Медная радуга (ЛП)

- Вы считаете, мы должны были сказать об этом полиции?

- Это должны сделать вы.

- Хорошо, если вы так считаете. Но мне кажется, будет лучше, если это сделает Уолтер.

- Главное, чтобы кто-то это сказал. Куда вы направились, оставив в квартире Джонатана с Вайсом?

- К парикмахеру. Я была записана на половину второго и в половине четвертого освободилась. Это вы хотели узнать?

- Да, - подтвердил я. - Где в это время был Уолтер? Они с Эймсом показали, что покинули квартиру около двенадцати, не так ли?

- Он поехал в Нортчестер двенадцатичасовым поездом с вокзала Грейт Централ. И провел там всю вторую половину дня. Он был там, пока не нашли Джонатана. - Ее голос поднялся, слова полились быстрее. - Дядя Джордж был в своем клубе. Миссис Редфорд приходила и не могла войти. Где были ещё сто тридцать родственников, я не знаю. Во всяком случае, дворецкий был в Нортчестере.

Тем временем её голос достиг самой высокой ноты, дыхание стало прерываться, грудь вздымалась. Она жадно затянулась своей сигаретой.

- Оставьте нас в покое, мистер Форчун. Для семьи это было ужасным потрясением. Такая бессмысленная смерть такого человека как Джонатан. Исчезните вместе с вашими отвратительными вопросами! Неужели вы не понимаете, как это ужасно для семьи?

- Это ещё более ужасно для Сэмми Вайса.

- Он убил человека. Из корысти.

- Возможно, - только и ответил я.

- Никого другого там не было! Вы думаете, полиция это не проверила?

- А как насчет Пола Барона?

- Лучше спросите его самого!

- Вы знаете, где мне его найти?

- Нет! То есть, я встречала его в разных местах. В это время. . . Она прикусила губу. - У него квартира на Университет-плаза. Я однажды встретила его там в это время.

Она дала мне точный адрес. Я поднялся.

- Все же я охотно поговорил бы с Уолтером.

- Я скажу ему об этом.

Она снова полностью взяла себя в руки и стала спокойной и холодной. По пути к выходу я поднял синий жакет, лежавший на полу у двери, и подал ей. Когда она брала его, наши руки соприкоснулись. И я сразу ощутил дрожь ниже пояса, безошибочный признак того, что некая женщина обладает способностью показаться вдруг нестерпимо желанной. Я заметил, что она ощутила то же самое. Она напряглась, ноздри её вздулись. Я улыбнулся. Она снова расслабилась, но теперь её глаза смотрели мрачно и неприязненно. Я ушел.

До Университет-плаза было недалеко, так что я пошел пешком. На улицах было холодно и тихо, и морозный снег хрустел под моими ногами. Я думал о Сэмми Вайсе, которому просто необходимо было представлять себя большим человеком, утверждавшим, что двадцать пять тысяч долларов, которые он забрал, принадлежали ему. У меня было подсознательное чувство, что Вайс удрал не только из-за обвинения в убийстве, но и ради двадцати пяти тысяч, которые, очевидно, принадлежали Полу Барону.

Жилой дом на Университет-плаза был высок и ярко освещен. Я нашел квартиру, которую указала мне Дидра Фаллон, но звонил тщетно. Дверной замок был шедевром технической мысли. Я не смог бы его открыть, даже если бы захотел. Я позвонил ещё несколько раз, но никто так и не открыл. Пришлось спуститься вниз и шагать через улицу к станции метро.

На платформе я стоял довольно далеко, чтобы избежать сутолоки. Я хотел ещё раз приняться за Джорджа Эймса. Слишком уж быстро он вызвал полицию, чтобы исключить меня из игры. Так как это не вышло, мне хотелось снова попытаться найти Вайса. У меня были основания думать, что по пятам за Вайсом гнались не только полиция, но и Барон. Барон мог быть для него опаснее. . .

И тут я повис в воздухе и рухнул.

Рухнул на рельсы метро, хватаясь за воздух. Перед падением на рельсы я напрягся и тут же услышал шум приближающегося поезда. Затем мне показалось, что время остановилось и повернуло вспять, прошлое, настоящее и будущее спрессовались в одно-единственное мгновение.

Я слышал поезд и одновременно все ещё чувствовал толчок.

На долю секунды увидел я стройного мужчину в светлосером, с красивым лицом, который торопливо отвернулся и ушел.

И я подумал: он меня убил.

Я падал, и видел человека в сером, и слышал поезд, и знал, что я умер, и видел поезд, мчавшийся на меня, - все в единое мгновение.

Я ударился о рельсы и обостренным сознанием постиг, что я не умер, потому что рядом находилась железнодорожная станция Астор-плейс, где часто проходят пассажирские и скорые поезда, и я был ошарашен шумом, а не болью: по другому пути прошел скорый поезд с шестью вагонами.

Мужчина допустил ошибку. Он рано меня толкнул.

Я лежал между рельсами, пришел поезд и теперь стоял надо мной. А я лежал в луже ледяной и грязной воды. И слышал голоса:

- Эй! Вы здесь? Вы ранены?

Нет, нет. Все о'кей. Мне ничего не надо. Когда-нибудь они отведут назад поезд, я встану, отряхнусь и пойду дальше.

Я перекатился вбок и выбрался через колею скорого поезда на другую платформу. Залез наверх, где на меня все уставились. Полицейские рычали от злости. Подошел поезд и я сел.

Я проехал четыре станции. И четыре станции я размышлял. Потом я вышел и пошел в ночь. Поймал такси. Поехал на вокзал Пенсильвания. Отсюда отправлялся поезд в Филадельфию.

Марта. . . Я хотел к Марте.

Я сел в купе и смотрел на пролетающие мимо дома, фабрики и города, и леса пиний вокруг Принстона. Меня трясло. Я видел лицо Марты в черном зеркале окна. Она очистит с меня грязь и поцелует. . .

Так я успел доехать до Трентона, пока не подумал о том, что у Марты хватает своих собственных забот. Тогда я вышел и два часа ждал обратного поезда.

Вернувшись домой, я запер дверь, сел к окну и выпил ирландского виски, разглядывая темное ночное небо. Когда я лег в постель, меня опять начало трясти. Я ничего не мог с собой поделать. И я дрожал, пока не заснул. . 6.

Жизнь начинается в темноте и кончается в темноте, все, что между этим - кошмарный сон.

Об этом поведал мне однажды какой-то человек в одном алжирском баре. Я должен думать о том, как просыпаться в сером холоде нового дня. Единственное, что можно сделать, - остаться снаружи, говорил этот человек. Возможно он был прав, но жизнь коротка. И тот, кто остается снаружи, никогда не узнает, смог бы он хоть что-то сделать, чтобы облегчить кошмарный сон.