечает капитан Трошин, проводя карандашом по карте. – А она в плохом состоянии. И я боюсь, что, как только мы переключим на нее грузы с главной магистрали, ее покрытие не выдержит.

– Но тут много и грунтовых дорог, – замечает Азаров, всматриваясь в карту.

– Да, много, – соглашается капитан. – Но ведь уже осень, а они не профилированы, и как только пойдут дожди…

– На грунтовые, конечно, плохая надежда, – подтверждает Бурсов. – Да и мосты, тут не для всех типов танков.

– А вы уверены, Азаров, – спрашивает майор Огинский, – что им важен не столько взрыв этого моста, сколько возможность проверить таким образом вашу благонадежность?

– Взрыв моста для них, конечно, немаловажен, – отвечает Азаров. – Это само собой, но главное, по-моему, окончательное испытание моих возможностей…

– Почему окончательное? – не понимает Огинский.

– Они пытались уже проверить меня, и я чуть было не загремел… В бумагах Куличева имелось письмо его племянника, и стоило им сличить почерк Стецюка с моим…

– Да, черт побери! Почерк подлинного Стецюка мог вас здорово подвести. Ну и как же вы вышли из положения?

– К счастью, письмо Стецюка попало ко мне раньше, чем к Вейцзеккеру, и я переписал его своей рукой. А конверт уничтожил.

– Ну, что я вам говорил об этом человеке! – обрадовался Огинский. – А Вейцзеккер, значит, обнаружив это письмо, решил проверить вас по почерку?

– Он обнаружил его вовсе не случайно, – уточняет Азаров. – Вейцзеккер знал о нем от начальника полиции, который читал это письмо до меня. К счастью, оно было написано такими же чернилами, какие были в моей авторучке, и на обычной бумаге. Да и почерк Стецюка не очень отличался от моего. Вот Дыбин и не заметил разницы, запомнил только содержание письма. А Вейцзеккер сличал мою заявку на взрывчатку уже с тем почерком, каким я переписал письмо Стецюка.

– Этот Вейцзеккер, видать, тип дотошный. И, вне всяких сомнений, послал он вас сюда не только с целью диверсии…

– Даже если у него не осталось больше сомнений, что я и Стецюк одно и то же лицо, ему, наверно, нужно проверить, чего я стою как подрывник и будущий руководитель школы диверсантов.

– Нужно, значит, сделать все возможное, чтобы убедить его в этом, – заключает Огинский, вставая из-за стола.

– А как? – пожимает плечами подполковник Бурсов. – Сами видите, какова ситуация.

А Огинский уже расхаживает по штабной комнате, отвергая идеи, слишком поспешно приходящие в голову: «Бурсов прав, конечно: такой мост за двое суток не восстановишь. Если же разрушить только один его пролет, немцам это покажется подозрительным… А что, если Азарову вернуться к Вейцзеккеру и сказать, что взорвать мост не было никакой возможности?… Нет, это тоже не годится! Во-первых, этим лишь усилишь его подозрительность, во-вторых, неизбежно снизишь цену Азарова как подрывника. Что же тогда еще?…»

– А какой дан вам срок для выполнения задания? – спрашивает он лейтенанта.

– Неделя. Но не больше. Это предел.

«Неделя… неделя, – торопливо думает Огинский. – Целых семь дней… Неужели так ничего и не придумаем за это время?»

– Ну ладно, товарищ Азаров, придумаем что-нибудь. А пока вам нужно познакомиться с офицерами разведотдела нашей армии и сообща с ними наметить объекты диверсий в немецком тылу. Если вам удастся зачислить в диверсионную школу кого-нибудь из партизан, вы многое сможете сделать.

– Если, например, взорвете железнодорожный мост через Бурную, ничего иного от вас и не потребуется, – уточняет подполковник Бурсов. – Очень бы содействовало это успеху наступательной операции, которую мы сейчас готовим. Взрыв этого моста отрезал бы отход главных сил противника, не дал бы возможности увести его бронепоезд и подвижной состав с военной техникой и награбленным имуществом.