Канарский грипп

У Брянова екнуло сердце: сынок попал в точку! Догадлив, весь в отца!

— Хорошо, — принял он. — Пусть будет Шварценеггер с бриллиантовыми мозгами. Вся загвоздка в том, что я на него не похож, верно?

И он рассказал сыну все, что знал на эту минуту и что предполагал…

Сан Саныч все выслушал, не дрогнув ни одним мускулом, ни разу испуганно не моргнув. Потом он стал сгребать ногами перед собой палую листву, сделал небольшую аккуратную кучку, придавил ее сверху своей кроссовкой сорок второго размера и, посмотрев на отца ясным взором, сказал:

— Ну, бать, это круто!

— Как оно, со стороны не заметно, что я свихнулся? — решил обезопасить себя Брянов.

— Я же сказал, бать, что не хочу считать себя сыном шизофреника, — наконец ухмыльнулся Сан Саныч. — Это ведь наследственное…

Брянов обнял сына за плечи, и так они посидели немного. Брянов не смущался, что у него сердце колотится от волнения и сын ощутит, как оно трепыхается у отца в груди.

И вот Сан Саныч огляделся по сторонам точно так же, как стал с недавних пор оглядываться его родитель.

— Бать, я тебе книжку принес, — сказал он шепотом отцу на ухо и достал из-за пазухи немецкую книгу по шахматам, пухленький томик в мягкой обложке.

Брянов полистал ее с видом большого знатока, хотя шахматы не мог терпеть с детства.

— Гипотеза подтвердилась, — не особенно удивившись, сообщил он. — Если я не был чемпионом мира по шахматам, то, значит, работал шпионом в Германии, а потом забыл про это.

— А все твои дневники? Их тоже могли сляпать твоим почерком. Фальшивка, — добавил свое предположение сын.

Вот тут Брянов впервые сильно испугался, но сумел быстро справиться с собой.

— Мне остается только надеяться, что ты у меня не фальшивка, — грустно признался он.

— Это, бать, мы им теперь докажем, — как раз вовремя поддержал отца сын, хотя этими же словами дал ему повод для новых опасений. — Если начинать, как ты задумал, то для начала надо свистнуть у них кассету из автоответчика. Это мне — раз плюнуть.

— Исключено.

— Почему? — по-детски обиделся Сан Саныч.

— Если это серьезная заморочка, то за ней стоят серьезные люди. Я не могу рисковать твоей жизнью…

Сан Саныч отстранился.

— Они перед тобой на дороге каждую пылинку сдувают, — пробурчал он. — И ты думаешь, что они после этого додумаются меня замочить?.. Это нелогично, бать! Но если ты хочешь, я пойду…

И он встрепенулся.

У Брянова защемило сердце. Мир грозил измениться опять — и в том мире Брянову совсем не оставалось места. Он успел удержать сына за локоть.

— Не горячись. Что ты предлагаешь?

Сын откинулся на скамейку, облегченно вздохнул и, запрокинув голову, стал смотреть в серые небеса над золотистыми облачками берез.

— Я предлагаю, — начал он, — взять ноги в руки и двинуть туда, в эту аптеку, прямо сейчас… У меня свободный день. Осмотримся на месте и решим. Только обязательно нужно взять с собой еще одного человека. На массовый расстрел они не пойдут.

— Ты все-таки решил взять заложника?

— Заложницу… Не бойся. «Свой парень» в доску. Надо действовать командой, бать. Это — верная стратегия. По одиночке они всех вас перебьют как комаров.

«Вот черт, я ведь у него на поводу! — с досадой подумал Брянов. — Что делать? Гнать?.. Поздно… По ходу найдется решение. Либо — у меня, либо — у ФСБ… Если за этим стоит ФСБ, а не марсиане».

Через полчаса Брянов остался погулять у дверей подъезда, а Сан Саныч пошел в неизвестный Брянову дом и вскоре вернулся с «заложницей» — худенькой светловолосой девчушкой, одетой в такую же кожаную куртку-«косуху». Стрижена она была под бобрик и только этим внешне сильно отличалась от Сан Саныча. Оба были ростом с Брянова.

Она неробко протянула руку:

— Лена.

Рукопожатие было волевым.

Брянов представил себе «наружное наблюдение», которое со стороны сейчас таращит на него глаза, и со злорадством подумал, что в Москве начинается невидимая война заморочек.

Брянову очень хотелось узнать, что Сан Саныч успел рассказать про отца своей девушке, но он крепился, а Сан Саныч тем временем по дороге стал важно рассуждать о деталях операции.

До метро оставалось метров триста, когда он заметил на углу машину такси.

— Так, быстро меняем план, — загорелся он. — Берем тачку!

И он рванулся к цели.

— У меня сегодня на тачку не хватит, — признался Брянов, прикинув, сколько «натикает» от Щелковки до Никольской.

— Батя, у меня сегодня хватит на все, — гордо сказал сын и с учетом обстоятельства, которое он держал за руку, добавил: — А завтра, бать, рассчитаемся.

— Куда вам? — спросил пожилой шофер.

— На Лубянку, — первым ответил Сан Саныч.

Брянов устроился на переднем сиденье.

— Да, времена изменились, — усмехнулся таксист, трогая с места. — Раньше торопились в другую сторону.

— Куда деваться, шеф? — прогундосил сзади Сан Саныч. — Мы там работаем.

Шофер мрачно взглянул на Брянова. Тот, насупив брови, погрозил в зеркальце. Сын сзади хитро подмигнул. Чуть качнувшись на повороте, Брянов нечаянно перехватил в зеркальце взгляд Лены… Серые глаза.

Серые глаза…

Брянов отстранился.

Город двигался, мелькал перед ним… Но он уже не видел ничего, кроме серых глаз.

Волна догоняет его, щекочет ступни…

Он целует сухие и властные губы, и губы сдаются…

Ему нравилось скользнуть языком по остренькому ряду зубов — до боли, почти до пореза — а потом сразу одолеть ее язык, совладать с ним…

Волна накатывает, шлепает по икрам.

Элиза совсем невесома. Он легко поднимает ее, отрывает от песка…

Нет, она сама вспархивает набегающей волной, крепко обхватывая его бока ногами.

Он опускается на колени.

Он бережно опрокидывает ее на сырую мягкую гладь песка… в ее светленьком платье с цветочками.

Новая волна еще сильнее, еще выше. С шумом она накатывает сзади, подхватывает за край платье и накрывает ее всю, накрывает ее лицо — и она с неистовым усилием отталкивается от песка, вырывается из струй воды, из пены и толкает его назад, опрокидывает, сжимая его бедрами так, что не вздохнуть, будто он сам глубоко под волной.

Элиза!

Горячая волна обожгла Брянова. Он едва не до крови прикусил губу.

Сан Саныч заметил неладное:

— Бать, тебе что, плохо?

Брянов вытер ладонью выступивший на лице пот, перевел дух.

— Хорошо, — хрипло ответил он. — Только не вовремя.

Еще раз переведя дух, он добавил:

— Вспомнил кое-что новенькое…

Ничего себе «новенькое»!

Он украдкой посмотрел на водитёля, потом — на свои колени, потом — вокруг: что там делается в Москве? Он знал, что произошло на Канарах, а вот о происшедшем в Москве надо было теперь вспоминать!.. Прибавилось хлопот в ГУМе: зайти в туалет и привести себя в порядок… Такого с ним не случалось с возраста Сан Саныча.

Когда-то он мечтал не раз и не два: вот так, посреди пустого пляжа, в волнах прибоя… Не сбылось. Не сошлось.

Теперь будто какой-то злой дух издевался над ним. Давал кредит. На какую плату намекал?..

Как там насчет души?..

Сан Саныч был прав: надо поднять в аптеке шухер, да такой — чтобы сразу попасть в каталажку! Может, тогда эти. засуетятся и объяснят ему, на каком он свете…

Сын остановил такси около «Детского мира».

— Разбежимся здесь, — предложил он. — Мы сразу двинем в ГУМ, а ты еще немного поплутай. В ГУМе мы пересечемся в дверях ровно через сорок пять минут. Давай сверим шестеренки… Значит, так. Ты входишь — мы выходим. Мы незаметно передаем тебе чистые кассеты. Потом ты присматриваешь себе костюмчик, можешь померить… а потом идешь в аптеку. Мы идем следом. Заодно смотрим, нет ли за тобой «хвоста». Дальше — по обстоятельствам.

По деликатному и неотложному делу Брянов забежал прямо в «Детский мир». Ассоциация получилась довольно пошлой, и Брянов брезгливо усмехнулся.

Затем до окончания срока он бродил среди толп занятого народа, вдохновленного московским оживлением, почти ничего не замечая вокруг.