Джандо

Потом Денис взял минорный аккорд, и у Люси вдруг участилось биение сердца — это был всего лишь аккорд, но после сочной радости до мажор он показался наполненным трагизмом и ощущением приближающейся бури.

«А мальчик-то все-таки немножко занимался, втихомолку от мамочки, — подумала Люси. — Наверное, хотел сделать мне приятное».

Она услышала, как пальцы мальчика побежали по клавиатуре, и старое фортепьяно, давно уже не воспроизводящее ничего, кроме «Чижика-пыжика», ожило. Забытый инструмент, словно благодарный пианисту, решил показать все, на что он способен. А пианист был настоящим виртуозом, быть может, не хуже того великого, о котором грезят все рояли мира и который сочинил эту музыку. Денис играл, и Люси, слышавшая только своего сына и стук собственного сердца, никогда бы не могла предположить, что такое возможно. Денис играл «Революционный этюд» Шопена.

— Боже мой, что происходит с мальчиком? — проговорила Люси, не зная, пугаться ей или плакать от радости. — Значит, он репетировал, пользуясь любой минутой, когда меня не было дома. Мальчик мой, он решил сделать мне подарок!

Люси вошла в комнату Дениса и слушала игру своего сына, боясь прервать его и чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. И очень хорошо, что Люси была кино-, а не меломанкой, хорошо, что она сама никогда не занималась музыкой профессионально и, по правде говоря, мало что в ней смыслила. Иначе бы она поняла, что втихомолку от мамочки так выучиться играть нельзя. Иначе бы Люси очень испугалась. Потому что Денис играл не просто технически сложное произведение, он играл его так вдохновенно и блестяще, что любой из великих пианистов, живущих сейчас в мире, смог бы оценить его мастерство и, конечно, в шутку предположить, а не сам ли Шопен вернулся на землю в образе этого молодого гениального дарования. К счастью для себя, Люси всего этого не знала. Иначе бы она очень испугалась. А сегодняшний день и так приготовил немало вещей, которых несложно испугаться.

Денис прервал сам себя.

— Мальчик мой, что происходит? — Люси смотрела на сына глазами, полными любви. — Ты — мое чудо! Где ты так выучился играть?

— Чуть позже я сыграю тебе Вагнера, мама, — проговорил Денис, и Люси удивил и озадачил его взгляд. Он смотрел как-то странно насмешливо. — Ладно, сейчас я хочу отдохнуть. Надо навестить Егора; с ним кое-что вчера произошло… Разбуди меня минут через сорок. — И он прилег на свою софу и тут же уснул.

Сейчас уже прошло полчаса, Люси выпила бутылку пива и решила пойти взглянуть на мальчика. Может быть, надо его укрыть?!

Она не могла ничего понять. Она чувствовала какую-то тревогу.

Студент прошел на кухню огромной Алкиной квартиры и посмотрел в окно. Снег над Москвой не прекращался. И уже начало темнеть — впереди самая длинная ночь. И еще три дня, а потом солнце вырвется из своей зимней темницы и двинется к лету. И день будет отбирать у ночи минуты, затем — часы, а потом придет апрель — лучший месяц в природе.

— Алка, ты говоришь — крайний шкафчик?

— Да… — Голос Алки был очень слабым — все никак не отойдет от своих фантазий.

— Вот, есть лампочка в сто ватт, хотя в таком модном доме, как ваш, это можно было бы делать и не за счет жильцов. Ты как считаешь?

— ТЫ прав…

— Мне, конечно, не лень, но там такая темень… Ты точно не знаешь, куда обращаться в таких случаях?

— Да… Я точно ничего не знаю.

«Черт побери, — подумал Студент, — что бы ей такого сказать? Сидит бледная как полотно. Надо же — так телефонного звонка перепугаться».

— Алка, послушай, не дури — это точно был твой отец. А потом, видимо, кто-то вклинился, такое бывает на линии, и ты прослушала какую-то чепуху, не имеющую к тебе ни малейшего отношения.

— Хорошо, не будут дурить…

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Послушай, я согласен, что это странно — Дядя Витя без конца выигрывает деньги, странно его заявление, что вернули квартиру… Выплатили штраф— это вообще какой-то бред… Вполне возможно, что он уже напился с утра и теперь представил себя героическим борцом с отечественной мафией. Сейчас он еще часок посидит в пивнушке и объявит себя главой Фонда содействия обездоленным, куда все московские криминалы делают ежемесячные отчисления…

— Считай, что ты меня развеселил.

— Но чтобы какие-то телефонные голоса… Прямо голоса с того света… Готический роман ужасов и немного электронных технологий.

— Как ты сказал?

— Что я сказал?! — Студент уже сам пожалел о своем сравнении.

Алка перепугана, ее прямо заклинило.

— Ценю твою деликатность… Насчет голосов ты прав.

— Алка, мы сейчас дождемся Дядю Витю и спокойно переговорим с ним. И увидишь, что все это ерунда. — Студент уже покинул кухню, прихватив с собой лампочку в сто ватт, и сейчас с улыбкой подошел к своей подруге. — Чтобы перестать бояться призраков, надо встретиться с ними лицом к лицу. И тогда они либо тают, либо оказываются обычными людьми. Скорее всего нашему остается последнее. История Всемирного Спиритоведения помалкивает о пьющих призраках…

— Балда ты. — Алка все же улыбнулась. — Книжки надо повнимательней читать… А как же Булгаков?

— Да, действительно, а как же Михаил Афанасьевич? — Студент изобразил на лице что-то вроде искреннего удивления. — Знаю… Скажем так: из всех выпивающих две бутылки водки за ужином Дядя Витя — единственный не призрак… Ну как?

— Иди меняй лампочку, — проговорила Алка с улыбкой. — Специалист по теням великих алкоголиков…

«Ну вот и хорошо — уже смеется, значит, приходит в себя, — подумал Студент. — Пять минут назад, когда я передал ей трубку и почти одновременно раздался этот звонок в дверь, я подумал — она грохнется в обморок».

Пять минут назад, когда раздался звонок в дверь, Студенту стоило немалых усилий успокоить Алку и пойти открывать. Но за дверью никого не оказалось — то ли не дождались, пока он приводил Алку в чувство, а то ли просто балуются соседские мальчишки…

Как все-таки странно иногда можно смотреть на вещи. Совпадения… Какой-то дурацкий разговор вклинился в их телефонную линию, и это совпало со звонком в дверь. Ну конечно, плюс весь этот сюр, связанный с Дядей Витей, ол зет джаз… И дама, считающаяся одной из самых стильных и стебовых в институте, превращается в милую мамзель с кружевными платочками, по малейшему поводу падающую в обморок.

У них в коридоре абсолютная темень — перегорели все лампочки. Десять метров темноты до лифта. И Алка, совершенно спокойно ночевавшая в палатке в лесу во время их весеннего байдарочного похода вдвоем, чуть ли не с мольбой в глазах просит заменить лампочку.

— Я никогда не выйду в эту темноту в коридоре… Я тебя очень прошу — замени лампочку. Может быть, ты прав, но сделай это для меня — пусть там будет светло. И тогда я успокоюсь… — Вот такая тирада.

Ну что тут скажешь?! Только то, как по-разному можно смотреть на одни и те же вещи.

— А фонарик у тебя есть?

— По-моему, он не работает… Возьми свечку.

— Конечно, попросить тебя посветить — пустое занятие? — Студент улыбнулся.

— Я бы сказала, что у тебя талант психоаналитика. — Алка улыбнулась в ответ. — Но кофе тебе приготовлю… И для юной феи тоже, вроде бы она просыпается.

— И на том спасибо… А когда придет Дядя Витя, не вздумай ему подсыпать в кофе мышьяку…

Алка прыснула и посмотрела на Студента с благодарностью.

— Давай быстрее, я тебя жду… И в общем… Я уже в норме.

— Тогда я возвращаю лампочку на место?

— Да. — Алка опять улыбнулась, указывая пальцем на входную дверь. — Только ее место в коридоре.

Фонарик вроде бы работал. По крайней мере после того, как его пару раз тряхнули. Студент спрятал лампочку в широкий внутренний карман джинсовой куртки и на всякий случай прихватил свечку.

— Держи. — Алка протягивала ему свою желтую зажигалку с синей надписью «Крикет». — А мою «Зиппу» посеял?

— Нет, спрятал в тайнике…

На день рождения Алка подарила ему чудный набор — зажигалка «Zippo» и аккуратная самопишущая ручка. Студенту так нравилось пользоваться этой зажигалкой, небрежно открывая и зажигая ее одним щелчком — движением пальцев, что ему показалось, будто он начал больше курить. И хоть ему было плевать на американскую моду некурения, он решил провести эксперимент: неделю пользоваться «Zippo», а потом неделю чем-нибудь другим и сравнить результаты. Эксперимент заведомо оказался неудачным — несколько раз его рука тянулась за «Zippo», но он вспоминал об эксперименте и не курил. И черт его знает, по какой статье пропускать эти попытки — как выкуренные сигареты или как просто желание покрутить в руках свою такую приятную зажигалку.