Любовницы по наследству

— Тяжелый вопрос, — угрюмо нахмурив брови, покачал головой капитан. — Порошков лично контролирует это дело. Даже охрану у входа в больницу поставил. Еле уговорил ребят, чтобы меня к тебе пропустили, хорошо, что хоть знакомые попались.

— Наверное, этот олух и впрямь рассудка лишился. — Я поднялся с кровати и неторопливо прошелся по палате, периодически почесывая ноющий затылок.

— Ты-то как сам себя чувствуешь? — поинтересовался Виктор.

— Да нормально, — небрежно махнул рукой я, — даже не ожидал подобного исхода. Когда стена на голову упала, думал, что вообще каюк пришел. А очнулся, — вроде бы и ничего. Доктор говорит, что даже сотрясения нет.

— Доктора получили строгое указание держать тебя здесь до особого распоряжения, даже не смотря на выздоровление. Я, признаться, тоже считаю, что лишняя неделька отдыха тебе ничуть не повредит, — слишком уж много в последнее время вокруг тебя смертей вертится.

— Я тут ни при чем, Витя, поверь. Все это — лихо подстроенная афера. Подобной комбинации я не встречал еще ни в одном детективе.

— Да что ты говоришь? — насмешливо посмотрел на меня Харченко. — Неужели думаешь, что все эти убийства были спланированы против твоей важной персоны?

— То есть, как? — немного не понял я.

— А Порошков что, разве не высказывал тебе подобной версии?

— Наверное, просто не успел. — Я невинно пожал плечами и опустил глаза. — Пришлось не совсем деликатно выставить его за дверь. Но думаю, ему это только на пользу. Так что он там интересное думает?

— Короче. — Харченко удобно расположился на табурете и расслабленно облокотился спиной о стену. — В его рассуждениях проскальзывает идея, что все три взрыва являлись ничем иным, как охотой на тебя… Посуди сам. Машину Колесникова заминировали в тот момент, когда она стояла у твоего дома. Ты ведь мог вполне выйти вместе с ним и в нее сесть. Газовая плита у Батуриных так же взорвалась в тот момент, как только ты там появился. Если бы поехал на лифте, то наверняка попал бы под раздачу. И последнее, — музыкальный центр. Тоже ведь взорвался в тот момент, когда ты находился рядом. Во всех трех случаях тебе просто повезло.

— Абсурд, — возразил я. — Как тогда ты в свою логическую цепочку признание Батурина приклеишь?.. То-то и оно, молчишь. Да и вообще, зачем кому-то желать моей смерти? И даже если так, то ни в одном из случаев ее стопроцентная вероятность не была обеспечена.

— А преступнику она и не требовалась. Может, он удовольствие получает, просто подлянки тебе подсовывая. До тех пор, пока не попадешься… Я уже грешным делом подумал, — может, это тебе твоя девушка подобным образом мстит тебе за измены.

— Кто, Танька?! — Мои глаза от удивления чуть не выкатились из орбит. — Тебе случайно, как и мне, кирпич на голову не падал? Рассуждения ведь совершенно лишены логики. Тоже мне сыщики нашлись.

— Погоди, не горячись, — попытался успокоить меня Виктор. — Просто у Паши Маслюка подобный случай был. И невеста его тоже выглядела, как невинное дитя, и, тем не менее, десять человек по ходу дела на тот свет отправила. Причем Паша, сам того не желая, до самого последнего момента делал ей наводки на нужных людей. Логику тоже, как и ты, обнаружил довольно поздно…

— Да не интересуют меня похождения твоего Паши, — нервно фыркнул я, — какая мне разница, как там было у него? Неужели работа с Порошковым так дурно на тебя влияет? Спустись с неба на землю, Витя, не слушай своего безголового майора! Пусть его целует в зад его любимое начальство. Мое участие во всей этой катавасии — чистой воды случайность.

— Ты говоришь об этом так уверенно…

— Увереннее некуда. — Мой взгляд стал чрезмерно серьезным. — Мне точно известно, кто убил этих троих, но на всякий случай нужно проверить кое-какие факты. А для этого мне крайне необходимо вырваться отсюда. Ты сможешь организовать нормальный выход, или мне придется совершать дерзкий побег из больницы?

Виктор хладнокровно поднял глаза и слегка скривил губы.

— Что же ты, шельма, до сих пор молчал? Откуда вообще ты можешь это знать?

— От верблюда, — грубо ответил я. — Наверное, как ты и предположил, травма головы все мозги наоборот перевернула. Пойми, Виктор, даже если я сейчас тебе расскажу, как все было на самом деле, это все равно не принесет никому никакой пользы. Узнав правду, вы с Порошковым можете только все испортить. Поэтому я и молчал пока что. Без меня уличить преступников вы не сможете. Ни Глеб Чернов, ни, тем более, Николай Батурин здесь не причем. Они не преступники, а обычные жертвы, такие же, как и их жены. И доказать это могу только я, и никто другой.

— Заманчиво говоришь, — усмехнулся Харченко, — наверное, травма головы и вправду не прошла даром. Раньше как будто мании величия за тобой не замечалось.

— Юмор в данном случае далеко не уместен, — как нельзя серьезнее произнес я. — Моя помощь вам сейчас необходима не меньше, чем мне ваша, так что в твоих интересах помочь мне сейчас выбраться из больницы.

— Ладно, не обижайся. — Виктор приблизился ко мне и дружески положил руку на плечо. — Давай договоримся так: ты мне все подробно рассказываешь, и, если убедишь, то я по возможности постараюсь тебе помочь… Договорились?

— Какие же вы, менты, все-таки хитрые создания. — Мне не оставалось ничего другого, как только поверить ему на слово…

Медсестра в своем кабинете, наверняка, довольно быстро уснула, потому что Виктор задержался в эту ночь в моей палате гораздо дольше, чем на полчаса.

ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ

Одному Богу известно, сколько усилий пришлось приложить капитану Харченко для того, чтобы убедить своего самодура-начальника в необходимости моего выхода из больницы. Не знаю, кто именно беседовал с докторами и уговаривал их, но в пятницу в два часа дня я уже спокойно себе шел по городу в своей любимой курточке-пилоте и драповой фуражке на голове с немного наполненным книгами и конспектами дипломатом в руках и умиротворенно дышал свежим воздухом.

Виктор постоянно находился рядом со мной, — это было необходимым условием, непременного выполнения которого потребовали от меня как врачи, так и майор Порошков. Против него я вообще-то не возражал, — помощь Харченко в некоторой мере была мне даже нужна.

… У свеженасыпанного могильного холма находилось три человека — два кудрявых подростка-близнеца в одинаковых зеленых куртках и сопровождаемый ими неподвижный инвалид в коляске. Невдалеке стояла машина, из которой за Глебом Черновым пристально наблюдали двое переодетых в штатское сотрудников милиции. Виктор поприветствовал их лишь легким кивком головы, и мы прошли мимо.

Увидев меня, Чернов развернул свою коляску в нашу сторону и торопливо двинулся навстречу, оставив мальчиков у могилы матери одних. Харченко предусмотрительно отстал от меня на несколько шагов и отошел в сторону, давая возможность поговорить нам с Глебом Семеновичем с глазу на глаз.

— Я почему-то знал, что вы обязательно сюда придете, Андрей Николаевич, — с грустным выражением белого, словно мел, лица сказал Чернов, — только ожидал вас увидеть немного раньше…

— Примите мои искренние соболезнования, Глеб Семенович. — Я легко пожал его протянутую сухую дрожащую ладонь. — Появиться раньше не было никакой возможности, — врачи в больнице задержали.

— Вижу, вам тоже несладко пришлось. — Инвалид сочувственно взглянул на покрывающий мой лоб широкий кусок пластыря.

— Это пустяки, до свадьбы заживет.

Я обошел коляску, взял ее сзади за ручки и медленно покатил по дорожке.

— Вы не думайте, я никакой обиды на вас не держу. — Голос Чернова был тревожным и глухим. Казалось, он раздается откуда-то издалека, из какой-нибудь глубокой могильной ямы, которые окружали нас со всех сторон. — Отнюдь не вы виноваты в смерти Любы. И то, что вам в тот момент суждено было оказаться с нею рядом, для меня тоже не удивительно. Всем своим поведением в течении нескольких последних месяцев Люба усилено нарывалась на неприятности. Я отлично знал о ее романе с Юрием, подозревал, что нечто подобное может произойти и с вами. Во всем виновата она сама, и никто другой. То, что ее похождения закончились так печально, — обычная Божья кара. Я знал, — рано или поздно что-то должно было произойти. Вы, как и многие другие, просто попались на закинутую нею удочку. Только и всего… Милиция обвиняет во всем меня, что ж, пускай обвиняет. Мне от этого хуже, чем есть, уже не будет. Но Бог видит, что ничего подобного я никогда не совершал, хотя разработки этих взрывных устройств в действительности принадлежат мне…