Язык небес

Воздух здесь был заметно холоднее, чем в Гармише, подтверждая, что Малоун поднялся достаточно высоко. Ему следовало бы надеть теплое пальто, но он ненавидел такие вещи. Привычный образ шпиона в тренче был смешон. Выбор слишком ограниченных людей. Малоун опустил руки в перчатках в карманы куртки и взялся за пистолет. Снег хрустел у него под ногами, пока он шел по бетонной дорожке, ведущей к громадному монастырю. Женщина быстро шла по наклонной тропинке, ведущей прямо к дверям церкви. Здесь, как ни странно, было достаточно много людей.

Малоун поспешил, чтобы догнать ее, прорываясь сквозь тишину, нарушаемую лишь звуком подошв, шелестящих по морозному тротуару, и гудками дальних поездов.

Он вошел в церковь через готические ворота, на верхнем сложном тимпане [5] были изображены библейские сцены. Его взгляд немедленно приковали к себе купольные фрески, изображавшие райскую жизнь. Внутри церковь была украшена богатой лепниной и барельефами многочисленных херувимов. И вся эта вычурная роскошь была в глянцевых оттенках золотого, розового, серого, зеленого. Они мерцали так, что создавалось впечатление бесконечного движения и мельтешения. Коттону уже доводилось видеть церкви в стиле рококо; в большинстве своем они были настолько перегружены деталями, что казалось, будто именно здание было построено для этих архитектурных излишеств, а не наоборот. Но весь его прежний опыт никак не повлиял на восприятие этого места. Здесь все было подчинено одной цели, все подчеркивало неповторимую красоту и величие этого места.

Вокруг толпились люди. Некоторые сидели на скамейках. Женщина, за которой он следовал, шла в пятидесяти футах справа от него, за кафедрой, держа курс на другой скульптурный тимпан. Она вошла и закрыла за собой тяжелую дубовую дверь.

Малоун остановился, чтобы подсчитать имеющиеся у него варианты. Выбора не было. Он подошел к двери и взялся за железную ручку. Правая рука все еще сжимала пистолет, находившийся в кармане. Коттон повернул ручку, и дверь легко поддалась.

Комната оказалась меньше, чем он думал. Сводчатый потолок поддерживали небольшие белые колонны. На стенах было много орнаментов, выполненных все в том же стиле рококо, но и здесь они не были неуместными или вычурными. Возможно, это была ризница. Пара высоких шкафов и два стола составляли всю обстановку. За одним из столов стояли две женщины, одну из которых Малоун уже видел сегодня утром в кабинке подъемника.

— Добро пожаловать, господин Малоун, — спокойно произнесла незнакомка. — Я ждала вас.

Глава 8

Мэриленд

12.15

В доме никого не было. Соседний лес был безлюден, но ветер продолжал шептать его имя.

Рэмси.

Адмирал остановился.

Это был не совсем голос — скорее шум, разносимый зимним ветром. Он вошел в дом через открытую заднюю дверь и теперь стоял в просторной гостиной, уставленной мебелью, накрытой грязной коричневой тканью. Окна на дальней стене открывали вид на широкий луг. В доме никого не могло быть. И тогда Лэнгфорд постарался убедить себя, что все это лишь игра воображения.

Лэнгфорд Рэмси.

Был ли это действительно голос или просто его мозг среагировал на всю эту жуткую обстановку?

Адмирал Лэнгфорд Рэмси уехал один со встречи с киванцами. И он был в штатском. Его работа в качестве руководителя военно-морской разведки требовала более тривиальной внешности, и именно поэтому он обычно избегал официальной формы и пользоваться услугами служебного водителя, предложенного правительством. Снаружи на холодной земле не было следов; ничто не указывало на то, что кто-то недавно здесь был. Колючая проволока давно проржавела. Дом, если его можно было так назвать, был практически полностью разрушен, окна разбиты, в крыше зияли дыры, их даже не пытались ремонтировать. И хотя в XIX веке это была элегантная усадьба, сейчас от былой роскоши не осталось ни следа.

Ветер продолжал свою бесконечную работу. Метеосводки показывали, что снежные тучи наконец-то накрыли восток. Рэмси посмотрел на деревянный пол, стараясь увидеть следы, но на нем были только отпечатки его ботинок.

Где-то в глубине что-то упало и покатилось. Разбился стакан? Лязгнул металл? Сложно сказать.

Адмирал расстегнул пуговицы пальто, достал автоматический «вальтер» и подкрался с левой стороны. Коридор перед ним терялся в глубоких тенях, и Рэмси невольно содрогнулся. Нужно было пройти этот коридор до конца.

Звук возник снова. Скребущий. Справа от него. Еще один звук. Металл по металлу. В задней части дома. По-видимому, в доме все же был кто-то еще.

Оказавшись в главном зале, Рэмси решил, что более решительные действия дадут ему необходимое преимущество, особенно если они — кем бы те ни были — продолжат действовать ему на нервы непонятным скрежетанием.

Он вздохнул, приготовил пистолет и ворвался в кухню.

В десяти футах, вольготно расположившись на одном из столов, на него смотрела собака. Это был большой пес, скорее всего, обыкновенная дворняга — большая голова, округлые уши, рыжая шерсть со светлыми подпалинами.

Пес зарычал. Показались острые клыки, и Рэмси подумал, что он может прыгнуть на него в любой момент.

И тут из холла донесся громкий лай. Две собаки?

Первая спрыгнула со стола и выскочила наружу через дверь кухни. Адмирал бросился назад, в холл, и как раз тогда, когда он достиг цели, другая собака впрыгнула через разбитое окно.

Он выдохнул.

Рэмси.

Казалось, будто ветер сам превратился в голос и заговорил. Шепотом.

А было ли это?

Адмирал приказал себе игнорировать все эти нелепости и вышел в коридор, проходя мимо вздувшихся обоев и упакованной мебели. Старое пианино было раскрыто. Картины отливали призрачным светом, просачивающимся через оберточную бумагу. Рэмси считал, что разбирается в искусстве. Он остановился, чтобы рассмотреть их поближе. Рисунки времен Гражданской войны, выполненные сепией. Один изображал Монтичелло, другой — Маунт-Вернон.

В столовой он остановился и попытался представить, как было здесь два столетия назад. Званый обед, бифштексы и теплый пирог. Возможно, виски с содовой подавали уже позже, в гостиной. Наверное, играли в бридж, пока камин наполнял комнату теплом и ароматом эвкалипта. Естественно, предки Рэмси находились снаружи, замерзая в жалких домишках рабов.

Адмирал посмотрел вдоль длинного коридора, комната в конце заставила его идти вперед. Он опять бросил взгляд на пол, но и здесь только пыль покрывала доски.

Он остановился в конце коридора, не заходя в комнату.

Еще один вид бесплодного луга неясно вырисовывался через грязное окно. Вся мебель, за исключением стола, была накрыта упаковочной бумагой. Старая потрескавшаяся столешница из эбенового дерева была густо покрыта серо-голубой пылью. Оленьи рога цеплялись за стены темно-серого цвета, а коричневые простыни закрывали то, что при ближайшем рассмотрении оказалось книжными шкафами. Пыль легко кружилась в воздухе.

Рэмси.

Но это был не ветер.

Адмирал определил источник звука, ринулся к креслу и сдернул ткань, вызвав тем самым еще одно пылевое облако. И обнаружил магнитофон, лежавший на ветхой обивке; лента была наполовину промотана.

Его пальцы сжались на пистолете.

— Вижу, ты нашел моего призрака, — сказал знакомый голос.

Рэмси развернулся и увидел в дверном проеме человека. Невысокого роста, чуть за сорок, круглое лицо, кожа бледна как снег. В его тонких черных волосах, расчесанных на прямой пробор, серебрилась седина. И он улыбался. Как всегда.

— Нуждаешься в представлении, Чарли? — спросил Рэмси, убирая пистолет.

— Так гораздо забавнее, чем просто сказать «здравствуй». И я люблю собак. Им, кажется, здесь понравилось.

Пятнадцать лет они работали вместе, а адмирал даже не знал его настоящего имени. Он знал его только как Чарльза С. Смита-младшего, с ударением на «младший». Однажды Рэмси попытался расспросить о Смите-старшем и в ответ получил получасовую семейную историю, явную ложь от начала до конца.