Суфлёр

Он на свободе. Он разбит, но не сломлен. Он жив. А значит, он вышел за реваншем. Он никому не должен. Все должны ему. Все до единого. И те, кто упрятал его сюда. И те, с молчаливого согласия которых он здесь находился. Этот дикий народ, большая часть которого его ненавидит. За то, что он успешнее, богаче, умнее. Все это время никто не вспомнил, что у него трое детей, его близнецы и дочка, что у него престарелые родители, мама и папа, жена, которая бросила комфортную Москву и переселилась в Читинский острог. Сорвалась из столицы словно неистовая декабристка, в забытый Богом город на урановых копях. Николай 1 сослал восставших декабристов сюда же, в эти унылые, неосвоенные земли. Это было символично и лишний раз доказывало, что он политический ссыльный, узник совести. Странно, но даже стоящая на довольстве Штатов «Международная амнистия» не признала его таковым.

Зато это признал православный батюшка, отец Сергий, оказавшийся бывшим скинхедом, отбывавшим срок в конце 70-ых за национализм. Какова была мотивация его кардинального перерождения– неизвестно, но добрый человек не пожелал освятить администрацию зоны, за что его лишили сана. Это сыграло на руку и об этом раструбили западные СМИ. Надо не забыть о батюшке… Как-то грустно отец Сергий глядел на последней встрече, старался распознать сквозь очки настроение по его слезящимся глазам. А в другой раз настоятеля уже не пустили. Что же он сказал тогда… Ах да… Он сказал: «Многое Вам предстоит претерпеть еще. Многое… Но недолго осталось. Скоро Вы будете свободным. Совсем свободным. От всего свободным…» Что он имел в виду? Жутковато как-то стало тогда. И теперь, когда он вспомнил слова предостережения настоятеля краснокаменского прихода. Ох уж эти попы и раввины. Пророчествуют, а на уме, небось одни деньги.

Хиросимский мало верил в человеческую бескорыстность. Хотя и научился радоваться малейшему проявлению сострадания, к которому становишься особенно чуток, когда тебе по-настоящему плохо. Он все же чувствовал его в отдельных репликах, в письмах, во взглядах. Но трудно было в них верить, ему – нигилисту, особенно под натиском психологической атаки следователей, главным аргументом которых был беспощадный тезис : «Народ тебя ненавидит». Этому он почему-то верил безоговорочно, хоть утверждали это его враги. Просто еврею не надо доказывать, что его ненавидят. Он потому и защищается всю жизнь – богатеет, приобретает связи, строит козни, потому что уверен в окружающей его ненависти и злости. Он просто пытается обезопасить себя. Даже если это еврей наполовину. Как он. Так у всех. И у чеченцев чувство свободы гипертрофированно. Они столько претерпели, что единственным способом защиты от власти считают ее завоевание.

Ну и пусть все его ненавидят. Даже если так. Значит, этот народ нуждается в лечении. В кровопускании. Об этом предстоит позаботиться… Там, в Лондоне, как ему сообщили доверенные лица, скептически отнеслись к его концепции Левого поворота. Они не хотят новой российской революции, они боятся ее. Им сподручнее вместо классовой разжечь этническую, на худой конец, религиозную войну. Какая разница! Как кризис оздоровляет экономику, сбрасывая шлаки, так война, гражданская война, модифицирует общество. Как перегной питает семя, так смерть рождает жизнь! Они намекнули о гражданской войне между самыми близкими, самыми крупными этносами. Настоящее кровопролитие, затяжной конфликт, а не маленькая победоносная война. Между близкими противоречия примечаются быстрее, только близкого можно возненавидеть, только братский этнос можно посчитать предателями. Они имели ввиду украинцев! Они хотят стравить братские народы! Русских и украинцев. Они их уже поссорили. Но какую роль они отвели ему? Оракула, лидера оппозиции, марионетки?

Эти кукловоды его плохо знают. Как только вассал окрепнет, то смахнет суверена. То же проделали большевики с немцами. Это легко. Они слишком поверхностно отнеслись к его «левому повороту»… Он свернет в него, как только момент настанет. Поддержка люмпенов и профсоюзов предпочтительнее поддержки черносотенцев, ибо пролетариев на порядок больше! К тому же, как метко выразился Эйнштейн, национализм – корь человечества. Оно переболеет ею, как только окончательно смешается. И умрут стереотипы, не будет пристрастия, ксенофобии и антисемитизма. Канет в лету расизм. Так будет. Ведь стал мулат-полукровка президентом самой могущественной державы мира! Черт побери! Долой предрассудки! Ну, конечно же, они видят в нем, именно в нем, безвинном страдальце, отсидевшим срок, нового президента России… Да будет так!

- Самолет ждет, - доложили встречающие адвокаты. – Мы должны выполнить все условия сделки с властями и покинуть Россию.

- Я знаю… – улыбнулся Хиросимский. – Но с Вами не полечу. В аэропорт меня доставят люди Дмитрия Вячеславовича Соболевского.

- Кого? – недоумевающе переглянулись адвокаты. – Он же бандит...

Увидев садящийся вертолет, они и вовсе опешили.

- В ваших услугах я сегодня не нуждаюсь! – крикнул напоследок олигарх, и вертолет поднял его в небо. – Это мой маневр. Властям я не доверяю. Это мера предосторожности. До Читы доберусь на вертушке, о которой в ФСБ не знали, а оттуда – на рейсовом самолете, понятно. На рейсовом, и не в коем случае не на частном… Ясно?!

Он летел над серыми панельными пятиэтажками и думал о пыли и о ветре, который несет ее с урановых рудников на безмятежный город. Унылый город еще спал. А быть может, всегда спал. Смиренный пятидесятитысячный Краснокаменск, провинциальный и безропотный до мозга костей, олицетворение безразличной России. Поднимаясь к облакам, он думал, что потратил все это время не зря. Во всем этом возможно был смысл.

Ему и только ему доведется разбудить демона, поднять русский бунт. Его лондонские друзья называют это теорией управляемого хаоса. Ему же все виделось в ином свете. Этот свет особенно ярок, пробиваясь сквозь страдание, подкрепленный громадной ненавистью и нереализованной энергией не дюжей натуры. Гордыня жаждала насыщения, равноценного возмездия. Он был атеистом, но мнил себя пророком. И ровняя себя с мессией, возлагал на себя непосильную ношу, только ему предназначенный крест. Он ведь взаправду считал, что осужден за всеобщий грех. А значит он вправе упрекнуть этот бессердечный народ и наказать его за несправедливость. Его правители и первосвященники ничем не лучше фарисеев, обрекших на гибель праведника и выпустивших на волю убийцу Варраву. Народ кричал, неистовствовал и свистел, требуя у прокуратора отдать им Варраву. Разве полковник Будаков не сегодняшний Варрава, не предпочтительная альтернатива осужденному олигарху, которому даровано было все богатство мира. Но получившему в удел койку с кантиком в блоке со ста пятьюдесятью зэками и проведший долгие годы заточения в «мертвом городе», где счетчик Гейгера не устанавливают лишь потому, что не хотят знать, сколько миллирентген в час излучает дорожная пыль и насколько вредно дарить любимой букеты из местных лютиков и фиалок.

Внизу колосился камыш. Травушка-муравушка росла беспризорно на здешних полях. У подножия красной горы паслись тощие коровы. Они тщательно пережевывали траву с радиоактивной пылью. Злые языки поговаривали, что за вредность местным работягам полагается молоко…