След нумизмата

"Держись, Федька! Держись, Андреич!" -- эта мысль вместе с пульсом непрерывно билась в голове следователя. Он был уже близко, когда резко и оглушительно прогремела автоматная очередь. После нее наступила тишина, а затем взревел двигатель автомобиля. Выскочив из-за угла дома, Ефимов сразу увидел на асфальте три неподвижных тела. Метрах в тридцати от него под аркой проходного двора горели габаритные огни машины. Она уже трогалась, когда Ефимов, упав на одно колено, поднял двумя руками пистолет, поймал на мушку темный силуэт и всадил в него всю обойму. Он был уверен, что попал, но машина все-таки проскочила проходной двор и исчезла за поворотом. Ефимов скрипнул зубами и побежал назад, туда, где лежало на земле маленькое тело Макеева.

Было темно, и лишь опустившись на колени, Ефимов понял, что произошло. Те двое, что попытались зажать оперативника в проходном дворе, не имели никаких шансов. Все их выстрелы пришлись в бронежилет, Федор же стрелял точно. Когда упал и второй киллер, Макеев подбежал к нему, склонился над телом, но предательская очередь сзади, из темноты подъезда, пришлась точно в затылок....

Когда приехала первая патрульная машина, Ефимов по-прежнему стоял на коленях над телом оперативника и рыдал так, как не плакал никогда в жизни.

Один из бандитов умер на месте, второй -- по пути в больницу. Оба оказались местными, из бывшей гвардии Чалого. Машину нашли под утро в овраге на окраине. Она оказалась краденой. Ефимов все-таки в кого-то попал: заднее сиденье оказалось густо залито кровью, но в больницы области никто с огнестрельными ранами не поступал.

Смерть Макеева невольно сыграла на руку Нумизмату. В хлопотах по поиску убийц оперативника все невольно забыли о последней его удаче в больнице. Лишь вечером тринадцатого числа в Москву ушло сообщение о том, что с большой долей вероятности следующей жертвой Михаила Силина может стать финансовый магнат Виктор Балашов. 10. ПРИВИДЕНИЕ В НОВОМ ДОМЕ.

Несмотря на мягкую постель и уют, спал Силин плохо, опять снилась какая то дрянь, что-то томительно-тревожное, с кровью и трупами. С Надей он попрощался довольно сухо, что явно обескуражило женщину. Но Нумизмат не обратил на это никакого внимания. Все мысли его были заняты предстоящим днем, самым важным и решающим в его московской эпопее.

В половине восьмого утра у Казанского вокзала его подобрал Паршин. Взглянув на осунувшееся, с большими мешками под глазами лицо Силина, он засмеялся и спросил:

-- Что, подруга всю ночь не давала спать? За этим, поди, и вызывала?

-- Да нет, -- нехотя отозвался Нумизмат, пытаясь на ходу придумать что-нибудь правдоподобное. -- С отцом до полуночи воевал, потом до до двух с бабой ругался.

-- Чего это так?

-- Да деньги ей нужны. Будто ты их породу не знаешь.

-- Это верно. Вот я мог спокойно работать на стройке, с девяти до пяти, с положенными выходными и отпусками. Так нет, моя давай меня шпынять: вон тот уже глава фирмы, тот банкир. Пришлось идти искать, где больше платят.

-- И что, хорошо получается?

-- Ничего, но хлопот столько! А теперь жена недовольна, что меня дома не бывает. На них не угодишь. А то, что я с этой "мадам" язву себе уже заработал, ее не колышет...

Так за разговорами они добрались до Зубовки. Уже выйдя из машины, Силин спросил прораба:

-- Слушай, а этим дизайнерам рабочий на подхвате не нужен?

Паршин пожал плечами:

-- Не знаю, их и так там целая банда. Но я спрошу.

И в этот день бригада работала с подъемом и огоньком. Силину даже показалось, что Сергунчик уже пьян, и это изрядно озадачило не только его, но и рыжего бригадира.

-- Ты где нажрался-то? -- спросил Шалим веселого мужичка за обедом.

-- Я? Да ты что, Шалим? Я как стекло, -- противно подхихикивая, ответил сияющий от удовольствия Сергунчик.

Разборку остановил приход прораба. Паршин сиял не меньше пьяного Сергунчика.

-- Везучие вы однако, мужики! Наша мадам на три дня укатила в Питер. Так что завтра дом будут принимать только архитектор и дизайнер. Ясно?

-- Ура! -- с пьяным восторгом заорал Сергунчик, остальные засмеялись уже глядя на него. Повеселел даже хмурый последнее время Шалим.

-- Ну что ж, доделываем фонтан, увозим остатки мусора, наш вагончик и часов в восемь вечера отбываем на вокзал. Сдашь дом без нас, Васильич?

Прораб только ухмыльнулся и успокоительно махнул рукой.

-- Э-э, а деньги! -- внезапно вспомнил Сергунчик.

-- Зачем тебе деньги? Ты вон и без них сыт и пьян. Где только бухало нашел? -- снова удивился бригадир.

-- Да он щелочный лак отмутил. У нас оставалась одна баклажка, помнишь? Вот. Он соли туда насыпал, помешал, и готово. Вся дрянь на стенки осела, а спирт сверху, -- со смехом поведал Ренат. -- Он и мне предлагал.

-- Выкинь эту дрянь, а то сдохнет еще, нам третий труп не нужен. Да и тащить его на себе на вокзал радости мало. Хорошо, Ренат?

-- Ладно, сделаю, -- спокойно согласился татарин.

Сергунчик было дернулся к выходу, но его тормознули сразу несколько рук и под общий хохот усадили на место.

-- Куда, на место!

Во время этого веселого хоровода Силин сидел с застывшей улыбкой на лице, но не сказал ни слова. Безысходность, как часто случалось последнее время, подкатила к горлу удушьем. Он никак не мог найти способ остаться в доме и довершить начатую работу. Мысль его билась словно загнанный в клетку зверь. Временами ему хотелось только одного -- достать пистолет и стрелять, стрелять по этим довольным, радостным рожам...

Как обычно, решение пришло неожиданно и вроде бы из совершеннейшей мелочи. Зайдя в кабинет к Паршину по пустяковому вопросу, Силин с удивлением увидел висевший на плечиках дорогой парадный костюм-тройку серого цвета.

-- Продаешь, что ли, Васильич? -- в шутку спросил Михаил.

-- Что? А, это! Нет, это жена меня на какую-то оперную звезду тянет. Толстая такая баба, испанка. Концерт в восемь, так что поеду прямо отсюда, -пояснил Паршин, оторвавшись от бумаг.

В шесть часов вечера он собрал всю бригаду и торжественно раздал деньги. Бледно-зеленые купюры привели строителей в состояние телячьего восторга. Сияли все, даже обычно хмурый Шалим и неразговорчивый Мирон.