Почтальон всегда звонит дважды. Двойная страховка. Серенада. Растратчик. Бабочка. Рассказы

В общем, когда пару недель спустя мне позвонила его жена и попросила о встрече, не могу сказать, чтобы я очень обрадовался. Во-первых, мне показалось странным, что она хочет встретиться со мной не в банке, а у меня дома, ну и, во-вторых, не так приходят добрые вести. Но была еще и третья причина: если она задержится, я мог опоздать на матч «Легиона», а это не входило в мои планы на вечер. Однако веского повода, чтобы отказать ей, у меня не было, и я согласился ее принять. Сэм, мой слуга-филиппинец, уже ушел, поэтому я сам приготовил поднос с бокалами, — я подумал, что если она такая же праведница, как и ее муж, то, увидев бокалы, не захочет задерживаться дольше необходимого.

Однако поднос с бокалами не произвел на нее никакого впечатления. Она выглядела значительно моложе мужа. На вид ей было около двадцати пяти. Глаза — голубые, волосы — каштановые, и точеная фигура, от которой трудно было оторвать взгляд. Роста она была среднего, но так сложена, что казалась миниатюрной. Не знаю, было ли ее лицо действительно привлекательным, может, и нет, но в том, как она смотрела на вас, было что-то не позволяющее сомневаться в этом. Зубы у нее были крупные и белые, а губы слишком пухлые. Они придавали ей немного надутое выражение. Лицо казалось непроницаемым, но одна бровь во время разговора слегка приподнималась, и это работало лучше, чем обычное дамское кокетство.

Все это я отметил в ней, потому что ожидал увидеть меньше всего. Я принял от нее пальто и провел в гостиную. Она села у камина, достала сигарету, постучала кончиком сигареты по ногтю и начала осматриваться. Когда ее взгляд упал на поднос с бокалами, она раскуривала сигарету. Кольца дыма вились возле глаз.

Она кивнула:

— Не откажусь.

Я рассмеялся и налил ей. Этим было сказано все. Целый час болтовни не сблизил бы нас больше. Она задала несколько вопросов. Главным образом ее интересовало, не тот ли я Дейв Беннет, который играл полузащитником за футбольную команду университета, и, когда я ответил, что тот самый, она спросила, сколько мне лет. Она была на год младше меня. По ее словам, ей было тридцать два года. Мне — тридцать три. Правда, потом она рассказала, как в двенадцать лет видела игру, где я, перехватив мяч, рванул к воротам, а это возвращало ей те двадцать пять, о которых я подумал вначале. Она пригубила бокал. Я подложил в огонь полено. Я больше не торопился на матч.

Она осушила бокал, поставила его и отрицательно покачала головой, когда я попытался налить ей еще.

— Теперь о деле.

— Довольно унылое начало.

— Боюсь, у меня дурная новость.

— Какая?

— Чарльз болен.

— У него не очень цветущий вид.

— Ему нужна операция.

— Что с ним? Если, конечно, об этом можно…

— Можно, но интересного мало. У Чарльза язва двенадцатиперстной кишки. Он довел себя, вернее, свой желудок, изматывающим режимом. Он отказывался от перерывов на обед и от всего, что полагается в таких случаях. И вот к чему это привело. Положение серьезное. Если бы он хоть немного следил за своим здоровьем. Это же совсем не трудно. Но он запустил болезнь, и теперь, если ничего не предпринять… в общем, все может очень плохо кончиться. Я знаю, о чем говорю. Сегодня я получила результаты обследования, которое Чарльз прошел. Там сказано, что, если ему срочно не сделать операцию, велика вероятность, что он умрет в течение месяца. У него вот-вот произойдет прободение.

— И в чем проблема?

— Не все так просто.

— Сколько?

— Нет, что вы, дело не в деньгах. С этим все в порядке. У мужа есть страховка, из тех, в которых предусмотрено все. Это же Чарльз.

— Тогда не совсем понимаю вас.

— Я никак не могу убедить мужа лечь на операцию. Наверное, это проще было бы сделать, если бы я показала ему то, что получила от врачей. Но я не хочу пугать его больше, чем следует. Понимаете, Чарльз так увлечен своей работой, так фанатично предан ей, что наверняка откажется оставить ее даже на день. Он уверен, что все его клиенты, эти рабочие, у которых имеются счета в банке, и шагу не ступят без него, если он не будет возиться с ними точно с малыми детьми, заставлять выплачивать за дома и все такое. Я знаю, со стороны ситуация может показаться смешной. Но для меня это слишком серьезно. Чарльз не оставит работу.

— Вы хотите, чтобы я поговорил с ним?

— Да, но это не все. Думаю, если бы Чарльз знал, что его работа будет вестись так, как он считает нужным, а место останется за ним, когда он выпишется из больницы, его легче будет уговорить. Именно за этим я и пришла. Может, вы позволите мне подменить Чарльза в его отсутствие?

— Вообще-то… Это довольно сложная работа.

— Нет, что вы. Во всяком случае, не для меня. Видите ли, я не только в курсе всех дел мужа. Я знаю его клиентов и то, как он вытягивает из них взносы. К тому же раньше я работала в банке. Там мы и познакомились. Я действительно справлюсь. Но конечно, если вы ничего не имеете против такой семейственности на службе.

Я обдумывал ее предложение какое-то время или пытался это сделать. Я искал доводы против и не находил ни одного. Наоборот, мне было выгодно, чтобы она подменила Брента, если ему и впрямь нужно ложиться в больницу. Ведь тогда мне не придется в его отсутствие ломать голову, кем из оставшихся троих служащих отделения его подменить. К тому же это не вызовет ненужных надежд на повышение, а оно наверняка не продлится долго. Но, сказать по правде, был и другой довод: я мог бы видеться с ней следующие несколько недель. А что в этом плохого? Мне с самого начала понравилась эта женщина. Я находил ее весьма привлекательной.

— Ну что ж, полагаю, возражений не будет.

— Вы хотите сказать, я получу это место?

— Да, конечно.

— Фу, гора с плеч. Ненавижу просить работу.

— А как насчет того, чтобы выпить?

— Нет, спасибо. А впрочем, если чуть-чуть.

Я наполнил ее бокал. Мы поговорили о ее муже: я упомянул, что он своей работой обратил на себя внимание в головном отделении, и это явно ей понравилось. Но затем я внезапно переключил разговор на нее.

— Расскажите лучше о себе.

— Мне кажется, я уже все рассказала.

— Да, но мне хотелось бы знать больше.

— К сожалению, рассказывать мне нечего. Ничего особенного я собой не представляю. Дайте подумать. Родилась в Принстоне, штат Нью-Йорк. Родители долго не могли договориться, как меня назвать. Наконец, когда они обнаружили, что мои волосы становятся рыжими, они назвали меня Шейлой, потому что это звучит по-ирландски. Потом, когда мне было десять лет, семья переехала в Калифорнию. Отец получил назначение на кафедру истории в Лос-Анджелесский университет.

— А кто ваш отец?

— Генри Уильям Роллинсон.

— Я слышал о нем.

— Доктор Роллинсон — для вас, а для меня — просто Хэнк. Что еще?.. Школа. Я была первой ученицей в выпускном классе и просто обязана была поступать в колледж, но вместо этого пошла работать. Устроилась в отделение банка на Анита-авеню. Откликнулась на объявление в газете. Соврала, будто мне восемнадцать, хотя мне было только шестнадцать. Проработала три года. Каждый год получала прибавку к жалованью в доллар. Потом Чарльз стал ухаживать за мной и я вышла за него замуж.

— Пожалуйста, расскажите поподробнее.

— Такое ведь случается, разве нет?

— Простите, меня это, конечно, не касается. Ладно, не важно.

— Вы считаете, мы разные?

— Немного.

— Это было так давно. Я говорила, мне было девятнадцать. В этом возрасте многое видится в розовых тонах. В юности все влюбчивы.

— И вы по-прежнему?..

Эти слова вырвались непроизвольно, голос у меня дрогнул. Она осушила бокал и поднялась.

— Так, что же еще интересного в моей маленькой биографии? У меня двое детей — две девочки. Одной пять, другой три годика, и обе прелестны… Еще я пою в женском хоре «Эвридика», у меня контральто… Вот, пожалуй, и все. А теперь мне пора.

— Где вы припарковали свою машину?

— Я приехала на автобусе.