Рекламная любовь

— Ой, ну только давай без достоевщины, — поморщился в темноте преподаватель.

— Хорошо, приручаешь к себе. Я за этот месяц привыкаю, привязываюсь… И каждый раз ты мне обещаешь, что заберешь меня в Москву. Что устроишь в шоу-бизнес, или в рекламу, или еще куда… Что поговоришь с нашим ректором бывшим, что покажешь меня ему. А потом уезжаешь. И нет ни тебя, ни твоих обещаний. Я устала. Устала снимать углы, приглашать тебя в гости к подругам… Я выхожу замуж за хорошего, честного, чистого, умного мальчика, понял?

В комнате опять повисла тишина. Затем Антон произнес:

— Послушай меня. Ты ведь не дурочка, понимаешь, что просто так взять и всунуть тебя в телевизор, или в кино, или на подиум я не могу. У меня есть связи, но не такие. Не такого уровня. Сейчас, милая моя, за все нужно платить.

«А я! А я что делаю?..» — едва не вскрикнула Маша. И вцепилась зубами в подушку.

— Тихо, тихо, ну что ты так? Хорошо, я тебе твердо обещаю, что переговорю с кем нужно. Конечно, ты очень красивая женщина. И умная. Но нужно не только это и не столько это. Нужно быть фотогеничной, обаятельной, раскованной, органичной. Нужно уметь быть дурочкой. Это в кадре. А за кадром нужно быть хитрой, злой, жестокой, никому и ничему не верить. Отстаивать свои интересы…

— Я все это могу! Ты совсем не знаешь меня! — убежденно произнесла Маша.

— Да? Что ж, сказано так, что я уже почти верю.

Хорошо, когда Алик будет проводить следующий кастинг, я тебя вызову. О’кей?

— Йес! — Маша захлопала в ладоши.

— А теперь мне пора в гостиницу. Сколько там на часах? О, уже четыре. Нужно собираться. Давай-ка я тебя напоследок немножко изнасилую. Так, неофициально…

— Антон, ты обещал на платье… Оно испорчено.

— Конечно, моя радость. Возьмешь сколько нужно. Потом, потом…

— Нет, сейчас! — жестко произнесла девушка.

— Ого! Сколько металла в голосе. Ты ли это? — изумился Антон.

— Я. Просто я хорошая ученица. Схватываю на лету…

Антон расхохотался и потянулся за бумажником.

Через час они тихо прокрались к дверям, чтобы не разбудить спавшую в кресле Надю.

Маша повернула замок, выглянула на площадку и отпрянула, захлопнув дверь.

Глава 7

ВМЕСТЕ

Она должна была позвонить, но не звонила. Сергей маялся, бродил по комнате, бесцельно перебирая то тетради с конспектами, то глянцевые проспекты мотоциклов. Он включал магнитолу, ставил диски. Временами ему казалось, что в прихожей звонит телефон, он нажимал на кнопку, чтобы остановить музыку. И вслушивался в звенящую тишину. Снова ставил запись, и опять ему слышался телефонный звонок. И телефон действительно дребезжал. Но это не его. Мама подзывала то отца, то бабушку, то сама болтала с подругами. И он решил не ждать больше. Сел за стол, раскрыл конспект, включил музыку. Он любил учить математику под Стинга. И тут в комнату вошла мама.

— Тебя к телефону, Сергей.

По тону, каким были произнесены эти слова, и по особому выражению маминого лица, словно собранного в кулачок, он понял, что звонит Маша. И кинулся в прихожую.

— Здравствуй, Маша, — выдохнул он в трубку.

— Это мама подходила? — весело и ласково спросила Маша.

— Да…

— Какой у нее голос…

— Какой? — напрягся Сергей.

— Красивый. А как ты догадался, что это я звоню?

— По… лицу.

— Маминому?

— Да…

— А…

Голос Маши сразу погас, словно выключатель повернули. Сергея бросило в жар. Вот дурак!

— Пет, ты не думай…

— А я ничего и не думаю, — пренебрежительно кинула Маша.

— Ты что сегодня делаешь? — торопливо спросил Сережа, чтобы уже покончить с проклятым маминым голосом.

— Я… Стираю. Да, стираю. Скоро мой день рождения. Нужно приготовиться.

— Можно, я зайду?

— Нет. Я буду Занята, я же сказала.

— Ну, пожалуйста, я не буду мешать, — канючил Сергей.

— Нет, — холодно и решительно отвечала Маша. Но чем больше она отнекивалась, тем вернее было, что он придет.

Он начал собираться, едва повесил трубку. Для начала отправился в душ.

Маша жила на одной из тихих улочек недалеко от центра. Снимала угол у старых знакомых ее отца. Сереже становилось смешно и грустно, когда она говорила: «Да, снимаю угол».

Как будто этот угол был геометрической фигурой. И Маша его фотографировала. На самом деле ничего смешного не было в том, что двадцатитрехлетняя женщина живет в одной квартире с чужими людьми: отцом и дочерью. Отец был крепкий мужик лет шестидесяти. Еще работал. Дочь — Александра, старше Маши лет на десять, все время пыталась учить Машу жить. Так рассказывала ему Маша. Комната, в которой обитали Александра и Маша, была большой, метров тридцать. И Машин «угол» с большим стрельчатым окном был довольно обширной частью комнаты за шкафами. Там всегда было холодно, потому что батареи грели плохо. В Машином «углу» стояли тахта, покрытая уютным шерстяным пледом, небольшой письменный столик с зеркалом над ним и двумя стульями рядом и ножная швейная машинка «Зингер». Маша хорошо шила. Основными ее клиентами были хозяева.

Сергей позвонил. Долго никто не открывал. Он еще раз нажал кнопку. И снова тишина. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь распахнулась.

Маша стояла на пороге в халате, в больших, явно мужских кожаных шлепанцах на босу ногу. Руки ее были мокрыми. Волосы — влажными и закручивались веселыми барашками вокруг чистого лба.

Всякий раз, когда готовился увидеть ее, Сергей напоминал себе: да, она красива. Ну и что? Пора бы привыкнуть… И не мог привыкнуть. Каждый раз стоял, словно громом пораженный…

— Ну что ты? — рассмеялась Маша. — Что ты как столб соляной?

— Я… Можно к тебе? — теряя от волнения голос, спросил Сергей.

— Ой, ну что ты! Ну конечно нет! — рассмеялась Маша.

В этом она вся. Таким тоном говорят «да». Ну конечно да! А она — нет! Весело и непринужденно. И он тоже рассмеялся.

— Если полчаса подождешь, я выйду.

— Полчаса? Конечно!

Полчаса… Ха! Час, два — сколько потребуется. Он спустился вниз и стал ждать ее у лестничного окна.

И она действительно спустилась к нему ровно через полчаса. Они вышли во двор. Там, за трансформаторной будкой, была их скамеечка. Никому не видная, уютная скамеечка. Сережа достал из рюкзачка детское пикейное одеяльце, заботливо расстелил.

— Садись.

— Это твое? Из детства?

Сережа неопределенно кивнул, опасаясь насмешки.

— Хорошо, что захватил. Ты у меня заботливый, — ласково проговорила Маша и села. Сергей просиял, опустился рядом, осторожно обнял Машу. Она держала спину прямо, не поддаваясь его объятию.

— Что ты? Что ты, Маша? — Он заглядывал в ее лицо.

— Сереженька, я так больше не могу. Так нельзя.

— Что?

— Ну зима же, Сереженька. Холодно! А я хочу, чтобы было тепло. И чтобы я могла куда-то прийти. Это обязательно, понимаешь? Сколько же можно? Вот сейчас я из ванной, распаренная и на мороз… Я же простудиться могу…

— Мы в кино ходим. Там тепло, — глупо ответил Сережа.

— Ах, что кино? — как воспитательница на слова недоумка вздохнула Маша. — Это же не дом. И потом, не все же тратить на кино деньги, которые она дает тебе на завтраки. И этот угол… И ждать тебя по утрам, когда все уйдут… А вдруг кто-то вернется? Помнишь, так уже было. Александра забыла зонтик и вернулась в самый неподходящий момент… Ну что мы все бродим по улицам, сидим во дворах?.. Целоваться на морозе холодно!

— Мне с тобой всегда тепло. Всегда и везде.

— Это тебе тепло, а мне холодно…

— Не надо так… Не говори так… Это неправда. То есть это, конечно, правда… Но ведь я тебя люблю! И ты меня… любишь. И мы часто бываем одни, совсем одни… Нам еще здорово везет! Я иногда удивляюсь, как нам везет… И ты знаешь, ведь я все могу… Все-все. Правда! И знаешь, счастье ведь в каждом из нас, не в обстоятельствах, понимаешь… Вот я люблю…

— Ну да, ты любишь… Я забыла. Дай, посмотрю на тебя. Ты еще ребенок. Мой любимый мальчик. А я злая. Я плохая, испорченная. Хотя… Кто знает. Ты говоришь, что без всего можешь прожить. Но ведь ты не знаешь, можешь ли без этого прожить! Ты живешь дома, понимаешь? Д о м а. Мама тебе ужин готовит. Постельку расстилает. Одевает тебя. Что молчишь?