Семь минут

Барретт был готов к этому и заготовил другие вопросы.

— Мистер Леру, давайте еще раз вернемся к самой книге, к «Семи минутам». Вы сообщили суду, что через много лет продали права на ее издание другому. Вы не помните его имя?

Протест Дункана не дал Леру ответить. Барретт потребовал совещания с судьей. Оно продолжалось недолго. Майк объяснил, что задал этот вопрос с целью проверить честность ключевого свидетеля обвинения. Выслушав обоих адвокатов, Апшо отклонил протест Дункана и предложил Барретту продолжить перекрестный допрос.

Барретт повторил вопрос:

— Вы продали права на «Семь минут» другому издателю. Вы помните его имя?

— Не помню, — ответил Леру.

— Может, мне удастся освежить вашу память. Не звали ли издателя, которому вы продали права, Норманом С. Квондтом, которого судили в Нью-Йорке за распространение крутой порнографии?

— Квондт? Кажется, да. Спасибо.

— Почему вы продали право на издание «Семи минут»?

— Я уже рассказал о причинах. Я боялся, что книга оказывает на людей разрушительное воздействие, и поэтому хотел избавиться от нее. Я с радостью продал ее.

— Однако, мистер Леру, вас совсем не беспокоило, что, продав права на нее, вы тем самым как бы воскрешаете так называемое разрушительное воздействие?

— Нет, меня это не беспокоило. Я был полностью уверен, что Квондт никогда не издаст «Семь минут». В конце концов я подумал, что он просто заплатит меньше налогов. Я продал «Семь минут», чтобы убить книгу… и спасти себя.

— И у вас не было других причин для ее продажи?

— Абсолютно никаких.

— Понятно. А когда вы решили закрыть «Этуаль-пресс»?

— Четыре года назад.

— Почему?

— По той же самой причине, по которой продал «Семь минут». Я в конце концов увидел зло, которое причиняет порнография, и мне захотелось порвать все связи с ней и начать новую жизнь.

— Это было вашей единственной целью?

— Да.

— Ну что же… — Барретт подошел к столу секретаря суда, нашел нужную папку с вещественными доказательствами и вернулся к свидетелю. — Я нашел интервью, которое вы дали журналу «Экспресс». У меня два экземпляра. Вы можете проверять по одному, пока я буду переводить другой. Если я буду переводить неточно, пожалуйста, остановите меня и поправьте. — Он протянул Леру одну вырезку и посмотрел на вторую. — В этом интервью репортер спросил вас, почему вы прекратили издавать порнографию. Вот ваш ответ: «По той же самой причине, по которой сейчас стало меньше проституток. Секс в наши дни превратился для всех в слишком доступную вещь. Если его можно легко достать, зачем тогда платить за него?» Дальше, мистер Леру. «В прежние годы было столько цензуры, столько запрещенных материалов, что мы владели целым рынком запрещенных книг. Сейчас же почти все издательства издают свободно то, что раньше было запрещено. Они отняли у нас рынок, который в былые времена принадлежал исключительно „Обелиск-пресс“, „Олимпия-пресс“, „Этуаль-пресс“. Я перестал издавать порнографию, потому что лишился своей аудитории». — Барретт поднял голову. — Вы признаете, что говорили это?

Леру надул губы и, помедлив, ответил:

— Я признаю, что давал это интервью и что оно появилось в прессе, но я не признаю, что меня процитировали точно.

— Вы полностью отказываетесь от своих слов?

— Нет, не полностью. Я только возражаю против неточностей, упущений, специального подчеркивания определенных мест. Да, я мог признать, что одной из несущественных причин, вызвавших закрытие «Этуаль-пресс», была современная половая разнузданность, но хочу еще раз подчеркнуть, что это был второстепенный фактор. Об основной причине закрытия издательства я уже сказал. Я увидел опасность порнографии, повзрослел, стал больше понимать и не захотел причинять вред людям.

— Прекрасно и очень похвально, — согласился Майк Барретт. — А сейчас взгляните на два последних абзаца этого интервью. В них говорится о Морисе Жиродиасе, сыне Джека Кахана, основателя «Обелиск-пресс». Жиродиас там назван владельцем «Олимпия-пресс» и вашим конкурентом. Нашли?

— Да.

— Репортер напомнил вам слова Жиродиаса, который так защищал свою профессию: «Непристойность и порнография — отвратительные фантомы, которые исчезнут с утренним светом, когда мы реабилитируем секс и эротику. Следует признать, что любовь и страсть несут в себе положительный заряд, а не отрицательный. Нужно, в конце концов, согласиться, что желание является источником всех положительных поступков в нашей жизни, и перестать противопоставлять его естественному инстинкту и каждому действию, которое приносит удовлетворение. Этого можно достигнуть только с помощью серии психических шоков». — Барретт сделал паузу. — Репортер пишет, что прочитал вам эти слова Жиродиаса и попросил вас прокомментировать их. И вот ваш ответ. «Согласен. Полностью поддерживаю месье Жиродиаса. Людей, которые издают порнографию и непристойности, нужно уважать и почитать. Мы разрушаем табу. Мы учим людей, что любовь и страсть — одно и то же. Мы делаем секс здоровым и целебным». — Барретт поднял голову. — Вы говорили эти слова, мистер Леру? Да или нет?

— То, что здесь напечатано, ведет к неправильным выводам.

— Вы можете дать односложный ответ? Вы говорили эти слова: да или нет?

— Да, но…

— Спасибо, мистер Леру.

— …но для того, чтобы защитить ту порнографию, которая является настоящей литературой, а не мерзость и грязь вроде «Семи минут»!

Барретт сначала захотел обратить внимание судьи на недопустимое поведение свидетеля, но потом передумал. Некоторым присяжным любой протест, касающийся поведения свидетеля, может показаться его запугиванием. Барретт задумался над тем, стоит ли продолжать перекрестный допрос. Он знал, что заработал несколько очков. Возможно, Леру принес обвинению больше очков, но все же в умах трех-четырех присяжных он мог посеять семена сомнения. Продолжение допроса такого воинственного и враждебно настроенного свидетеля могло привести к катастрофе.

Просмотрев бумаги, Барретт бросил взгляд на своего партнера. На лице Зелкина читалась тревога.

Красный свет.

Стоп.

Он посмотрел на свидетеля.

— Спасибо, мистер Леру. — Потом обратился к судье: — У защиты больше нет вопросов, ваша честь.

Майк Барретт устало вернулся на свое место.

— Я сделал все, что мог, — сообщил он Зелкину. — Я попробовал, но они уже развесили на Джадвее таблички с надписями «Прохода нет». Чего мы добились?

— Короткого перерыва, вот чего. — Эйб Зелкин отвел глаза.

Во время перерыва мрачное подозрение, родившееся у Майка Барретта ранее, подтвердилось.

Барретт, Зелкин, Фремонт и присоединившийся к ним Фил Сэнфорд сидели в отдельном кабинете на шестом этаже Дворца правосудия. Сэнфорд включил на полную громкость свой переносной телевизор, и экран заполнило лицо Кристиана Леру.

— Они проводят где-то в здании пресс-конференцию, — объяснил Сэнфорд. — Ее устроила миссис Сент-Клер из ОБЗПЖ. Она собрала репортеров со всего света, и сейчас они обстреливают вопросами Леру. Сент-Клер представила Леру и начала пресс-конференцию с заявления, что, раз Кристиан Леру закончил давать показания в зале суда, он свободен и может отвечать на вопросы за его пределами, хотя и не может обсуждать свои показания до тех пор, пока не будет вынесено решение. Сейчас он…

— Давайте посмотрим сами, — предложил Барретт и подвинул стул к телевизору.

Красноречивый Кристиан Леру, купаясь в лучах всеобщего внимания, отвечал на очередной вопрос.

— Нет, мне не разрешили рассказать о смерти Джадвея в суде, — говорил французский издатель, — но я был готов и хотел рассказать все до мельчайших подробностей. Я узнал о них от любовницы Джадвея, мисс Касси Макгро. Хотите знать, что послужило причиной смерти Джадвея? Я вам скажу. В конце концов его убили «Семь минут». Его семья в Новой Англии не знала, что он написал книгу. Первой узнала о «Семи минутах» старшая из двух сестер Джадвея, который сдуру послал ей экземпляр. Если верить словам мисс Макгро, он не хотел, чтобы его сестра умерла старой девой, и решил подарить образчик своей «новой свободы», чтобы она восстала. Должен сказать, Джадвей вдохновил ее на восстание. «Семь минут» так ее потрясли, что девушка начала пить и гулять с мужчинами. Скоро она превратилась в хроническую алкоголичку и проститутку. Мне известно только, какое влияние книга оказала на старшую сестру. Отец Джадвея узнал о «Семи минутах», потом церковь осудила и запретила книгу. После отлучения Джадвея от церкви старик так переживал позор, что заболел и умер. Мисс Макгро рассказала, что дочь одного из самых близких друзей Джадвея, совсем еще юная и впечатлительная девушка, достала «Семь минут», и книга оказала на нее сильное влияние. Она последовала примеру героини книги и стала на пагубный путь.