Печать тернового венца

В сей бурлящей атмосфере и начался новый конклав. В тот день, когда кардиналы (те из них, что еще остались на свободе и в живых) прошествовали в Сикстинскую капеллу, Элька вернулась в Гамбург. Она забрала у Йохана Пилярски встретившую ее радостным мяуканьем Ангелу Меркель (поправившуюся на полкило) и отправилась к себе домой.

Брютнер полностью признал свое поражение, Эльку реабилитировали, а ее знакомство с самим Гансом-Петером Плёгером заставило шефа трепетать. Брютнер сделал вид, что извинился перед Элькой, а Элька сделала вид, что приняла извинения.

Едва комиссарша переступила порог своей бармбекской квартиры, как зазвонил телефон. На проводе была матушка, которая так и фонтанировала похвалами в адрес Эльки. Шрепп была рада звонку родителей, даже несмотря на то что отец, выхвативший у фрау Шрепп телефонную трубку, как палочку эстафеты, снова завел разговор о том, что дочке пора выходить замуж и рожать детей. Элька пообещала, что через пару недель заглянет в Шлезвиг-Гольштейн.

Включив телевизор (по всем основным каналам шла прямая трансляция из Рима), Элька прилегла с Ангелой Меркель на кушетку. Кошка растянулась на животе хозяйки и мгновенно захрапела. Элька была чрезвычайно довольна, что оказалась дома.

Снова зазвонил телефон, и комиссарша со вздохом сняла трубку. Наверняка матушка или отец что-то забыли или решили познакомить ее с новым женихом (банкир Тобиас, похоже, остался в прошлом!). Похоже, они никогда так и не смирятся с тем, что она – лесбиянка. Ну что ж поделать, родителей не выбирают...

– Элька? – услышала она голос, который моментально заставил сердце комиссарши забиться быстрее. Она даже подскочила с кушетки, что весьма не понравилось Ангеле Меркель, тотчас выпустившей когти.

– Габи! – прошептала комиссарша.

Она ее не забыла!

Пауза. Немые вопросы. Биение двух сердец.

– Я пыталась дозвониться до тебя, – произнесла Габи, – но все время нарывалась на автоответчик. А затем прочитала о твоих приключениях в газетах.

Биение двух сердец. Пауза. Немые вопросы.

– Ты разрешишь пригласить тебя на дискотеку? – услышала Элька голос Габи и зажмурилась: вот оно, женское счастье!

– Ну конечно, – хрипло ответила комиссарша. – Знаешь, я ведь все это время думала о тебе...

И, продолжая болтать по телефону, она вышла из комнаты. Комиссарша, увлеченная разговором с Габи, и не заметила, что на экране телевизора из тонкой трубы над Сикстинской капеллой повалил густой белый дым и зазвонили колокола собора Святого Петра. Комментатор тараторил:

– Небывалый случай! Этот год, как и год 1276-й, войдет в историю церкви как «год четырех пап». Судя по тому чрезвычайно короткому временному промежутку, который кардиналы пробыли под ключом, конклав избрал нового папу в первом же туре! Напомню, что самый быстротечный конклав прошедшего столетия состоялся в 1939 году, когда статс-секретарь Эудженио Пачелли в день своего шестьдесят третьего рождения был избран папой в третьем, по другим сведениям – даже во втором туре и принял имя Пия Двенадцатого. Одно могу сказать вам, дамы и господа, точно: папой в этот раз стал не статс-секретарь, ибо бывший статс-секретарь, кардинал Кеннеди, находится сейчас под следствием. Но тогда кто же?

Сорок минут спустя (Элька все еще говорила по телефону, так увлеченная Габи, что и не узнала благую весть – хабемус папам!) на балконе собора Святого Петра появился чилийский кардинал Хуан-Теренцио Чурро Дуартес, уже объявлявший имя нового папы всего несколько недель назад.

Он обвел взглядом заполненную паломниками и туристами площадь (людей было не только не меньше, но даже больше, чем в прошлый раз: скандал только подхлестнул интерес к Ватикану) и провозгласил:

– Ploeger!

Радостные крики и овации длились не меньше десяти минут, и кардиналу стоило огромных трудов успокоить толпу, чтобы сообщить:

– Qui sibi imposuit Nomen Paulus VII!

И новый папа, Павел Седьмой, в бытность свою кардинал Ганс-Петер Плёгер, показался на балконе и, воздев к небу руки, улыбнулся. А затем произнес:

– Господа кардиналы избрали меня, скромного виноградаря на ниве Господней, новым понтификом. Сим клянусь я, что положу живот свой на служение матери нашей возлюбленной – святой Римской апостолической церкви и торжеству справедливости, невзирая ни на какие препоны!

Падре Фелиппе Ортега

Избрание новым папой кардинала Плёгера не стало для меня неожиданностью – это было логическое следствие из всего, что произошло. Мой бедный брат Антонио умер, церкви были нанесены тяжкие раны, и требовался человек, обладающий не только опытом и авторитетом, но, с учетом кошмарных событий, и безупречной репутацией, и незыблемыми моральными качествами.

Таковым был только кардинал Ганс-Петер Плёгер, принявший имя Павла Седьмого.

Святой отец предложил мне остаться при нем в качестве личного секретаря, но Рим угнетающе действовал на меня. Я нижайше испросил разрешения отправиться обратно в Южную Америку, и папа Павел дозволил мне следовать велению души.

Тем теплым днем в конце сентября мы прогуливались по ватиканским садам, поражавшим даже после окончания лета яркими цветочными клумбами. Остановившись около одной из них, где растения составляли герб Ватикана – два ключа, золотой и серебряный, а над ними – тиара, папа Павел произнес:

– Я знаю, что вы еще вернетесь в Рим, Фелиппе.

– Святой отец, я намерен провести в моем провинциальном приходе остаток дней своих, – не удержался и возразил я.

Папа чуть улыбнулся и заметил:

– Вы же знаете, что пути Господни неисповедимы, Фелиппе. Не забывайте о ватиканском правиле: не сопротивляйтесь воле Его. Церковь никогда не забудет того благодеяния, которое вы оказали ей. Никогда!

Его святейшество только что вернулся с пресс-конференции, которую он давал в одном из салонов Апостолического дворца. Павел Седьмой стал первым папой, который согласился ответить на вопросы журналистов в режиме пресс-конференции. Святой отец пообещал, что следующим летом восемь лабораторий получат возможность провести радиоуглеродный анализ Туринской плащаницы, а после вынесения вердикта семь независимых команд ученых и медиков смогут детально изучить эту драгоценную реликвию, чтобы установить раз и навсегда истину касательно того, кто был в нее завернут.

– Фелиппе, я возвел вас в кардинальское звание, – как бы между прочим сообщил папа Павел, и я остановился на тропинке, походя, верно, на жену Лота, обратившуюся в соляной столб. Понтифик обернулся и, лукаво взглянув на меня из-под белой шапочки, идеально сидевшей на его густых седых волосах, пояснил: – Я сделал это in petto [16] и пока что не собираюсь сообщать консистории об этом назначении. Но, Фелиппе, оглашение моего решения произойдет в любом случае до того, как Господь призовет меня к себе, я ведь не хочу, чтобы ваше назначение было признано недействительным.

Я пал на колени и прикоснулся губами к «перстню рыбака». Папа сказал:

– Прошу вас, Фелиппе, поднимитесь с колен! Вы заслужили это звание как никто другой. Могу ли я забыть, что именно вы надоумили меня на конклаве снять свою кандидатуру и тем самым сделаться для убийц неинтересным: они ведь устраняли только потенциальных папабилей. И вы же предложили сделать папой вашего брата в надежде, что он, не наделенный большим интеллектом, будет послушной марионеткой в ваших и, соответственно, в моих руках. Тут мы просчитались, ваш брат, прочитав бумаги профессора Сикорского, решил использовать полученную информацию для своих целей, предав ее огласке. Таким образом он рассчитывал немедленно прославиться и стать третьим папой, прозванным «Великим». Но мы, скромные слуги Господа, допустить этого никак не могли – и папе Льву пришлось немедленно умереть. Вы нужны именно здесь, в Ватикане, и не в качестве простого прелата, а князя церкви. Понимаю, что после кончины бедного папы Льва вам надо прийти в себя, и я даю вам ровно год. А потом вы вернетесь в Ватикан – вас ждет восхождение к вершинам власти, Фелиппе!